"Школа жуков" в театре Luzores
Спектакль театра Luzores “Школа жуков” поставлен по нескольким стихотворениям из “Столбцов”. Режиссер спектакля Александр Савчук сообщает в программке: “Столбцы Николая Заболоцкого - размышления о разумных деревьях и талантливых животных. Для нас это повод для создания тихого спектакля-импровизации. Мы импровизируем со словом, пространством, объектами. Мы учимся слушать деревья и тишину”. Целых 50 минут для зрителя открыта “первая школа жуков”. В зале 14 человек.
Из темноты постепенно выхватываются лучом фигуры и лица трех актеров - двух женщин и мужчины. Они выходят в зал строем, босые, в костюмах жуков, напоминающих камуфляж. Их руки прижаты к глазам, а пальцы выше голов. Они жужжат, ревут и пищат. Они жуки. Из нечленораздельных звуков постепенно возникают звуки стихотворения. Потом жужжание останавливается. Актеры по одному, не переговариваясь, не перекрывая чужие звуки своими, читают по одному стихотворению. Первое про корову и коня. Второе про деревья. Третье про человека, который властен над животными и деревьями. Про животных и деревья читают актрисы-женщины, про человека - мужчина. Три стихотворения читаются по три раза. Интенсификация текстов не сопровождается форсированием голосов. Все три раза очень тихо, но внятно. Потом опять возникает жужжание, актер читает финальное стихотворение. Руки устремляются вверх. Жужжание нарастает. Жуки улетают. Остаются только взмывшие вверх руки. Звука нет. Занавес, если бы он был.
В середине спектакля во дворе залаяла собака. Она лаяла очень громко, иногда перекрывая голоса актрис. И этот лай чудесным образом соединился со спектаклем, открыв мне несколько простых ощущений по поводу увиденного. Прежде всего, я понял, почему Заболоцкого нужно повторять несколько раз. Потому что его образы мерцают, переливаются и тут же покидают сознание. Они как бабочки. Их невозможно запомнить с первого раза. Они не предназначены для долгого обдумывания. Их нужно хватать налету. Бабочки дзэна появляются в результате работы с псевдоархаическим материалом. Этот материал чужд сознанию современного человека. И дальше я стал размышлять, почему он ему чужд. Дело в том, что в основе выбранных труппой стихотворений лежит гилозоизм, т.е. одушевление материи. Гилозоизм является продуктом высокоразвитого городского сознания с его двумя крайностями отношения к природе - либо “мы обнимемся с природой”, либо “мы покорим природу”. Современный человек давно уже не верит ни в первое, ни во второе, ни вообще в то, что природа имеет душу. Но самое интересное в том, что и древнему человеку, жившему сельским хозяйством, не могла бы прийти в голову нелепая мысль, что у мира вокруг него есть душа. Такие представления - утопия именно 20 века, породившая Хлебникова и Платонова в прозе и вдохновившая Заболоцкого на концепцию “Столбцов”. И в этой связи следует понять, что современное сознание отвергает не древние представления о мире (которые ему как раз понятны), а гилозоизм как тупиковую ветвь идеологии авангарда. Не хотим мы ни обниматься с природой, ни вставать над нею. Это в прошлом. Наша задача сегодня - найти контакт с первичным миром, хотя бы на время войти в него.
