Героям сала посвящяется.
Дед, когда резал свинью, редко кого из соседей или знакомых звал на помощь. Четыре сына, три дочери - мало что ли? Не, ну понятно, дочери по подворью за поросём не бегали, они бабушке помогали, в сенях и в доме готовили сковородки, банки, тарелки, кастрюли, вёдра - под разнообразную мясную продукцию из супермаркета "Кабанчик и Ко". Мясо, голяшки, рульки, суб.продукты, кишки (бабушка набивала колбасу), ребра, кости, зап.части головы - удивительно, сколько может занять места один-единственный двухлеток, если его грамотно раздербанить. А дед дербанил грамотно, недаром всю жизнь жил на земле и держал скотину.
Но соседей-знакомых звать приходилось, особенно когда сыновья еще до армии были. А то зря что ли самогонку ставил? Бабушка ворчала, но не всерьёз - "Вы хоть разделайте сначала, прежде чем нажрётесь!". Не всерьёз, потому что знала, что дед никогда не нажирался, просто не успевал - почувствовав лишка, дед просто шёл в спальню и валился на кровать спать. Весь в меня. Но это было после, а до этого поросёнок Пётр был уже расфасован и даже попробован на вкус - жаркое из свежезарезанных почек, легких, сердца и печенки, посыпанное свежим зеленым и репчатым лучком, со свежеподжареной картохой, солеными грибочками и огурчиками и укропом с грядки, в исполнении бабушки было великолепно-неподражаемо. Дед даже трезвел, когда закусывал прямо со сковородки еще шкворчащими поджарками.
Веселье начиналось с утра. Дед посылал самых молодых бойцов (меня и самого младшего сына, моего дядьку) готовить поле битвы. Мы убирали с подворья всякий хлам, переносили загородки. Постепенно вырисовывалась арена Колизея. Потом выбранного к закланию агнца Борьку (почему-то всех свиней, кого резали, звали Борька. А, нет, еще Пётр. А, нет, Петра еще не зарезали. А жаль.) отгоняли в сторону от других свиней, их загоняли в свинарник, а Борька начинал суматошно нарезать круги по пустому двору, предчувствуя что-то нехорошее. Наступала вторая очередь Марлезонского еблета балета - гонки по вертикали.
Выходят на арену силачи (с). На подворье выходили взрослые и полувзрослые тролли - "Дед и сыновья". Они перешучивались, лениво поплёвывали, двигались не спеша, постепенно оттесняя Борьку в угол. Тот зыркал из подлобья, пытаясь нахмурить белесые щетинистые брови, смешно тряс ушами и крючком хвоста и начинал уже повизгивать с дурниной. Не желая мучить животное, пейзане старались побыстрее изловить Борьку. Тот метался, уворачиваясь как игрок в регби с мячом от нападающих. Наконец пойманный, начинал уже беспрестанно верещать. Повалив на бок, его держали втроем. Дед быстро доставал из сапога свинорез - заточенный до узости шила длинный нож, безошибочно находил нужную точку и почти без замаха всаживал по самую рукоять в сердце. Дальше было дело техники - две дырки в задних ногах, продевали веревку и подвешивали вниз башкой. Дед еще раз использовал свинорез - распахивал горло, что бы стекла кровь. Под это дело выпивалась очередная стопка. Как-то раз дед подставил под стекавшую кровь кружку и дал попробовать. Больше одного глотка я не осилил и чуть не блеванул. Не получился из меня вампир.
Потом разжигалась паяльная лампа и поросёнку опаливали шкуру. Дело серьезное и кропотливое - если плохо опалить, то корни щетины останутся на шкуре и потом будешь только плеваться, жуя шкурку от сала со щетиной. Вот во время процесса опаливания можно и поближе подойти и попросить деда отрезать ухи у порося - почти поджаренные свежие хрящики такие вкусные. Далее уже было малоинтересно - туша разделывалась и мясо складировалось куда надо. А свежая требуха шла прямиком на сковородки, где бабушка наколдовывала вышеупомянутое жаркое. Через некоторое время солилось сало. И в кадке под гнётом и в тузлуке - в рассоле. А еще было смальце - брался кус солёного сала, отрезалась шкурка, а сало прокручивалось через мясорубку. Полученная масса закатывалась в банки и стояла в погребе. Смальце ели так - намазывали на черный хлеб (кто ест сало с белым хлебом - тот лох), посыпали мелко рубленым чесноком и заедали это дело пёрышками зеленого лука. Смальце на хлебе ели с - жареной картошкой, борщом, щами, густой куриной лапшой, лапшевником, со сладким чаем, солёными огурцами. Еще бабушка добавляла смальце в тушонку, обеспечивая вкус и более лучшую сохранность продукта.
Вот. Захотелось смальца, а эвона что вспомнилось. Не приподвспомню что-то продукта, более лучше отвечающего таким же параметрам вкуса, нажористости и сохранности, как у сала. Настоящий стратегический продукт на случай зомби-апокалипсиса и прочих увеселений. Про мёд не надо, хоть он и хранится вечно, но это уже совсем другая история. Такие дела.
