Надежда умерла. А, нет! Опять очнулась.
И снова умерла. В который раз.
И ощущение меня коснулось,
Что бог-реаниматор - он без глаз.
Бубуся, я лечу к тебе. Ну как лечу? Это когда ты надеваешь крылья, делаешь пару пробных взмахов и уже готов сорваться в крутом пике навстречу почти счастью, как тебя что-то останавливает. То котлету не доел, то шнурок не завязал, то вытащить забыл. Ну как забыл? В конечном то итоге ты вытащил, но не полностью. Ну то есть вытащил то полностью, но не весь. В смысле весь, но частично. И вот когда ты частично забыл, а тебя полностью вспомнили, то вот тут уже крылья не помогут, а даже могут помешать. Ну как помешать? Когда рентабельней уходить огородами, а ты рвешься безумным венгерским Икаром к солнцу, то будь готов к полетам не во сне, а наяву. Ну как наяву? Ты просто потеряешь четкую грань между сном и явью, когда твоя частичная забывчивость отчетливо напомнить тебе о своих правах и твоих обязанностях и ты будешь летать на крыльях между тремя работами и четко начнешь понимать - забывчивость это не преступление, забывчивость это смертный грех, который должен караться сурово и неотвратимо, но не так сурово, как тебя, хотя так же неотвратимо.
К чему это я? Ах, да. Сегодня надеюсь посмотреть бубусю Карли в образе биспащядной красоты, которая требует человеческих жертв. "Люси". Это которая "Люси", а не которая Газманов.
Надеюсь, посмотрю.
Надежда умерла. А, нет! Опять очнулась.
И снова умерла. В который раз.
И ощущение меня коснулось,
Что бог-реаниматор - он без глаз.
На самом деле про т.н. "бога" я думаю несколько иначе, и тоже в рифму.