Неизвестная оппозиция. Из истории 30-х

Jan 08, 2016 20:48

Публикация этой статьи что-то задерживается, да и боюсь представить, в каком виде она будет опубликована. Похороню здесь.

* * *Благодаря трудам историков и немногочисленным мемуарам выживших троцкистов (В. Сержа, А. И. Боярчикова, И. Павлова и др.) сегодня мы неплохо представляем работу Левой оппозиции. Кое-что известно и о послевоенных коммунистах-антисталинцах (таких как Коммунистическая партия молодежи). Однако, насколько мне известно, в контекст леворадикальной мысли до сих пор не была введена информация об антисталинской группе, называвшей себя Единым социалистическим молодежным фронтом и действовавшей в Ленинграде в середине 30-х годов, когда, по уверениям историков наподобие Волкогонова, никакой левой оппозиции вне ссылок и лагерей уже не существовало. Более того - если печальный итог в историях других групп подводят архивные материалы НКВД/КГБ, то Единый социалистический молодежный фронт так и остался нераскрытым.

Единственный источник сведений об этой группе - мемуары ее былого участника, религиозного диссидента А. Э. Краснова-Левитина "Лихие годы". Автор - персонаж, мягко говоря, чуждый для левых кругов. Церковный деятель-"обновленец" и диссидент, в 1974 году высланный из СССР. Сам себя именовал "христианским социалистом", хотя к зрелым годам христианства в нем осталось куда больше, чем социализма. Понятно, что левые редко заглядывают в литературу такого рода.

Следом возникает естественный вопрос: а можно ли доверять мемуарному источнику, да еще исходящему от политически ангажированного автора? Джордж Оруэлл однажды сказал: "Воспоминаниям можно верить только тогда, когда они обнажают что-либо постыдное". Вероятно, он имел в виду не совсем политику, но этим критерием можно воспользоваться и применительно к нашему случаю. Если идеологизированный литератор сообщает невыгодные с "партийной" точки зрения сведения - можно быть почти уверенным, что они соответствуют истине (при условии, что не противоречат общеизвестным фактам).

Краснов-Левитин производит впечатление довольно добросовестного (с поправкой на политическую пристрастность) мемуариста: он вовсе не старается изобразить свой путь в ореоле бесконечных побед, не скрывает метаний, заблуждений и компромиссов, воздает должное идейным оппонентам даже тогда, когда выгодней об этом умолчать. Именно это, как нам кажется, и убеждает в правдивости его рассказа.

Несомненно, православному автору сподручней было бы изобразить группу христианских святош-подвижников; однако из его рассказа следует, что Единый социалистический молодежный фронт сложился под решающим идейным влиянием молодых троцкистов. Костяк группы составили студенты трех ленинградских вузов: герценовского, института им. Покровского и ЛГУ: "В университете тогда было много троцкистской молодежи, были троцкисты и среди преподавателей. Кряжистые, хорошие парни, хотя и довольно хамоватые в обращении, щеголявшие своим пролетарским происхождением".

Лидером последних был Николай (фамилию его Краснов-Левитин не упоминает из соображений безопасности): "Здоровый парень. Белобрысый. Хмурый. (...) Сын старого рабочего-путиловца, который принимал участие в революции, затем в гражданской войне. Его отец - старый троцкист, «отрекшийся формально от своих взглядов». Николай с детства усвоил взгляды отца, учился на рабфаке, работал на заводе". Поначалу Николай не вызвал симпатии мемуариста, черты его довольно отталкивающи: неотесанный и хамоватый выпивоха. Однако, когда дело дошло до дискуссий о программе, молодой троцкист предстал в новом облике:

"Николай требовал безоговорочного принятия программы, составленной с четко большевистских, троцкистских позиций. Володя (единомышленник Краснова-Левитина - bf) буквально трясся от негодования. (...) Наконец, произошел решительный разговор. Володя разразился резкой филиппикой в адрес коммунистов, которые хотят посадить нам на шею вместо грузинских авантюристов жидовских (выпад тем более неожиданный, что сам Володя был, как и я, наполовину еврей, а Николай был чисто русский парень), что Троцкий ничуть не лучше Сталина, что ни он, ни его ребята пальцем не пошевельнут, чтобы надеть те же «портки, только гашником наперед», что нам явно не по пути. Николай тоже озлился: с раздувающимися ноздрями, позеленевший от злости, он четко и ясно изложил свою позицию. Заявил, что их целью вовсе не является сдавать власть буржуазным сынкам. Власть завоевана рабочим классом, и не может быть и речи, чтоб он отдал ее кому-нибудь другому. Вишневский возражал резко и убедительно. Николай, однако, с неотразимой логикой, обнаруживая огромную начитанность в марксистской (и не только в марксистской) литературе, разбил аргументы Вишневского. От добродушного, полупьяного пивного завсегдатая-матерщинника не осталось и следа. Перед нами был эрудированный и глубоко убежденный, стойкий борец".

Наконец, 1 января 1936 года, программа была составлена. Приведем ее целиком:

I. Трудовая и учащаяся молодежь, как наиболее действенная и передовая часть общества, является движущей силой пролетарской демократии и социализма.

