6 августа. (окончание)
- Юнкера! - негромким, но ясно слышным низким голосом обратился Государь, - вы вступаете в новую для вас самостоятельную жизнь. Не забывайте того, чему научило вас училище. Будьте заботливы и справедливы к нижним чинам, дисциплинированы и исполнительны по службе и хорошими товарищами между собой. Будьте всегда честными и прямыми. С достоинством несите звание Русского Офицера. Верою и правдой служите Мне и России…
Свежевский впитывал в себя эти слова, такие простые и такие глубокие по содержанию. Они волновали его и с новой силой вызывали в нем желание быть чище и лучше, потребность жертвовать собой, будили знакомое чувство подвига, которое так часто, еще с кадетских лет, захватывало и далеко уносило его в мыслях.
Но теперь он не спасал, как прежде, тонущего ребенка, не выносил из бушующего моря огня прекрасную девушку и не возвращал гибнувшего младенца обезумевшей матери.
Присутствие Государя, Его слова о России, собственное полное счастье требовали от него большего подвига.
Он видел себя на войне, ужасной напряженной войне, когда на карту была поставлена честь Государя и слава России. Идет решительный жестокий бой. Кругом ад от грохота и огня разрывающихся снарядов. Противник яростно наступает, так как знает, что успехз сулит ему плен русского Царя и поражение России. Наши войска дерутся доблестно, но их мало и они принуждены отходить под страшным напором врага. Пока еще держится батарея, но и в ней потери громадные. Командир батареи и офицеры выбыли и он, подпоручик Свежевский, вступает в командование батареей.
Как его любимец из «Войны и мира», незаметный герой, капитан Тушин, он хладнокровно распоряжается и, несмотря на рану в руку - не особенно тяжелую, перебегает от одного орудия к другому, шутит, ободряет прислугу. Противник ближе и ближе, густые цепи его уже показываются из-за гребня закрытия. Еще моме6нт и он захватит последний участок фронта.
На батарею скачет адъютант.
- Его Императорское Величество приказал продержаться еще немного; идет подкрепления.
Свежевский с трудом подносит раненую руку к козырьку и решительно отвечает:
- Слушаюсь. Передайте Государю, что батарея умрет, но не покинет позиции.
И как капитан Тушин, он чувствует себя большим и сильным. Могучим голосом командует:
- Картечью. Беглый огонь.
Непрерывный поток снарядов ураганом обрушивается и косит близкие колонны; противник ошеломлен, в его рядах замешательство и, наконец, не выдержав, он бросается в бегство. Наступает перелом боя. В это время долгожданные подкрепления показываются с фланга и стремительным порывом атакуют врага, который в панике отхлынул.
Победа полная. Но разъяренная артиллерия противника набрасывается на батарею и одним из последних снарядов Свежевский смертельно ранен в грудь (навылет).
На короткое время он теряет сознание и когда очнулся, видит перед собой склонившееся дорогое лицо, узнает Государя.
Слабым голосом, но отчетливо, произносит:
- Ваше Императорское Величество, я с радостью умираю за Вас и Россию.
- Подпоручик Свежевский, произвожу Вас в поручики и награждаю Орденом Св. Георгия. Ваш подвиг я не забуду.
И обратившись к врачам, Государь добавляет:
- Спасите его; таких героев мало.
Но спасти его нельзя, он умирает на глазах Государя и… пробуждается от громовых криков юнкеров, восторгом ответивших на последнюю фразу Государя:
- Поздравляю и произвожу вас в офицеры.
- Ура! Ура! - и Свежевский, еще со слезами на глазах - ему жалко было себя - присоединился и излил бескрайние, переполнившие его чувства в этих восторженных криках.
Государь был тронут таким искренним и сильным проявлением радости: счастье других ему доставило удовольствие. В раздумье он постоял несколько секунд, потом медленно прошелся по фронту молодых офицеров, ласково побеседовал с некоторыми из них и тогда под звуки оркестров и несмолкаемые крики «ура» отбыл со смотра.
Фельдъегеря быстро раздавали Высочайшие приказы о производстве, толстые тетрадки, где черным по белому, жирным шрифтом, стояли фамилии двух с лишком тысяч «вновь испеченных» офицеров всех Российских военных училищ.
Получив приказ, Свежевский лихорадочно развернул его и нашел себя и свою 49 бригаду.
- Поздравляю Вас, Виктор Иванович.
Перед ним стоял «Красивый», смеясь, смотрел с высоты своего роста и протягивал руку. Свежевский неуверенно пожал ее.
Как странно. Еще вчера он, как нижний чин, хоть и унтер-офицерского звания, не подумал бы и не посмел обменяться рукопожатием со своим курсовым офицером, да еще с таким как «Красивый».
- Ну что же? Едете сейчас в Питер?
- Так точно… господин капитан, - сбивчиво ответил Свежевский.
- Вы, надеюсь, знаете, как меня зовут?
- Так точно, госпо… Николай Григорьевич.
Молодые офицеры других училищ торопливо расходились и спешили на станцию, где случайно или умышленно, чьими-то заботами ожидал поезд.
Невдалеке, как из-под земли появилось полчище извозчиков.
- Ваше Сиятельство, пожалуйте.
- Поздравляем Вас с Царской милостью.
- Господин офицер, Ваше Сиятельство, сюда, сюда…, - на все лады предлагали они услуги. 6 августа и для них был днем великих и богатых милостей, так как не было щедрее седока, чем «Его Сиятельство», молодой офицер, только что выпущенный из «юнкерей».
- Господа, строиться, - приглашал фельдфебель Челюсткин. Подпоручики в юнкерской форме заняли места. И хоть велико было искушение теперь же, сию минуту, сесть в поезд, в пути переодеться и появиться на Балтийском вокзале во всем блеске 18-летнего офицера… Михайлоны знали, что «по традиции» , одни из всех училищ, они должны вернуться в лагерь строем.
Они вздвоили ряды, молодцевато повернулись, мелькнув белевшими из-под погон Высочайшими приказами, и двинулись. Лица их были суровы и мужественны, как полагается быть у матерых, видавших виды старых вояк (как у капитана Голубинцева).
Но когда, проходя мимо своего начальника училища генерала Вахарловского, они услышал «смирна» и потом впервые «Га-а-а-а-аспада Офицеры», все безразличие и суровость с их лиц исчезло и осталось только одно - трепещущее молодое счастье.