Гоголь в Иерусалиме
Оригинал взят у lussiliberts в Гоголь в Иерусалиме
Святая Земля - наверное, единственное место на планете, где бы я действительно хотела побывать, если бы случилась для меня такая возможность. Многие из моих знакомых, побывавших там, признавались, что не оправдались их тайные надежды на перемены души, на изменения в жизни духовной. Говорил об этом и наш духовник, и писали другие священники...
Но на самом деле изменения непременно происходят, просто заметнее они со стороны и продолжаются, наверное, на протяжение всей жизни. О том же говорят воспоминания о паломничестве Н.В.Гоголя в Святую Землю.
Пребывание Гоголя в Святой Земле - малоизученный эпизод его духовной биографии. По свидетельству современников, сам он не любил вспоминать о нем.
Когда один из друзей Гоголя, Михаил Александрович Максимович, профессор русской словесности и ректор Киевского университета Святого Владимира, говорил с ним о том, что было бы хорошо, если бы он описал свое путешествие в Палестину, Гоголь отвечал: «Может быть, я описал бы все на четырех листках, но я желал бы написать это так, чтоб читающий слышал,что я был в Палестине».
Гоголевское описание Литургии у Гроба Господня исполнено высокого воодушевления и теплого чувства: «Я стоял в нем (алтаре. - Авт.) один; передо мною только священник, совершавший Литургию. Диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба. Его голос уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших „Господи, помилуй“ и прочие гимны церковные, едва доходило до ушей, как бы исходившее из какой-нибудь другой области. Все это было так чудно! Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для моленья и так располагающем молиться. Молиться же собственно я не успел. Так мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как очутился перед чашей, вынесенной священником из вертепа для приобщенья меня, недостойного…» (Из письма к Жуковскому из Бейрута от 6 апреля 1848 г.).
Эта ночь, проведенная у Святого Гроба, навсегда осталась в памяти Гоголя. Между тем из его писем можно вывеет заключение (как нередко и делают биографы), что паломничество не дало тех плодов, на которые он рассчитывал. «Скажу вам, что еще никогда не был я так мало доволен состояньем сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, - писал Гоголь 21 апреля 1848 г. отцу Матфею Константиновскому из Одессы. - Только разве что больше увидел черствость свою и свое себялюбье - вот весь результат».
Однако эти смиренные слова приобретают несколько иной смысл, если мы вдумаемся в то, что предшествует им и что следует после них. «Часто я думаю: за что Бог так милует меня и так много дает мне вдруг, - говорит Гоголь в начале письма, - и могу только объяснить себе это тем, что мое положенье действительно всех опаснее, и мне трудней спастись, чем кому другому. …Дух-обольститель так близок от меня и так часто меня обманывал, заставляя меня думать, что я уже владею тем, к чему только еще стремлюсь и что покуда пребывает только в голове, а не в сердце».
И далее, сказав, что никогда еще он не был так мало доволен состояньем сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, Гоголь прибавляет: «Была одна минута… но как сметь предаваться какой бы то ни было минуте, испытавши уже на деле, как близко от нас искуситель! Страшусь всего, видя ежеминутно, как хожу опасно. Блестит вдали какой-то луч спасенья: святое слово любовь. Мне кажется, как будто теперь становятся мне милее образы людей, чем когда-либо прежде, как будто я гораздо больше способен теперь любить, чем когда-либо прежде. Но Бог знает, может быть, и это так только кажется; может быть, и здесь играет роль искуситель…»
«Одна минута», о которой Гоголь писал к отцу Матфею, это, по всей видимости, - ночь, проведенная у алтаря Гроба Господня, когда он приобщался Святых Тайн. О той же «минуте» Гоголь говорил Александре Осиповне Смирновой. По ее словам, он не отвечал, когда его расспрашивали о Иерусалиме, а ей рассказал только «одну ночь, проведенную им в церкви».
Подлинный результат поездки Гоголя в Святую Землю - приобретение настоящего духовного смирения и братской любви к людям. В этом смысле следует понимать и слова Гоголя из письма к Жуковскому от конца февраля 1850 г.: «Мое путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость! Я удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря, и при всем том я не стал лучшим, тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное».
