Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия, юродство бо ему есть.
Когда мы рассматриваем события жизни нашего общества и пытаемся дать им оценку, нужно постоянно держать в уме то различие, которое есть в восприятии людей и событий со стороны плотского и душевного умствования, и со стороны духовного рассуждения. Человек плотский, человек душевный (в отрицательном смысле - 1 Кор. 2:14 - "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием") рассматривает события с совершенно иной, противоположной в сравнении с христианской Истиной, точки зрения. Для душевного человека важнее всего его собственный разум, это его божество. Для плотского человека главное - животные влечения, его бог - чрево (Фил. 3:19), плотские удовольствия, как грубые, так и утончённые. Для плотского человека непостижим идеал монашества, для него непонятен истинный смысл поста (он воспринимает его как "диету", ещё одно средство для того, чтобы сделать тело более привлекательным). Для душевного человека необъяснимо наше упорство в том, что мы служим на "мёртвом" и "непонятном" церковно-славянском, поклоняемся иконам, где пространство построено по законам обратной, а не прямой перспективы. Склонный всё упрощать, душевный человек ищет и "находит" "естественные" причины для чудес и знамений. Фундаментальные вопросы, лежащие у истоков наук, его не интересуют (например, современный "учёный" будет протестовать, когда услышит утверждение, что существование материи всё ещё нуждается в доказательствах; вопросы, поставленные англиканским епископом Беркли два столетия назад, с развитием физики должны бы звучать всё громче, но "утилитаристы" в профессорских мантиях затыкают уши, чтобы их не слышать). Утилитаризм, инструментализм, сциентизм - все эти определения, пересекающиеся друг с другом и дополняющие друг друга, обозначают различные степени интеллектуальной лености или страха перед авторитетами георгианской и викторианской эпох. В свою очередь, душевный человек в общественной среде может быть вполне плотским (эпикуреец-интеллектуал) в частной жизни. Стоит ли напоминать и ту очевидную истину, что никто из нас не безгрешен и, следовательно, черты всех трёх типов сознания (духовного, душевного и плотского) в одной и той же личности, как правило, перемешаны?
Впрочем, когда человек выходит в публичное пространство, обычно становится заметно, какой именно тип сознания у него преобладает в данный момент. И поощрение определённого взгляда на вещи (социальные сети давно перестали быть нейтральными площадками, где "растут все цветы", и блокировка Трампа просто сделала давно случившуюся деградацию очевидной для всех) даёт преимущество плотскому и душевному перед духовным.
Это необходимо честно признать, как и то, что в нас самих плотского и душевного, как правило, гораздо больше, чем духовного. Но в том-то и отличие православного христианина от неверующего или верящего в абстрактное божество ("бог в душе"), что православный человек признаёт такое положение (диктатура плоти и лжеименного разума) ненормальным и старается его изменить. А неверующий считает, что "всё в порядке", и если перемены и нужны, то лишь с целью более усердного служения атеистическим богам - комфорту, сциентизму, прогрессу, "природе". Словно на древнем Олимпе, в современном пантеоне богов неверующих людей идёт постоянное соперничество - сторонники "гармонии с природой" враждуют против прогрессистов и поклонников индустриального уклада, сторонники совершенства тела воюют против сторонников комфорта ("бодипозитивщиков") и т.д. Участвовать ли нам, православным, в этих битвах богов и титанов виртуального Олимпа? Но ведь это чревато принятием одной из сторон, а здесь нет правильных позиций, здесь нет "наших". Здесь "не наши" - все. И одновременно все - "наши", поскольку всякая душа - христианка. Например, разрушение природы Господь осуждает: «Блажен, иже скоты милует» (Прит. 12,10). Но и поклонение природным силам тоже недопустимо. О теле недвусмысленно сказано: «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоть» (Рим. 13, 14).
А.П.
Впрочем, когда человек выходит в публичное пространство, обычно становится заметно, какой именно тип сознания у него преобладает в данный момент. И поощрение определённого взгляда на вещи (социальные сети давно перестали быть нейтральными площадками, где "растут все цветы", и блокировка Трампа просто сделала давно случившуюся деградацию очевидной для всех) даёт преимущество плотскому и душевному перед духовным.
Это необходимо честно признать, как и то, что в нас самих плотского и душевного, как правило, гораздо больше, чем духовного. Но в том-то и отличие православного христианина от неверующего или верящего в абстрактное божество ("бог в душе"), что православный человек признаёт такое положение (диктатура плоти и лжеименного разума) ненормальным и старается его изменить. А неверующий считает, что "всё в порядке", и если перемены и нужны, то лишь с целью более усердного служения атеистическим богам - комфорту, сциентизму, прогрессу, "природе". Словно на древнем Олимпе, в современном пантеоне богов неверующих людей идёт постоянное соперничество - сторонники "гармонии с природой" враждуют против прогрессистов и поклонников индустриального уклада, сторонники совершенства тела воюют против сторонников комфорта ("бодипозитивщиков") и т.д. Участвовать ли нам, православным, в этих битвах богов и титанов виртуального Олимпа? Но ведь это чревато принятием одной из сторон, а здесь нет правильных позиций, здесь нет "наших". Здесь "не наши" - все. И одновременно все - "наши", поскольку всякая душа - христианка. Например, разрушение природы Господь осуждает: «Блажен, иже скоты милует» (Прит. 12,10). Но и поклонение природным силам тоже недопустимо. О теле недвусмысленно сказано: «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоть» (Рим. 13, 14).
А.П.