Не наш метод
Каждый политически ангажированный субъект несёт в себе образ идеальной для него политической действительности. Этот образ соответствует критерию: "Если станет так, то я буду политически счастлив". Вполне допустимо, что при выполнении некоторых условий субъект действительно станет "политически счастлив". Ведь эта возможность счастья соответствует его личной психологической организации, иначе она не существовала бы и не воспринималась бы субъектом как его политическое кредо.
Когда доходит до реализации политического идеала, огромное число людей самых разных взглядов приходит к одной и той же мысли: "Все должны начать мыслить и чувствовать так же, как я". Сама по себе эта мысль, безусловно, верна. Если у всех людей критерием счастья окажется тот же идеал, что у конкретного субъекта, и если этот идеал окажется достигнутым, то тогда все, вне сомнения, будут "политически счастливы". Проблема в том, что для достижения этого результата, очевидно, придётся изменить личную психологическую организацию всех людей так, чтобы она стала единообразной с качествами выбранного "эталонного" субъекта. Что едва ли возможно технически даже при помощи жёсткой дрессуры и пропаганды в условиях информационной изоляции. Эксперименты ставились; ничего хорошего не вышло. Люди всегда научатся говорить и делать то, что требует от них машина подавления их воли, но всё же не приобретут естественной склонности к противоестественному для себя. При помощи насилия и обмана можно создать симулякр единства и радоваться, если именно симулякр и есть цель. Но массы людей при этом всё равно будут несчастны, что создаст множество уязвимостей, которыми кто-то непременно воспользуется.
Идея "Мир изменится к лучшему тогда, когда все станут думать так, как думаю я" совершенно безперспективна. При этом к ней, как к алтарю близорукости, постоянно и с самых разных направлений приходит большое число политически ангажированных людей. В некоторых случаях оно и к лучшему для всех - хотя нередко осознаваемое несоответствие действительности желаемому приводит к принятию концепции "Бить этих негодяев по головам", что заканчивается весьма скверно. Если сознательно не ставить задачу разрушения и только разрушения, нужно избегать подобного.
Искусство политики состоит не в том, чтобы заставить всех людей мыслить так же, как мыслишь ты сам. Более того, по небольшому здравому размышлению можно сделать вывод, что как раз этого делать не стоит, поскольку нивелирование сознания субъекта с сознанием массы сделает его из субъекта объектом политики. Искусство политики состоит в том, чтобы заставить людей, которые с тобой несогласны, делать то, что соответствует твоему идеалу. При этом путь обмана нежелателен, поскольку обманы недолговечны и всегда извращают исходную идею. Люди должны иметь возможность действовать в соответствии со своими наклонностями, при этом, если им угодно, оставаясь несогласными с политическим идеалом субъекта, а ещё лучше вообще не зная об его существовании.
Сказанное ограничивает сферу политической стратегии малозатратным и преимущественно закулисным управлением естественными процессами. При таком подходе серьёзные результаты недостижимы не только быстро, но и вообще в какие-либо определённые сроки - что полностью компенсируется надёжностью того, что всё же происходит. Дальше осталось сказать лишь слово "фабианство".
Когда доходит до реализации политического идеала, огромное число людей самых разных взглядов приходит к одной и той же мысли: "Все должны начать мыслить и чувствовать так же, как я". Сама по себе эта мысль, безусловно, верна. Если у всех людей критерием счастья окажется тот же идеал, что у конкретного субъекта, и если этот идеал окажется достигнутым, то тогда все, вне сомнения, будут "политически счастливы". Проблема в том, что для достижения этого результата, очевидно, придётся изменить личную психологическую организацию всех людей так, чтобы она стала единообразной с качествами выбранного "эталонного" субъекта. Что едва ли возможно технически даже при помощи жёсткой дрессуры и пропаганды в условиях информационной изоляции. Эксперименты ставились; ничего хорошего не вышло. Люди всегда научатся говорить и делать то, что требует от них машина подавления их воли, но всё же не приобретут естественной склонности к противоестественному для себя. При помощи насилия и обмана можно создать симулякр единства и радоваться, если именно симулякр и есть цель. Но массы людей при этом всё равно будут несчастны, что создаст множество уязвимостей, которыми кто-то непременно воспользуется.
Идея "Мир изменится к лучшему тогда, когда все станут думать так, как думаю я" совершенно безперспективна. При этом к ней, как к алтарю близорукости, постоянно и с самых разных направлений приходит большое число политически ангажированных людей. В некоторых случаях оно и к лучшему для всех - хотя нередко осознаваемое несоответствие действительности желаемому приводит к принятию концепции "Бить этих негодяев по головам", что заканчивается весьма скверно. Если сознательно не ставить задачу разрушения и только разрушения, нужно избегать подобного.
Искусство политики состоит не в том, чтобы заставить всех людей мыслить так же, как мыслишь ты сам. Более того, по небольшому здравому размышлению можно сделать вывод, что как раз этого делать не стоит, поскольку нивелирование сознания субъекта с сознанием массы сделает его из субъекта объектом политики. Искусство политики состоит в том, чтобы заставить людей, которые с тобой несогласны, делать то, что соответствует твоему идеалу. При этом путь обмана нежелателен, поскольку обманы недолговечны и всегда извращают исходную идею. Люди должны иметь возможность действовать в соответствии со своими наклонностями, при этом, если им угодно, оставаясь несогласными с политическим идеалом субъекта, а ещё лучше вообще не зная об его существовании.
Сказанное ограничивает сферу политической стратегии малозатратным и преимущественно закулисным управлением естественными процессами. При таком подходе серьёзные результаты недостижимы не только быстро, но и вообще в какие-либо определённые сроки - что полностью компенсируется надёжностью того, что всё же происходит. Дальше осталось сказать лишь слово "фабианство".