Ольга Васильевна Гоголь-Головня пишет в своих мемуарах: "Мне кажется, он был разочарован поездкой в Иерусалим, потому что он не хотел нам рассказывать". Между тем из последующих ее слов можно заключить обратное: „По его действиям, как я замечала, видно, что он обратился более всего к Евангелию, и мне советовал, чтобы постоянно на столе лежало Евангелие. “Почаще читай, ты увидишь, что Бог не требует долго стоять на молитве, а всегда помнить Его учение во всех твоих делах”. Он всегда при себе держал Евангелие, даже в дороге. Когда он ездил с нами в Сорочинцы, в экипаже читал Евангелие. Видна была его любовь ко всем. Никогда я не слыхала, чтобы он кого осудил. Он своими трудовыми деньгами многим помогал…“
Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская в своих воспоминаниях следующим образом описывает приезд Гоголя в их имение Яготино в 1848 г.: „Лицо его носило отпечаток перемены, которая воспоследовала в душе его. Прежде ему были ясны люди; но он был закрыт для них, и одна ирония показывалась наружу. Она колола их острым его носом, жгла его выразительными глазами; его боялись. Теперь он сделался ясным для других; он добр, он мягок, он братски сочувствует людям, он так доступен, он снисходителен, он дышит христианством. Потом в Одессе я дала ему прочесть эти строки; он сказал мне: “Вы меня поняли, но слишком высоко поставили в своем мнении”“. Перемену в Гоголе заметили и другое. Например, Федор Васильевич Чижов писал 1 июня 1848 г. живописцу Александру Иванову из Киева: „Четвертого дня приехал сюда Гоголь, возвращаясь из Иерусалима, он, кажется, очень и очень успел над собою, и внутренние успехи выражаются в его внешнем спокойствии“.
Один из немногих рассказов Гоголя о его паломничестве к Святым местам передает Лев Иванович Арнольди, когда Гоголь рассказал о своем впечатлении от Мертвого моря, в которое впадает река Иордан и часть которого образовалась на том месте, где стояли некогда нечестивые города Содом и Гоморра: „Я ехал с Базили, он был моим путеводителем. Когда мы оставили море, он взял с меня слово, чтоб я не смотрел назад, прежде чем он мне скажет. Четыре часа продолжали мы наше путешествие от самого берега, в степях, и точно шли по ровному месту, а между тем незаметно мы поднимались в гору; я уставал, сердился, но все-таки сдержал слово и ни разу не оглянулся. Наконец Базили остановился и велел мне посмотреть на пройденное нами пространство. Я так и ахнул от удивления! Вообразите себе что я увидал! На несколько десятков верст тянулась степь все под гору; ни одного деревца, ни одного кустарника, все ровная, широкая степь; у подошвы этой степи, или, лучше сказать - горы, внизу, виднелось Мертвое море, а за ним прямо, и направо, и налево, со всех сторон опять то же раздолье, опять та же гладкая степь, поднимающаяся со всех сторон в гору. Не могу вам описать, как хорошо было это море при захождении солнца! Вода в нем не синяя, не зеленая и не голубая, а фиолетовая. На этом далеком пространстве не было видно никаких неровностей у берегов; оно было правильно овальное и имело совершенный вид большой чаши, наполненной какою-то фиолетовою жидкостию“.
http://simvol-veri.ru/xp/gogol-v-ierusalime.html
Святая Земля - наверное, единственное место на планете, где бы я действительно хотела побывать, если бы случилась для меня такая возможность. Многие из моих знакомых, побывавших там, признавались, что не оправдались их тайные надежды на перемены души, на изменения в жизни духовной. Говорил об этом и наш духовник, и писали другие священники...
Но на самом деле изменения непременно происходят, просто заметнее они со стороны и продолжаются, наверное, на протяжение всей жизни. О том же говорят воспоминания о паломничестве Н.В.Гоголя в Святую Землю.
Пребывание Гоголя в Святой Земле - малоизученный эпизод его духовной биографии. По свидетельству современников, сам он не любил вспоминать о нем.
Когда один из друзей Гоголя, Михаил Александрович Максимович, профессор русской словесности и ректор Киевского университета Святого Владимира, говорил с ним о том, что было бы хорошо, если бы он описал свое путешествие в Палестину, Гоголь отвечал: «Может быть, я описал бы все на четырех листках, но я желал бы написать это так, чтоб читающий слышал,что я был в Палестине».
Гоголевское описание Литургии у Гроба Господня исполнено высокого воодушевления и теплого чувства: «Я стоял в нем (алтаре. - Авт.) один; передо мною только священник, совершавший Литургию. Диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба. Его голос уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших „Господи, помилуй“ и прочие гимны церковные, едва доходило до ушей, как бы исходившее из какой-нибудь другой области. Все это было так чудно! Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для моленья и так располагающем молиться. Молиться же собственно я не успел. Так мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как очутился перед чашей, вынесенной священником из вертепа для приобщенья меня, недостойного…» (Из письма к Жуковскому из Бейрута от 6 апреля 1848 г.).
Эта ночь, проведенная у Святого Гроба, навсегда осталась в памяти Гоголя. Между тем из его писем можно вывеет заключение (как нередко и делают биографы), что паломничество не дало тех плодов, на которые он рассчитывал. «Скажу вам, что еще никогда не был я так мало доволен состояньем сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, - писал Гоголь 21 апреля 1848 г. отцу Матфею Константиновскому из Одессы. - Только разве что больше увидел черствость свою и свое себялюбье - вот весь результат».
