"Этический ренессанс", или: "Агитатор, учи меня думать!"
Во многом знании многая скорбь.
Благодаря своим жж-френдам (https://labas.livejournal.com/1194987.html https://mnemtsev.livejournal.com/785413.html?view=2538501#t2538501) я вспомнил об этом вновь. Без этой наводки я вряд ли стал бы читать размышлизмы титанов либеральной мысли, но познакомившись с цитатами из самых ее недр, не удержался.
Некто Глеб Морев, "журналист" и "историк литературы" пишет:
"Парадоксальным образом по мере удаления от 1945 г. пышность торжеств все увеличивается, а смысл празднования все больше проблематизируется.
(...)
Связано это, разумеется, с демонстративным подчеркиванием государственного элемента в истории войны и победы. В заостренном (и намеренно заостряемом многими политическими силами в современной России) виде это выражается в формуле «Сталин войну выиграл». Между тем именно в том обстоятельстве, что победившей гитлеровский рейх стороной был сталинский СССР, и заложена изначальная драма Дня Победы, которую нынешний характер празднеств лишь актуализирует.
В исторической ретроспективе ясно, что тоталитарный национал-социалистический режим Гитлера был побежден тоталитарным коммунистическим режимом Сталина и предотвращенное этой победой закабаление Восточной Европы и России гитлеровцами обернулось порабощением части Германии и Восточной Европы сталинским СССР и продолжением репрессивной политики внутри Советского Союза".
Поучительный и грустный пример того жалкого состояния, до которого может докатиться ум журналиста-пропагандиста.
"Журналист" и "историк литературы", вероятно, так часто повторял мантру о тождестве советского и нацистского режима, что в итоге сам поверил в ее эвристическую силу и решил, что если почаще ее бубнить, можно постигнуть глубинный смысл истории.
Совсем не трудно показать, что миф о тождественности этих режимов относится к числу самых глупых идеологем, но эта глупость Морева не самая примечательная.
Забавнее другое: журналист, выдающий себя за историка литературы, сумел просмотреть совершенно банальный исторический факт: большинство войн в истории происходило как раз между совершенно однопорядковыми режимами, и, соответственно, победитель чрезвычайно редко чем-то кардинальным отличался от поверженного им врага. Например, русские князья явно не выглядели образцом гуманизма в сравнении с монгольскими ханами, Российская империя "в исторической ретроспективе" явно не смотрится особенно выигрышно на фоне Швеции или Франции (особенно, если пользоваться той "оптикой", которую предпочитают наши доморощенные "либералы"). Наконец, совершенно однопорядковыми были и политические режимы кайзеровской Германии и царской России - не странно ли, что в среде нашей "либеральной" публики принято делать брови домиком и осуждающе качать головой, вспоминая ленинский лозунг "поражения своего правительства"? Что же вас смущает, господа?
Так что, даже если принять за истину исходный тезис Морева о тождестве двух тоталитаризмов, он окажется слишком легковесным для "проблематизации" 9 Мая. Поражение в той войне имело бы гораздо более катастрофические последствия, чем Брест-Литовский мир, битва на Калке и гипотетически возможное поражение под Полтавой и Бородино вместе взятые.
Отдельного внимания заслуживает набор слов про "порабощение Европы", "продолжение репрессивной политики".
Используя всю эту риторику не к месту, "историк литературы", сам того не понимая, девальвирует ее пафос. Политика Сталина, конечно, была репрессивной как до, так и после войны, но масштабы репрессий до и после были далеко не одинаковыми; преемники Сталина и вовсе обошлись без массовых репрессий. Политика Сталина (не говоря уже о Хрущеве с Брежневым) в отношении стран Восточной Европы, конечно же, не имела ничего общего с восточной политикой Рейха - об этом говорит, например, тот банальный факт, что уровень жизни в оккупированных ГДР, ЧССР, ВНР, ПНР был выше, чем в оккупировавшем их СССР, советская Прибалтика жила лучше большей части РСФСР.
Впрочем, "историк литературы" Морев, как видно из его рассуждений, не считает объективность вещью, без которой в исторических вопросах нельзя обойтись:
"Сегодня, в эпоху всемирного «этического ренессанса» и связанных с ним общественных движений и кампаний (от MeToo до «войны памятников» в США), главенствующим взглядом на историю становится взгляд не объективирующий, но морализирующий".
Неоспоримое достоинство этого морализирующего подхода - его дешевизна. Для того, чтобы морализировать достаточно процитировать слова Ландау о "фашистской природе СССР", влажные мечты солженицынского дворника Спиридона о гибели советского строя в огне атомной бомбардировки и перлы Астафьва о трусливом советском милитаризме. Все это наследие провозглашается "мощной гуманистической традицией" - и вот морализирующий взгляд на историю готов.
Слабая сторона этого дешевого морализаторства состоит в том, что в противовес ему можно точно так же, без труда указать на совершенно иные оценки коммунизма, сделанные не менее известными людьми. На всякого Ландау найдется свой Алферов, на Солженицына - Шаламов, на Астафьева - Платонов. Соревнование в подборе авторитетов часто ведет в дурную бесконечность, но здесь не тот случай: обойма авторитетов у Морева закончится много раньше, чем у того, кто возьмется ему оппонировать.
