Дмитрий Запольский: Борман (о Викторе Харченко) - 2
БОРМАН
продолжение
часть вторая
Расследование шло как по маслу. Вот бывает такое - верхний нюх. Еще не видишь фактуру, еще нет документов и свидетельств, еще все кажется утром зыбким и поверхностным, а к вечеру догадка становится доказанной, документы не просто подтверждают предположение, а доказывают самые невероятные загогулины мысли. Жизнь дарит такие замысловатые сюжеты, что ни в одном кино не покажут. Правильный путь маркирован запутанными знаками. Я не искал подтверждения, что Виктор Харченко враг народа, педофил и английский шпион. Но я убедился, что он жуликоватый дурень, поверивший в свою избранность. Самым трудным было остановиться на железно-доказуемом материале, чтобы не утонуть в тысячах мелочей - воровстве, откатах, поборах с капитанов, пересортице ГСМ, ремонте кораблей силами команды, когда капитан получал от финской верфи четверть стоимости работ и засылал деньги в пароходство, а матросы были счастливы поиметь лишние пятьсот долларов. Махинации с чеками. Продажа магазина «Альбатрос», продажа Морского вокзала тому самому польско-американскому израильтянину за копейки, покупка судов в три раза дороже стоимости первоначального предложения, продажа новых сухогрузов за бесценок. Харченко был безумен, в этом Степашин меня не обманул. Он чувствовал себя Нептуном, владыкой морским и самым хитрым на свете дельцом.
Все это было чудовищно провинциально и тупо. Как директор универсама, он прятал под прилавком партию тушенки и сгущенки, требовал у мясника кусок вырезки бесплатно и приплачивал водителю хлебного фургона трешку, чтобы тот свои плесневелые бублики вез не ему, а в соседний магазин. Забегая немного вперед, скажу, что мы нашли примерно 500 миллионов долларов, на которые директор БМП опустил государство. Следователь прокуратуры, легендарная Валентина Корнилова, бесстрашный детектив-криминалист насчитала миллиард. При этом явного интереса у Харченко не было. Он складывал в своей роскошной обкомовской квартире ящики дорогого виски и коробки с видеомагнитофонами, хрустальные вазы, ковры и прочее советское говно. Когда его арестовали, в гостиной нашли 30 видаков. Судите сами - миллиард убытка и полная квартира панасоников за 300 баксов. Он либо был сумасшедшим, либо получал какое-то дьявольское наслаждение от своих афер. Типа Чикатилы. Только убивал не баб, а бабло.
Первое, что я накопал - это железные основания для отмены приватизации. «Конференция трудового коллектива», принявшая решение о переходе на аренду в реальности не проводилась, телеграммы от капитанов были поддельные, собрания по отделам тоже, да и сами документы были с признаками очевидной липы. Я в течение недели собрал через профком заявления большей части делегатов исторической конференции о том, что их ни сном не духом на собрании не было. Затем мы провели элементарную проверку выдачи валюты на пяти сухогрузах, где в загранку уже не направлялись перпомы. Везде пароходство наябывало капитанов, капитаны - команду. Потом мы запросили всю документацию по парому «Анна Каренина» (о котором прежде чем окончательно спиться Сашенька Яковлева, невзоровская предпоследняя жена сняла бездарный автобиографический фильм на деньги БМП)
Паром был взят в бербоут-чартер. С целью шикарного кидка. При цене 40 миллионов долларов, БМП решило купить его за 60, но вся суть была в схеме, придуманной Виктором Ивановичем: сначала пароходство платит 5 миллионов, а потом каждый день по 30 тысяч в течение 10 лет. Сделав шикарную презентацию, пригласив Собчака в первый рейс (кстати, именно на этом первом рейсе «Анны Карениной» Харченко познакомил мэра с мужем сотрудницы отдела кадров БМП Татьяны Мутко, что дало старт изумительной карьере молодого чиновника Виталия) и угробив на ремонт старой посудины 20 миллионов, Харченко вернул паром бывшему владельцу в связи с нерентабельностью. Я не нашел следов вознаграждения на счетах Харченко. Скорее всего, он просто проебал этот проект. Или, если следовать логике гэбухи, умышленно опустил свое пароходство на огромные деньги.
В расследовании аферы с «Анной Карениной» всплыл один совершенно курьезный эпизод. Во время презентационного плавания Анатолий Собчак был записан в судовую роль как матрос и получил командировочные выплаты в валюте. Какие-то 200 долларов всего, но как же это характеризует Собчака! Мэр города, не брезгующий взять такую мелкую взятку... Виктор Иванович вообще был крайне жаден. Когда началось расследование, он решил заказать меня. И обратился к Косте Могиле, предложив 10000 долларов. Костя сказал, что журов убивать не по понятиям и сделка не состоялась. На самом деле, предложи Харченко в сто раз больше, возможно я бы сейчас не тыкал в клавиши своего асуса. Но наружку, совершенно бездарную и непрофессиональную Витя за мной организовал. Я с наслаждением катался вниз-вверх на переходе «Гостиного двора», показывая факи двум придуркам, играющим в «семерку», расходясь с ними посередине эскалаторов. Короче, шапито. Подруга одного депутата Ленсовета, нервно-манерная журналистка, к которой Харченко обратился с просьбой уничтожить мою репутацию за все тот же мелкий прайс, взяв в компанию нынешнего директора «вконтактика», тоже манерно-нервного юношу, вперлась с камерой в мой дом, пытаясь повторить подвиг «секунд», но я вежливо спустил их с лестницы. В конце концов все обошлось раскуроченной на стоянке машиной. Я же говорю: Харченко не осознавал всю глубину жопы, в которой оказался.
