О необходимости истории эмоций
Я уже неоднократно писал (и в статьях, и в постах), что гипотеза нетождества сознаний древнего и современного человека должна учитывать не только разницу в рациональных построениях, но и разницу в эмоциональных реакциях. Не только в древности, но и в средневековье, и в XIX веке люди чувствовали иначе, чем мы.
Вот еще один пример на ту же тему. У поэта Е.А. Боратынского умерла дочь. И сразу после ее похорон он пишет Вяземскому:
"Потеря ребенка не есть великая потеря, но она живо напоминает возможность утрат важнейших; и эта смерть, которая так неожиданно, так невозвратно похищает у нас то, что мы любим, долго не выходит из памяти. Смерть подобна деспотичной власти. Обыкновенно она кажется дремлющею, но от времени до времени некоторые жертвы выказывают ее существование и наполняют сердце продолжительным ужасом" (1829).
Автор биографии Боратынского, цитирующий это письмо, не может удержаться от осуждения своего героя: "Конечно, в то время в многодетных семьях кончина младенца была обычной и не казалась непоправимой бедой, но все же некоторый налет риторики, присущей Боратынскому в его юности, выглядит досадным..." (Михайлов В. Боратынский. ЖЗЛ, 2015. С. 298).
Подозреваю, однако, что дело даже не в риторике. Если в наше время кому-нибудь сказать, что смерть ребенка не будет для него великой потерей, - как минимум он с тобой после этого раздружится. А тогда все чувствовали иначе. Бог дал - Бог взял - и слава Богу.
Вот еще один пример на ту же тему. У поэта Е.А. Боратынского умерла дочь. И сразу после ее похорон он пишет Вяземскому:
"Потеря ребенка не есть великая потеря, но она живо напоминает возможность утрат важнейших; и эта смерть, которая так неожиданно, так невозвратно похищает у нас то, что мы любим, долго не выходит из памяти. Смерть подобна деспотичной власти. Обыкновенно она кажется дремлющею, но от времени до времени некоторые жертвы выказывают ее существование и наполняют сердце продолжительным ужасом" (1829).
Автор биографии Боратынского, цитирующий это письмо, не может удержаться от осуждения своего героя: "Конечно, в то время в многодетных семьях кончина младенца была обычной и не казалась непоправимой бедой, но все же некоторый налет риторики, присущей Боратынскому в его юности, выглядит досадным..." (Михайлов В. Боратынский. ЖЗЛ, 2015. С. 298).
Подозреваю, однако, что дело даже не в риторике. Если в наше время кому-нибудь сказать, что смерть ребенка не будет для него великой потерей, - как минимум он с тобой после этого раздружится. А тогда все чувствовали иначе. Бог дал - Бог взял - и слава Богу.