Годы пепла
Я долгое время не мог понять, что мешает мне вздохнуть полной грудью, что мешает связывать мысли воедино, сопоставлять факты, формировать целостное представление о глубинных причинах и последствиях того, что происходит в последние месяцы (может быть, годы). И вот, в одно прекрасное утро, я выдохнул на ладонь горсть серой пыли и... проснулся.
Пепел. Его очень много в нашем воздухе и воде, в наших мыслях и чувствах. Если бы печи крематориев были живыми существами, то 2020 год стал бы для них годом нескончаемой радости и наивысшего наслаждения. Пепел очень прилипчив, и в этом свойстве родственен страху. Пепел, в верхних слоях лёгкий, как пух, в глубине превращается в камень. В пепле очень трудно что-то найти. Когда пепел становится однородным, наступает безвозвратная потеря. Поэтому предания о Фениксе - это прообраз Воскресения, ибо Воскресение есть возвращение оттуда, откуда нет возврата. Феникс может возродиться только из пепла, ибо нет лучшего доказательства всевластия смерти, чем могила огня. И это лучшее доказательство нуждается в опровержении.
Пепел есть не только материя, но и идея - на языке идей пепел называется постмодернизмом.
Не могли жители Берлина и Амстердама, Вероны и Неаполя, Лос-Анджелеса и Бостона различить во вдыхаемом пепле цвет глаз сожжённых в крематориях жертв новой чумы, не могли почувствовать на своих языках шершавость языков погибших и исчезнувших в печах, не могли ощутить на своих губах вкус их губ, ещё недавно произносивших благословения и проклятия, а теперь ставших еле видным осадком на дне стакана воды.
Точно так же и гонящиеся за современностью, "прогрессивностью" взглядов не различают добра и зла, красоты и извращения. Постмодерн уравнял прекрасное и безобразное. Но только в пепле равны половая тряпка и холст Леонардо. Следовательно, "прогресс" постмодернизма есть превращение в пепел.
Пепел стал главным продуктом общества потребления. Огонь по-славянски и назывался потребителем издавна. Потребление "уравнивает" добро и зло, кассовый аппарат в супермаркете (новое божество, из того же пантеона, что и "господь наш Форд" Олдоса Хаксли) равнодушен к горю и радости. Постмодерн набил пеплом множество слов, обратил в пепел множество словарей языков племён Земли. Когда Merry Christmas превращается сначала в Merry X-mas, а затем в Happy Holidays - это явление пепла. Слово "искусство" перенасыщено ядовитым пеплом, как и слово "любовь", и множество ключевых понятий человеческой цивилизации (в первую очередь, разумеется, мишенью является тезаурус христианской цивилизации).
Кажется, никогда мир не был таким безжизненно-одинаковым и холодным, как сегодня. Ибо из пепла очень трудно извлечь тепло, когда он остыл. Пепел западного христианства остывал долго, тысячу лет, и многие, очень многие, от Хильдегарды Бингенской до Гилберта Кийта Честертона, любовались одинокими искрами и грелись у догоревшего костра. Теперь наступили тьма и холод, из которых, по человеческому разумению, нет возврата. Мертвенно-холодное рукопожатие Байдена (как до этого - благословение безбожника Франциска Бергольо) почувствуют многие.
Пепел. Его очень много в нашем воздухе и воде, в наших мыслях и чувствах. Если бы печи крематориев были живыми существами, то 2020 год стал бы для них годом нескончаемой радости и наивысшего наслаждения. Пепел очень прилипчив, и в этом свойстве родственен страху. Пепел, в верхних слоях лёгкий, как пух, в глубине превращается в камень. В пепле очень трудно что-то найти. Когда пепел становится однородным, наступает безвозвратная потеря. Поэтому предания о Фениксе - это прообраз Воскресения, ибо Воскресение есть возвращение оттуда, откуда нет возврата. Феникс может возродиться только из пепла, ибо нет лучшего доказательства всевластия смерти, чем могила огня. И это лучшее доказательство нуждается в опровержении.
Пепел есть не только материя, но и идея - на языке идей пепел называется постмодернизмом.
Не могли жители Берлина и Амстердама, Вероны и Неаполя, Лос-Анджелеса и Бостона различить во вдыхаемом пепле цвет глаз сожжённых в крематориях жертв новой чумы, не могли почувствовать на своих языках шершавость языков погибших и исчезнувших в печах, не могли ощутить на своих губах вкус их губ, ещё недавно произносивших благословения и проклятия, а теперь ставших еле видным осадком на дне стакана воды.
Точно так же и гонящиеся за современностью, "прогрессивностью" взглядов не различают добра и зла, красоты и извращения. Постмодерн уравнял прекрасное и безобразное. Но только в пепле равны половая тряпка и холст Леонардо. Следовательно, "прогресс" постмодернизма есть превращение в пепел.
Пепел стал главным продуктом общества потребления. Огонь по-славянски и назывался потребителем издавна. Потребление "уравнивает" добро и зло, кассовый аппарат в супермаркете (новое божество, из того же пантеона, что и "господь наш Форд" Олдоса Хаксли) равнодушен к горю и радости. Постмодерн набил пеплом множество слов, обратил в пепел множество словарей языков племён Земли. Когда Merry Christmas превращается сначала в Merry X-mas, а затем в Happy Holidays - это явление пепла. Слово "искусство" перенасыщено ядовитым пеплом, как и слово "любовь", и множество ключевых понятий человеческой цивилизации (в первую очередь, разумеется, мишенью является тезаурус христианской цивилизации).
Кажется, никогда мир не был таким безжизненно-одинаковым и холодным, как сегодня. Ибо из пепла очень трудно извлечь тепло, когда он остыл. Пепел западного христианства остывал долго, тысячу лет, и многие, очень многие, от Хильдегарды Бингенской до Гилберта Кийта Честертона, любовались одинокими искрами и грелись у догоревшего костра. Теперь наступили тьма и холод, из которых, по человеческому разумению, нет возврата. Мертвенно-холодное рукопожатие Байдена (как до этого - благословение безбожника Франциска Бергольо) почувствуют многие.