15 октября 2014 г. Воление Лермонтова и аскетический ислам
(Это набросок тезисов вероятной статьи)
Мандельштам, всегда отличавшийся точностью в выборе слов, пишет как бы мимоходом:
"А еще над нами волен
Лермонтов, мучитель наш..."
И попадает в десятку.
Лермонтова мы хотели бы не любить, но у нас не получается. В результате наша любовь к нему воистину такая же странная, как его любовь к России: мы признаем его власть над нами. Но это власть не эстетического чувства, а откуда-то проявляемой воли. В Коране сказано, что Аллах "над всякой вещью мощен (al-qadir)". И это арабское qadir образовано от глагола qdr со значениям "проявлять волю" и "предопределять". Так вот, Лермонтов на нас воздействует через силу предопределения. Эта сила проявляется в самые роковые моменты русской истории. Ахматова уже установила, что сила волений Лермонтова воплощена в его юбилейных датах: 1914-1941... и вот теперь 2014, извольте убедиться. Но дело не только в цифрах этих дат, а в том, что Лермонтов как будто знает наше будущее. Северянин необычайно точно для себя (здесь он как раз полная противоположность Мандельштаму) написал: "Он в девушках прочувствует старух". Лермонтов видит, во что превратится то цветущее и прекрасное, когда настанет время его старости и смерти. Он и сам себя в 17 лет представляет лежащим в гробу. Ему свойственна эта связка "судьба-смерть", хотя ведь можно понять судьбу и как совокупность всех событий, которые суждены человеку в жизни. Но для Лермонтова это не так. Его воление сопоставимо с волением ангела смерти Азраила, которого он, кстати, и вводит в русскую литературу из мусульманского фольклора. Этот же Азраил смыкается с архангелом Михаилом - грозным судией, имя которого носил Лермонтов. Сочетание михаило-азраиловского и присутствие сильного исламского начала в лермонтовском взгляде на мир более всего необычны для русской культуры. Лермонтов - посланник тех сил, которые осуществляют справедливый суд, карая неправедность весьма жестоко. Он не барин, а рыцарь, не мудрец, но аскет. Его душа суха. Это Гераклит сказал, что сухая душа - наилучшая. Но сухая душа и самая беспощадная.
Лермонтов - мучитель. Азраил и ангелы коранического ада - точно такие же мучители. Они тащат упирающихся грешников в огонь, и всякий раз, как сгорит их кожа, дают новую, чтобы те продолжали вечно вкушать наказание. Лермонтов мучает нас и коротким слогом своей душеведческой прозы, и строгостью ритма своих стихов, и мятежностью настроений, в них выраженных. Его мировоззрение - скептицизм, его надежда - только на горний мир, где поют ангелы и переговариваются звезды. Лермонтов волен над нами в суде и в смерти. Когда он слишком сильно выступает из ряда великих теней культуры, наступает пора за что-то расплатиться.
Наконец, последняя и необходимая ассоциация в аспекте лермонтовского воления - пророк. И не просто какой-то пророк, а именно Мухаммад. Последнее стихотворение поэта - одноименное - об изгнании пророка и презрении к нему. Характерно, что если Пушкин выбирает в истории Мухаммада момент откровения и обретения истины, то Лермонтов - печальные последствия этого обретения. Пророк Лермонтова уходит из своего города и скитается по городам, как и пророк ислама скитался по оазисам, пока не нашел пристанища в Медине. Когда Лермонтов говорит о Боге, то именно о Едином Боге, фактически об Аллахе. Есть ли у него стихи о Христе? Кажется, и нет.
Значит, можно сказать, что Лермонтов вносит в русскую культуру элементы неродственного ей мироощущения, связанного с абсолютной справедливостью, судом и окончательной смертью в этом мире. И его внешний скептицизм - оборотная сторона его внутреннего аскетизма, весьма близкого к аскетизму (зухду) первоначального ислама.
Получается, что воление Лермонтова над русским человеком аналогично волению Аллаха над каждой вещью этого мира, а лермонтовский суд над нечестивыми вполне тождествен суду ангелов над грешниками в кораническом аду.