Когда Заболоцкий пишет, что у коровы “косноязычные глаза” и сравнивает корову с домом, или когда он считает коня умнее коровы и пишет про “умное лицо коня”, он не знает, что для древних земледельцев бронзового века корова есть основа и минимум смыслополагания. Корову нельзя сравнить ни с чем, а вот глаза женщины можно сравнить с коровьими (ср. и у Гомера “волоокая Гера”), потому что у коровы красивые глаза. Там, где авангардист 20 века видит в поволоке мутность, там древний земледелец видит красоту. Конь для древних людей - просто конь. Нельзя найти ни одного текста, где было бы сказано, что у кого-то “умное лицо” - даже у людей. Нет у древних иерархии животных, это потом в сказках Нового времени появляется такая иерархия. Быка нельзя сравнить ни с кем. А вот кого-то или что-то можно сравнить с быком. Например, арфу, потому что она громко звучит. Или царя, потому что он яростен в битве. Но царя по той же причине можно сравнить и со львом. Сравнения в древних текстах всегда проводятся по критерию общего сходства в действии или качестве, но не по внешнему облику. Коварный враг сравнивается со змеем, поскольку он ползет по земле. А с конями сравнивали быстроногих гонцов. Разумеется, сравнение коровы с домом или столом, сравнение дерева с животным - за гранью понимания древних. Тогда можно было сравнивать либо искусственное с естественным, либо подобное с подобным. Никто из людей бронзового века не стал бы писать о том, как человек возвысился над природой или как он вошел в единство с ней. Просто потому, что любая часть природы была для него, прежде всего, соотносима с потребностями его тела, и в этом смысле - либо благоприятна, либо вредна для человека. А воспринимать дерево или животное абстрактно, только лишь по форме древний земледелец не умел. Значит, для того, чтобы появился гилозоизм, должно было возникнуть созерцание - плод философии “осевого времени”.
Является ли современный человек созерцателем природы? Ни в коем случае. Он ее потребитель. Теперь он не работает в природе, как раньше, а только пользуется ее плодами. Посещение реального мира проблематично для него. Он умножает свои представления о природе, не будучи в нее вовлечен или стараясь не быть вовлеченным. Отсюда понятно, что о природе у него могут быть любые фантазии, но он едва ли сможет услышать живой голос природного существа. Спектакль Савчука - как раз попытка настройки восприятия на этот голос. Пользуясь всеми средствами собственных голосов, актеры пытаются приобщить зрителя и слушателя к тихому созерцанию. И когда в зале после гудения, жужжания, рева установилась абсолютная тишина, когда восприятие зрителя научилось улавливать мельчайший шум, мельчайшие вибрации, оказался слышен лай собаки. Он прозвучал как голос того мира, который древние считали для себя примером и образцом, который идеализировали романтики и авангардисты, и который становится слышен современному человеку только после искусственного гудения актерских голосов. Пробуждение чувства природы через имитацию природы - таков на сегодня удел человека, забывшего про ее ритмы и зовы.
Из темноты постепенно выхватываются лучом фигуры и лица трех актеров - двух женщин и мужчины. Они выходят в зал строем, босые, в костюмах жуков, напоминающих камуфляж. Их руки прижаты к глазам, а пальцы выше голов. Они жужжат, ревут и пищат. Они жуки. Из нечленораздельных звуков постепенно возникают звуки стихотворения. Потом жужжание останавливается. Актеры по одному, не переговариваясь, не перекрывая чужие звуки своими, читают по одному стихотворению. Первое про корову и коня. Второе про деревья. Третье про человека, который властен над животными и деревьями. Про животных и деревья читают актрисы-женщины, про человека - мужчина. Три стихотворения читаются по три раза. Интенсификация текстов не сопровождается форсированием голосов. Все три раза очень тихо, но внятно. Потом опять возникает жужжание, актер читает финальное стихотворение. Руки устремляются вверх. Жужжание нарастает. Жуки улетают. Остаются только взмывшие вверх руки. Звука нет. Занавес, если бы он был.