Однако эти смиренные слова приобретают несколько иной смысл, если мы вдумаемся в то, что предшествует им и что следует после них. «Часто я думаю: за что Бог так милует меня и так много дает мне вдруг, - говорит Гоголь в начале письма, - и могу только объяснить себе это тем, что мое положенье действительно всех опаснее, и мне трудней спастись, чем кому другому. …Дух-обольститель так близок от меня и так часто меня обманывал, заставляя меня думать, что я уже владею тем, к чему только еще стремлюсь и что покуда пребывает только в голове, а не в сердце».
И далее, сказав, что никогда еще он не был так мало доволен состояньем сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, Гоголь прибавляет: «Была одна минута… но как сметь предаваться какой бы то ни было минуте, испытавши уже на деле, как близко от нас искуситель! Страшусь всего, видя ежеминутно, как хожу опасно. Блестит вдали какой-то луч спасенья: святое слово любовь. Мне кажется, как будто теперь становятся мне милее образы людей, чем когда-либо прежде, как будто я гораздо больше способен теперь любить, чем когда-либо прежде. Но Бог знает, может быть, и это так только кажется; может быть, и здесь играет роль искуситель…»
«Одна минута», о которой Гоголь писал к отцу Матфею, это, по всей видимости, - ночь, проведенная у алтаря Гроба Господня, когда он приобщался Святых Тайн. О той же «минуте» Гоголь говорил Александре Осиповне Смирновой. По ее словам, он не отвечал, когда его расспрашивали о Иерусалиме, а ей рассказал только «одну ночь, проведенную им в церкви».
Подлинный результат поездки Гоголя в Святую Землю - приобретение настоящего духовного смирения и братской любви к людям. В этом смысле следует понимать и слова Гоголя из письма к Жуковскому от конца февраля 1850 г.: «Мое путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость! Я удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря, и при всем том я не стал лучшим, тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное».
Ольга Васильевна Гоголь-Головня пишет в своих мемуарах: "Мне кажется, он был разочарован поездкой в Иерусалим, потому что он не хотел нам рассказывать". Между тем из последующих ее слов можно заключить обратное: „По его действиям, как я замечала, видно, что он обратился более всего к Евангелию, и мне советовал, чтобы постоянно на столе лежало Евангелие. “Почаще читай, ты увидишь, что Бог не требует долго стоять на молитве, а всегда помнить Его учение во всех твоих делах”. Он всегда при себе держал Евангелие, даже в дороге. Когда он ездил с нами в Сорочинцы, в экипаже читал Евангелие. Видна была его любовь ко всем. Никогда я не слыхала, чтобы он кого осудил. Он своими трудовыми деньгами многим помогал…“
Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская в своих воспоминаниях следующим образом описывает приезд Гоголя в их имение Яготино в 1848 г.: „Лицо его носило отпечаток перемены, которая воспоследовала в душе его. Прежде ему были ясны люди; но он был закрыт для них, и одна ирония показывалась наружу. Она колола их острым его носом, жгла его выразительными глазами; его боялись. Теперь он сделался ясным для других; он добр, он мягок, он братски сочувствует людям, он так доступен, он снисходителен, он дышит христианством. Потом в Одессе я дала ему прочесть эти строки; он сказал мне: “Вы меня поняли, но слишком высоко поставили в своем мнении”“. Перемену в Гоголе заметили и другое. Например, Федор Васильевич Чижов писал 1 июня 1848 г. живописцу Александру Иванову из Киева: „Четвертого дня приехал сюда Гоголь, возвращаясь из Иерусалима, он, кажется, очень и очень успел над собою, и внутренние успехи выражаются в его внешнем спокойствии“.
Один из немногих рассказов Гоголя о его паломничестве к Святым местам передает Лев Иванович Арнольди, когда Гоголь рассказал о своем впечатлении от Мертвого моря, в которое впадает река Иордан и часть которого образовалась на том месте, где стояли некогда нечестивые города Содом и Гоморра: „Я ехал с Базили, он был моим путеводителем. Когда мы оставили море, он взял с меня слово, чтоб я не смотрел назад, прежде чем он мне скажет. Четыре часа продолжали мы наше путешествие от самого берега, в степях, и точно шли по ровному месту, а между тем незаметно мы поднимались в гору; я уставал, сердился, но все-таки сдержал слово и ни разу не оглянулся. Наконец Базили остановился и велел мне посмотреть на пройденное нами пространство. Я так и ахнул от удивления! Вообразите себе что я увидал! На несколько десятков верст тянулась степь все под гору; ни одного деревца, ни одного кустарника, все ровная, широкая степь; у подошвы этой степи, или, лучше сказать - горы, внизу, виднелось Мертвое море, а за ним прямо, и направо, и налево, со всех сторон опять то же раздолье, опять та же гладкая степь, поднимающаяся со всех сторон в гору. Не могу вам описать, как хорошо было это море при захождении солнца! Вода в нем не синяя, не зеленая и не голубая, а фиолетовая. На этом далеком пространстве не было видно никаких неровностей у берегов; оно было правильно овальное и имело совершенный вид большой чаши, наполненной какою-то фиолетовою жидкостию“.
http://simvol-veri.ru/xp/gogol-v-ierusalime.html