II. Главной целью молодежи является борьба с господствующим слоем бюрократии.

III. Молодежь требует внутрипартийной демократии, а также полной демократии внутри страны, которая должна выражаться в свободе критики, в свободе слова, собраний, печати для всех, кроме монархических, фашистских и буржуазных партий.

IV. Молодежный фронт высказывается за сотрудничество с международным рабочим движением (в частности, с Социалистическим Рабочим Интернационалом).

V. Молодежный фронт высказывается за полную свободу профсоюзного движения.

VI. Молодежный фронт считает недопустимым какую бы то ни было принудительную коллективизацию, осуждает всякое прямое или косвенное давление в этом вопросе и высказывается за то, чтобы советское крестьянство само избирало пути своего развития.

VII. Молодежный фронт, являясь интернациональной организацией и признавая за всеми нациями право на самоопределение, в то же время считает необходимым сохранить Союз Советских Социалистических Республик.

VIII. Социалистический молодежный фронт признает полную свободу религиозных и философских убеждений, как за своими членами, так и за всеми гражданами, категорически осуждает какое бы то ни было прямое или косвенное давление в этом вопросе.

IX. Методом работы молодежного фронта является индивидуальная устная и (при возможности) письменная агитация среди молодежи.

X. Ввиду особых условий, в которых действует молодежный союз, каждый вступающий в союз должен носить псевдоним, и всякое разглашение сведений о фронте квалифицируется как предательство и провокация со всеми вытекающими отсюда последствиями ».

"Как видит читатель, - комментирует Левитин, - наша программа в основном отражала установки троцкистской оппозиции и была выработана университетскими ребятами. (...) Считалось, что молодежный фронт объединяет большевиков-ленинцев (троцкистов), социал-демократов и христианских социалистов".

Фактически же, добавим мы, большевики-ленинцы в полной мере проявили свое организационное и идейное превосходство. Они сумели собрать максимум людей и при этом поставить их под большевистское знамя при минимуме уступок. В целом программа "Фронта" выражала идеи левой оппозиции и во многом коррелировала с программой политической революции, сформулированной в те же годы Троцким (см. "Преданную революцию"). Правда, установка на сотрудничество с Венским интернационалом вряд ли вызвала бы одобрение Льва Давидовича, но не следует забывать об условиях жесткой информационной изоляции того времени, да и по правде сказать - какое реальное содержание она могла иметь для подпольной группы молодежи в Ленинграде 1936 года?

Члены "Фронта" делали то, что могли: по крупицам, по единицам собирали людей, убеждали, организовывали... Они не стремились любой ценой расширять организацию, понимая, что это многократно увеличивает риск провала. Главная работа "Фронта" состояла в пропаганде идей, причем не только в вузах, но и среди рабочих:

"Я имел дело с бесчисленным количеством рабочих и, помимо преподавания, незаметно, по ходу дела, популяризировал нашу программу. (...) Беседуешь с людьми, и сам собой почти ежедневно всплывает то тот, то другой пункт нашей программы; лучшее доказательство ее жизненности. И абсолютное большинство моих учеников уходило от меня, вполне усвоив программу, и были вполне подготовлены, чтоб поддержать нашу организацию. Оставалось сделать лишь шаг. Но вот этого-то шага я и не делал. Не мог сделать. Это значило немедленно погубить не только себя, но и целый ряд людей".

Летом 1936 года, замечая рост истерической кампании против "врагов народа", Николай задумчиво сказал: «Что-то там произошло. Предстоит опять кровавая баня. Но пока будем делать, что можем». Однако времени почти не осталось. Началась великая чистка, Большой террор. Отец Николая, бывший оппозиционер, был арестован осенью. "Лучше всего человек познается в опасные моменты. И в это время я хорошо узнал Николая. Он вдруг преобразился; совершенно исчезли элементы пошлости, почти исчезла привычная для него ругань. Речь стала четкой, ясной". Чтобы избежать почти непременного ареста как "член семьи врага народа", он с родными покинул Ленинград. (По словам Левитина, это спасло Николаю жизнь: он сумел избежать репрессий.) В условиях массового террора и шпиономании, когда любое неверное слово грозило арестом, Единый социалистический молодежный фронт лишился любых возможностей действия. Краснов-Левитин так резюмирует его опыт:

"«Фронт» просуществовал примерно год и, конечно, не мог себя особенно проявить в тех условиях. Тем не менее этот год дал мне очень многое: я понял, как много значит подлинное содружество идейных людей. И хотя в 1937 году наш фронт прекратил свою работу и все его члены отошли впоследствии от общественной деятельности, тем не менее ни предателей, ни трусов в нашей среде не нашлось. «Органы» так ничего и не узнали о нашем существовании".

Можно сказать: и узнавать не о чем, вся-то работа уместилась на одном листочке с программой. Но и листочка с программой в те годы было достаточно для наихудшего финала. Организация - самая страшная вещь для любой тирании. Смелые молодые ленинградцы, верные идеям подлинного социализма, выступили на защиту поруганных идеалов революции, и делали то, что могли. То, что должны были. Их опыт достоин памяти.
Previous post Next post
Up