Благодаря своим жж-френдам (https://labas.livejournal.com/1194987.html https://mnemtsev.livejournal.com/785413.html?view=2538501#t2538501) я вспомнил об этом вновь. Без этой наводки я вряд ли стал бы читать размышлизмы титанов либеральной мысли, но познакомившись с цитатами из самых ее недр, не удержался.
Некто Глеб Морев, "журналист" и "историк литературы" пишет:
"Парадоксальным образом по мере удаления от 1945 г. пышность торжеств все увеличивается, а смысл празднования все больше проблематизируется.
(...)
Связано это, разумеется, с демонстративным подчеркиванием государственного элемента в истории войны и победы. В заостренном (и намеренно заостряемом многими политическими силами в современной России) виде это выражается в формуле «Сталин войну выиграл». Между тем именно в том обстоятельстве, что победившей гитлеровский рейх стороной был сталинский СССР, и заложена изначальная драма Дня Победы, которую нынешний характер празднеств лишь актуализирует.
В исторической ретроспективе ясно, что тоталитарный национал-социалистический режим Гитлера был побежден тоталитарным коммунистическим режимом Сталина и предотвращенное этой победой закабаление Восточной Европы и России гитлеровцами обернулось порабощением части Германии и Восточной Европы сталинским СССР и продолжением репрессивной политики внутри Советского Союза".
Поучительный и грустный пример того жалкого состояния, до которого может докатиться ум журналиста-пропагандиста.
"Журналист" и "историк литературы", вероятно, так часто повторял мантру о тождестве советского и нацистского режима, что в итоге сам поверил в ее эвристическую силу и решил, что если почаще ее бубнить, можно постигнуть глубинный смысл истории.
Совсем не трудно показать, что миф о тождественности этих режимов относится к числу самых глупых идеологем, но эта глупость Морева не самая примечательная.
Забавнее другое: журналист, выдающий себя за историка литературы, сумел просмотреть совершенно банальный исторический факт: большинство войн в истории происходило как раз между совершенно однопорядковыми режимами, и, соответственно, победитель чрезвычайно редко чем-то кардинальным отличался от поверженного им врага. Например, русские князья явно не выглядели образцом гуманизма в сравнении с монгольскими ханами, Российская империя "в исторической ретроспективе" явно не смотрится особенно выигрышно на фоне Швеции или Франции (особенно, если пользоваться той "оптикой", которую предпочитают наши доморощенные "либералы"). Наконец, совершенно однопорядковыми были и политические режимы кайзеровской Германии и царской России - не странно ли, что в среде нашей "либеральной" публики принято делать брови домиком и осуждающе качать головой, вспоминая ленинский лозунг "поражения своего правительства"? Что же вас смущает, господа?
Так что, даже если принять за истину исходный тезис Морева о тождестве двух тоталитаризмов, он окажется слишком легковесным для "проблематизации" 9 Мая. Поражение в той войне имело бы гораздо более катастрофические последствия, чем Брест-Литовский мир, битва на Калке и гипотетически возможное поражение под Полтавой и Бородино вместе взятые.
Отдельного внимания заслуживает набор слов про "порабощение Европы", "продолжение репрессивной политики".
Используя всю эту риторику не к месту, "историк литературы", сам того не понимая, девальвирует ее пафос. Политика Сталина, конечно, была репрессивной как до, так и после войны, но масштабы репрессий до и после были далеко не одинаковыми; преемники Сталина и вовсе обошлись без массовых репрессий. Политика Сталина (не говоря уже о Хрущеве с Брежневым) в отношении стран Восточной Европы, конечно же, не имела ничего общего с восточной политикой Рейха - об этом говорит, например, тот банальный факт, что уровень жизни в оккупированных ГДР, ЧССР, ВНР, ПНР был выше, чем в оккупировавшем их СССР, советская Прибалтика жила лучше большей части РСФСР.
Впрочем, "историк литературы" Морев, как видно из его рассуждений, не считает объективность вещью, без которой в исторических вопросах нельзя обойтись:
"Сегодня, в эпоху всемирного «этического ренессанса» и связанных с ним общественных движений и кампаний (от MeToo до «войны памятников» в США), главенствующим взглядом на историю становится взгляд не объективирующий, но морализирующий".
Неоспоримое достоинство этого морализирующего подхода - его дешевизна. Для того, чтобы морализировать достаточно процитировать слова Ландау о "фашистской природе СССР", влажные мечты солженицынского дворника Спиридона о гибели советского строя в огне атомной бомбардировки и перлы Астафьва о трусливом советском милитаризме. Все это наследие провозглашается "мощной гуманистической традицией" - и вот морализирующий взгляд на историю готов.
Слабая сторона этого дешевого морализаторства состоит в том, что в противовес ему можно точно так же, без труда указать на совершенно иные оценки коммунизма, сделанные не менее известными людьми. На всякого Ландау найдется свой Алферов, на Солженицына - Шаламов, на Астафьева - Платонов. Соревнование в подборе авторитетов часто ведет в дурную бесконечность, но здесь не тот случай: обойма авторитетов у Морева закончится много раньше, чем у того, кто возьмется ему оппонировать.