Маленькие письма. Прощание с революцией.

[barjaktarevic]

9 (22) апреля нынешнего года у нашей страны появится шанс завершить революционный процесс, начавшийся в 1917 году и получивший новый импульс в 1989 - 1991 годах. Я застал (в пору своей юности) последние конвульсии революции, я хорошо помню 21 августа 1991 года (как ни странно, я находился тогда в Сухуми). Эйфория от «падения старого режима» тогда, думаю, была не меньшей, чем в феврале 1917 года, только, по законам революционной диалектики, «правыми», контрреволюционерами в августе 1991 года стали называть членов КПСС и «Интерфронтов». Затем «новые красные» (Ельцин, Чубайс, Бурбулис, Полторанин) схлестнулись с «новыми белыми» (Бабурин, Алкснис, Умалатова, М. Астафьев), причём «старые белые» разделились на сочувствующих той или другой стороне, а среди контрреволюционеров новой формации выделялся своей кумачовой напористостью Виктор Анпилов (люди, знавшие историю, подсказали бы, что контрреволюция под красным флагом уже была в России - Воткинск и Ижевск вспомним). Я вижу во всём этом размежевании аналогию с Термидором. Август 1991 года был «российским термидором». Просто надо понимать, что термидорианцы вовсе не стремились свернуть революционный процесс и уж точно не хотели восстанавливать порядки, существовавшие до 1789 года. Лидеры Термидора считали себя истинными выразителями духа революции, а Робеспьера - предателем, который своей безумной политикой лил воду на мельницу реакции. Советская историография поддалась несчастной аберрации исторического кругозора, характерной для революционно-романтической публицистики 1848 года. Тот Робеспьер, про которого мы учили в школе (я говорю о школе 1980-х годов) - мифологическая фигура, слепленная, как из папье-маше, из обрывков воспоминаний и боевых листков публицистов революций 1830 и 1848 годов, а также глупых ораторов Парижской коммуны 1870 г. Идеи настоящего Робеспьера сохранили в своей политической идеологии и практике отнюдь не парижские коммунары, а Жорж Клемансо и Эмиль Комб. Но для российских большевиков Клемансо был «контрреволюционером», поскольку сочувствовал Белому движению. В реальности революционно-демократические убеждения Клемансо никогда не менялись. Действовала та же самая революционная диалектика: тот, кто вчера был революционером, сегодня - «реакционер и прислужник темных сил». Однако, вернёмся к нашему «термидору». Период 1993 - 1999 годов, на мой взгляд, был попыткой революционной диктатуры. Ельцин написал конституцию 1993 года именно с целью приспособить государственную машину для сокрушения остатков «старого порядка» (то есть, порядка, созданного поклонниками романтических мифов о Робеспьере и декабристах). Она в принципе не могла работать на созидание. Зато она давала президенту практически безграничные полномочия. Что из этого вышло - большинство из нас помнят хотя бы по 18 августа 1998 года. Революционная по сути и методам переделка государства и общества на западный манер закончилась крахом ельцинского режима и приходом «антикризисных менеджеров» во главе с Путиным. Впрочем, как и деятели эпохи термидорианского Конвента и Директории, Путин первоначально не желал прекращать революционный процесс, начатый в 1989 (созвучие с 1789!) году. 2001 - 2003 годы были периодом самой тесной связи с Западом. Западным лидерам тогда казалось, что вместо одряхлевшего и терявшего рассудок «друга Бориса» появился «новый Горби» - молодой и энергичный «друг Владимир», настроенный на «максимально конструктивное сотрудничество». Надо сказать, что Путин находил удовольствие подыгрывать этим иллюзиям. Однако, 2004 год, когда Запад открыто поддержал виновников массового убийства детей в Беслане, отрезвил Путина. С 2007 года началось медленное, но неуклонное движение прочь от идеалов «демократической революции» 1989 - 1991 годов. И это движение способствовало оздоровлению народного организма.
Теперь мы находимся в периоде, аналогичном французскому Консульству рубежа XVIII-XIX веков.
Даже конституция, написанная подручными Робеспьера, содержала упоминание о «Великом Существе». Консульство постепенно избавлялось от антицерковной политики, но признание католицизма «религией огромного большинства французского народа» далось далеко не сразу. И это признание знаменовало собой приближение финала революционного процесса. Думаю, уважаемые граждане республики, что упоминание Бога в конституционных новеллах XXXI года нашей нынешней революции - похожее предзнаменование!
А после Консульства, как известно, следует Империя…

Алексей Поповкин, гражданин, но совсем не ситуайен.