В середине спектакля во дворе залаяла собака. Она лаяла очень громко, иногда перекрывая голоса актрис. И этот лай чудесным образом соединился со спектаклем, открыв мне несколько простых ощущений по поводу увиденного. Прежде всего, я понял, почему Заболоцкого нужно повторять несколько раз. Потому что его образы мерцают, переливаются и тут же покидают сознание. Они как бабочки. Их невозможно запомнить с первого раза. Они не предназначены для долгого обдумывания. Их нужно хватать налету. Бабочки дзэна появляются в результате работы с псевдоархаическим материалом. Этот материал чужд сознанию современного человека. И дальше я стал размышлять, почему он ему чужд. Дело в том, что в основе выбранных труппой стихотворений лежит гилозоизм, т.е. одушевление материи. Гилозоизм является продуктом высокоразвитого городского сознания с его двумя крайностями отношения к природе - либо “мы обнимемся с природой”, либо “мы покорим природу”. Современный человек давно уже не верит ни в первое, ни во второе, ни вообще в то, что природа имеет душу. Но самое интересное в том, что и древнему человеку, жившему сельским хозяйством, не могла бы прийти в голову нелепая мысль, что у мира вокруг него есть душа. Такие представления - утопия именно 20 века, породившая Хлебникова и Платонова в прозе и вдохновившая Заболоцкого на концепцию “Столбцов”. И в этой связи следует понять, что современное сознание отвергает не древние представления о мире (которые ему как раз понятны), а гилозоизм как тупиковую ветвь идеологии авангарда. Не хотим мы ни обниматься с природой, ни вставать над нею. Это в прошлом. Наша задача сегодня - найти контакт с первичным миром, хотя бы на время войти в него.
Когда Заболоцкий пишет, что у коровы “косноязычные глаза” и сравнивает корову с домом, или когда он считает коня умнее коровы и пишет про “умное лицо коня”, он не знает, что для древних земледельцев бронзового века корова есть основа и минимум смыслополагания. Корову нельзя сравнить ни с чем, а вот глаза женщины можно сравнить с коровьими (ср. и у Гомера “волоокая Гера”), потому что у коровы красивые глаза. Там, где авангардист 20 века видит в поволоке мутность, там древний земледелец видит красоту. Конь для древних людей - просто конь. Нельзя найти ни одного текста, где было бы сказано, что у кого-то “умное лицо” - даже у людей. Нет у древних иерархии животных, это потом в сказках Нового времени появляется такая иерархия. Быка нельзя сравнить ни с кем. А вот кого-то или что-то можно сравнить с быком. Например, арфу, потому что она громко звучит. Или царя, потому что он яростен в битве. Но царя по той же причине можно сравнить и со львом. Сравнения в древних текстах всегда проводятся по критерию общего сходства в действии или качестве, но не по внешнему облику. Коварный враг сравнивается со змеем, поскольку он ползет по земле. А с конями сравнивали быстроногих гонцов. Разумеется, сравнение коровы с домом или столом, сравнение дерева с животным - за гранью понимания древних. Тогда можно было сравнивать либо искусственное с естественным, либо подобное с подобным. Никто из людей бронзового века не стал бы писать о том, как человек возвысился над природой или как он вошел в единство с ней. Просто потому, что любая часть природы была для него, прежде всего, соотносима с потребностями его тела, и в этом смысле - либо благоприятна, либо вредна для человека. А воспринимать дерево или животное абстрактно, только лишь по форме древний земледелец не умел. Значит, для того, чтобы появился гилозоизм, должно было возникнуть созерцание - плод философии “осевого времени”.
Является ли современный человек созерцателем природы? Ни в коем случае. Он ее потребитель. Теперь он не работает в природе, как раньше, а только пользуется ее плодами. Посещение реального мира проблематично для него. Он умножает свои представления о природе, не будучи в нее вовлечен или стараясь не быть вовлеченным. Отсюда понятно, что о природе у него могут быть любые фантазии, но он едва ли сможет услышать живой голос природного существа. Спектакль Савчука - как раз попытка настройки восприятия на этот голос. Пользуясь всеми средствами собственных голосов, актеры пытаются приобщить зрителя и слушателя к тихому созерцанию. И когда в зале после гудения, жужжания, рева установилась абсолютная тишина, когда восприятие зрителя научилось улавливать мельчайший шум, мельчайшие вибрации, оказался слышен лай собаки. Он прозвучал как голос того мира, который древние считали для себя примером и образцом, который идеализировали романтики и авангардисты, и который становится слышен современному человеку только после искусственного гудения актерских голосов. Пробуждение чувства природы через имитацию природы - таков на сегодня удел человека, забывшего про ее ритмы и зовы.