Мандельштам, всегда отличавшийся точностью в выборе слов, пишет как бы мимоходом:
"А еще над нами волен
Лермонтов, мучитель наш..."
И попадает в десятку.
Лермонтова мы хотели бы не любить, но у нас не получается. В результате наша любовь к нему воистину такая же странная, как его любовь к России: мы признаем его власть над нами. Но это власть не эстетического чувства, а откуда-то проявляемой воли. В Коране сказано, что Аллах "над всякой вещью мощен (al-qadir)". И это арабское qadir образовано от глагола qdr со значениям "проявлять волю" и "предопределять". Так вот, Лермонтов на нас воздействует через силу предопределения. Эта сила проявляется в самые роковые моменты русской истории. Ахматова уже установила, что сила волений Лермонтова воплощена в его юбилейных датах: 1914-1941... и вот теперь 2014, извольте убедиться. Но дело не только в цифрах этих дат, а в том, что Лермонтов как будто знает наше будущее. Северянин необычайно точно для себя (здесь он как раз полная противоположность Мандельштаму) написал: "Он в девушках прочувствует старух". Лермонтов видит, во что превратится то цветущее и прекрасное, когда настанет время его старости и смерти. Он и сам себя в 17 лет представляет лежащим в гробу. Ему свойственна эта связка "судьба-смерть", хотя ведь можно понять судьбу и как совокупность всех событий, которые суждены человеку в жизни. Но для Лермонтова это не так. Его воление сопоставимо с волением ангела смерти Азраила, которого он, кстати, и вводит в русскую литературу из мусульманского фольклора. Этот же Азраил смыкается с архангелом Михаилом - грозным судией, имя которого носил Лермонтов. Сочетание михаило-азраиловского и присутствие сильного исламского начала в лермонтовском взгляде на мир более всего необычны для русской культуры. Лермонтов - посланник тех сил, которые осуществляют справедливый суд, карая неправедность весьма жестоко. Он не барин, а рыцарь, не мудрец, но аскет. Его душа суха. Это Гераклит сказал, что сухая душа - наилучшая. Но сухая душа и самая беспощадная.
Лермонтов - мучитель. Азраил и ангелы коранического ада - точно такие же мучители. Они тащат упирающихся грешников в огонь, и всякий раз, как сгорит их кожа, дают новую, чтобы те продолжали вечно вкушать наказание. Лермонтов мучает нас и коротким слогом своей душеведческой прозы, и строгостью ритма своих стихов, и мятежностью настроений, в них выраженных. Его мировоззрение - скептицизм, его надежда - только на горний мир, где поют ангелы и переговариваются звезды. Лермонтов волен над нами в суде и в смерти. Когда он слишком сильно выступает из ряда великих теней культуры, наступает пора за что-то расплатиться.
Наконец, последняя и необходимая ассоциация в аспекте лермонтовского воления - пророк. И не просто какой-то пророк, а именно Мухаммад. Последнее стихотворение поэта - одноименное - об изгнании пророка и презрении к нему. Характерно, что если Пушкин выбирает в истории Мухаммада момент откровения и обретения истины, то Лермонтов - печальные последствия этого обретения. Пророк Лермонтова уходит из своего города и скитается по городам, как и пророк ислама скитался по оазисам, пока не нашел пристанища в Медине. Когда Лермонтов говорит о Боге, то именно о Едином Боге, фактически об Аллахе. Есть ли у него стихи о Христе? Кажется, и нет.
Значит, можно сказать, что Лермонтов вносит в русскую культуру элементы неродственного ей мироощущения, связанного с абсолютной справедливостью, судом и окончательной смертью в этом мире. И его внешний скептицизм - оборотная сторона его внутреннего аскетизма, весьма близкого к аскетизму (зухду) первоначального ислама.
Получается, что воление Лермонтова над русским человеком аналогично волению Аллаха над каждой вещью этого мира, а лермонтовский суд над нечестивыми вполне тождествен суду ангелов над грешниками в кораническом аду.