А как-то раз я привез из деревни полсвиньи - две четверти, заднюю и переднюю. И как дурак, отказался от того, что бы мне ее разрубили на зап.части. И лишь приехав домой (400 км.), я понял, какой я идиот. Вы себе представляете, где и как разделать тушу свиньи в стандартной двушке? Балкон отпадает. Я додумался сделать это в ванной. Обычным ножом. Топора не было. Навыков обвальщика-рубщика не было. Кромсал, как боб на душу положит. Когда пришла жена и посмотрела на рваные куски мяса в ванной и мои руки по локоть в крови, она только спросила - Ты ее взрывал что ли?
Но соседей-знакомых звать приходилось, особенно когда сыновья еще до армии были. А то зря что ли самогонку ставил? Бабушка ворчала, но не всерьёз - "Вы хоть разделайте сначала, прежде чем нажрётесь!". Не всерьёз, потому что знала, что дед никогда не нажирался, просто не успевал - почувствовав лишка, дед просто шёл в спальню и валился на кровать спать. Весь в меня. Но это было после, а до этого поросёнок Пётр был уже расфасован и даже попробован на вкус - жаркое из свежезарезанных почек, легких, сердца и печенки, посыпанное свежим зеленым и репчатым лучком, со свежеподжареной картохой, солеными грибочками и огурчиками и укропом с грядки, в исполнении бабушки было великолепно-неподражаемо. Дед даже трезвел, когда закусывал прямо со сковородки еще шкворчащими поджарками.
Веселье начиналось с утра. Дед посылал самых молодых бойцов (меня и самого младшего сына, моего дядьку) готовить поле битвы. Мы убирали с подворья всякий хлам, переносили загородки. Постепенно вырисовывалась арена Колизея. Потом выбранного к закланию агнца Борьку (почему-то всех свиней, кого резали, звали Борька. А, нет, еще Пётр. А, нет, Петра еще не зарезали. А жаль.) отгоняли в сторону от других свиней, их загоняли в свинарник, а Борька начинал суматошно нарезать круги по пустому двору, предчувствуя что-то нехорошее. Наступала вторая очередь Марлезонского еблета балета - гонки по вертикали.
Выходят на арену силачи (с). На подворье выходили взрослые и полувзрослые тролли - "Дед и сыновья". Они перешучивались, лениво поплёвывали, двигались не спеша, постепенно оттесняя Борьку в угол. Тот зыркал из подлобья, пытаясь нахмурить белесые щетинистые брови, смешно тряс ушами и крючком хвоста и начинал уже повизгивать с дурниной. Не желая мучить животное, пейзане старались побыстрее изловить Борьку. Тот метался, уворачиваясь как игрок в регби с мячом от нападающих. Наконец пойманный, начинал уже беспрестанно верещать. Повалив на бок, его держали втроем. Дед быстро доставал из сапога свинорез - заточенный до узости шила длинный нож, безошибочно находил нужную точку и почти без замаха всаживал по самую рукоять в сердце. Дальше было дело техники - две дырки в задних ногах, продевали веревку и подвешивали вниз башкой. Дед еще раз использовал свинорез - распахивал горло, что бы стекла кровь. Под это дело выпивалась очередная стопка. Как-то раз дед подставил под стекавшую кровь кружку и дал попробовать. Больше одного глотка я не осилил и чуть не блеванул. Не получился из меня вампир.
Потом разжигалась паяльная лампа и поросёнку опаливали шкуру. Дело серьезное и кропотливое - если плохо опалить, то корни щетины останутся на шкуре и потом будешь только плеваться, жуя шкурку от сала со щетиной. Вот во время процесса опаливания можно и поближе подойти и попросить деда отрезать ухи у порося - почти поджаренные свежие хрящики такие вкусные. Далее уже было малоинтересно - туша разделывалась и мясо складировалось куда надо. А свежая требуха шла прямиком на сковородки, где бабушка наколдовывала вышеупомянутое жаркое. Через некоторое время солилось сало. И в кадке под гнётом и в тузлуке - в рассоле. А еще было смальце - брался кус солёного сала, отрезалась шкурка, а сало прокручивалось через мясорубку. Полученная масса закатывалась в банки и стояла в погребе. Смальце ели так - намазывали на черный хлеб (кто ест сало с белым хлебом - тот лох), посыпали мелко рубленым чесноком и заедали это дело пёрышками зеленого лука. Смальце на хлебе ели с - жареной картошкой, борщом, щами, густой куриной лапшой, лапшевником, со сладким чаем, солёными огурцами. Еще бабушка добавляла смальце в тушонку, обеспечивая вкус и более лучшую сохранность продукта.
Вот. Захотелось смальца, а эвона что вспомнилось. Не приподвспомню что-то продукта, более лучше отвечающего таким же параметрам вкуса, нажористости и сохранности, как у сала. Настоящий стратегический продукт на случай зомби-апокалипсиса и прочих увеселений. Про мёд не надо, хоть он и хранится вечно, но это уже совсем другая история. Такие дела.
А как-то раз я привез из деревни полсвиньи - две четверти, заднюю и переднюю. И как дурак, отказался от того, что бы мне ее разрубили на зап.части. И лишь приехав домой (400 км.), я понял, какой я идиот. Вы себе представляете, где и как разделать тушу свиньи в стандартной двушке? Балкон отпадает. Я додумался сделать это в ванной. Обычным ножом. Топора не было. Навыков обвальщика-рубщика не было. Кромсал, как боб на душу положит. Когда пришла жена и посмотрела на рваные куски мяса в ванной и мои руки по локоть в крови, она только спросила - Ты ее взрывал что ли?