На новой конференции трудового коллектива, где БМП окончательно принимало решение об акционировании, мне не дали слова, хотя сессия Ленсовета приняла специальное решение о том, что трудовой коллектив должен быть ознакомлен с материалами расследования. Во на этой конференции, где меня освистали после речи Харченко о том, что враги пароходства хотят оставить вас, товарищи капитаны без валюты я познакомился с худощавым чернявым фриковатым усатым хмырем в длинном, до пола плаще. Он был очень собран, как кот, высматривающий зазевавшегося растяпу-голубя. Костя-Могила накануне договорился с Харченко о крыше, и это был невероятно лакомый кусок. И в совет трудового коллектива БМП должны были войти его люди. Костю интересовали в ту пурпурную пору не суда и паромы, а всего лишь чековый магазин «Альбатрос», пасясь вокруг которого Костя и пришел к успеху. Через девять лет после той истории я встречу в приемной генерального директора концерна «Сириус-С» и директора Фонда развития телевидения, медиамагната и владельца кучи СМИ Константина Карольевича Яковлева болтливого румяного дедулю, генерального директора колбасной фабрики «Парнас-М» Виктора Ивановича Харченко. Но это будет уже совсем в другой жизни...
В середине ноября 1992 года я на сессии Ленсовета доложил о завершении нашего расследования. Приватизация БМП была не просто незаконной, нелепой и противоестественной. Она нанесла колоссальный ущерб Санкт-Петербургу. Криминал был во всем - от сделки с продажей судов, до десятков арендных договоров по передаче пароходов за копейки в аренду левым конторам с участием Харченко, заключенных вообще без всякого экономического обоснования. От брошенных в иностранных портах сухогрузов и контейнеровозов до аферы с той самой гостиницей на Болеарских островах. Решение совета было коротким: поручить депутату Запольскому Д.Н ознакомить правительство Российской Федерации с результатами работы комиссии.
За командировочным удостоверением и письмом на имя Ельцина я пошел к спикеру. Александр Беляев был председателем Петросовета после Собчака. В принципе с ним можно было работать, но Милонову бы не понравилось. Своеобразный человек. Потом я взял в свою команду его бывшую секретаршу Римму, умевшую виртуозно общаться с чиновниками любого уровня. Она была дамой разговорчивой и нутряная жизнь Петросовета в последний год его существования предстал предо мной в несколько специфическом свете. Учитывая определённые особенности Беляева и Салье. Если будет настроение, как-нибудь напишу трактат о нравах в петербургском депутанике с тех времен до наших дней. В тот момент мне было не до этих милых подробностей, я пришел к Беляеву подписать бумажку. Он говорил по вертушке с Собчаком. И мэр орал. Спикер, сидя за своим столом в овальном кабинете Мариинского дворца как-то совсем убито произнес: «Ну что ты этим скандалом добьешься? Собчак в ярости! Он приказал Коху срочно организовать через Чубайса встречу Харченко с Ельциным!»
Я знал, что Кох - человек Чубайса, связной и смотрящий за приватизацией в Петербурге. Но он казался мне мелким клерком, пареньком на подхвате, ужасно неприятным, скользким и жуликоватым, как и все, занимающиеся в команде Собчака приватизацией. Мэр подписывал тонны всякой паранормальной чепухи, раздавая направо и налево собственность города. В угаре начала девяностых это было обыденным делом. Достаточно прийти на прием к Анатолию Александровичу с проектом распоряжения, поговорить минут десять ни о чем, утомить Собчака болтовней и тот сам спрашивал: что у тебя за проект? Все согласования есть? Вице-мэр визировал? (легче всех проекты визировал Мутко, считавшийся совершенно «некоммерческим» человеком, кстати, так оно и было, возможно я впоследствии расскажу о нем, но вот только он в моем восприятии скорее положительный герой, чем отрицательный, как это не парадоксально. Хотя лоховатый и недалекий.) Общий отдел визировал? Ладно, иди. И подписывал, не читая. Офигеть, какой был бардак!
Чубайса я знал неплохо. И он даже был чем-то обязан мне, каким-то очень нужным ему решением Ленсовета. Вот не помню, что я полезного сделал для зампреда Исполкома Ленсовета Анатолия Борисовича Чубайса, но относился он ко мне уважительно и дружески. Мы были «на ты» Я позвонил по кремлевской вертушке Толе, который был заместителем председателя правительства России по экономическим вопросам прямо из кабинета спикера и сказал, что лечу в Москву с документами, по которым правительство должно принять принципиальное решение. Анатолий сказал: «Приезжай, только принять раньше десяти вечера не смогу - сплошные совещания». На Старой площади я был в девять. Вздремнул на диванчике в приемной генсека ЦК КПСС и вот мы сидим за чайным столом с главным приватизатором. Я рассказываю все: и предисторию, и неофициальную часть, и то, что в документах. Но самое главное - формальные нарушения при приватизации. Очевидные, железобетонные основания для отмены приватизации. Ну и проект распоряжения вице-премьера. Толя уныло читает. «Придурки. Идиоты, козлы! Коньяк будешь? Нет? Ну ладно. Так вот, Дима, мы не будем отменять решение по приватизации БМП! Оно принято с огромными нарушениями и твоя работа - героизм. Ты совершенно полностью убедил меня в том, что это гадская подлая враждебная деятельность. Но отменять не будем. Потому что НЕ МОЖЕМ!»
Толя, но как же так? Что я скажу коллегам? Почему? Это же бред!!!
Коллегам скажи, что Чубайс сволочь. А отменять мы не можем! Пойми, они ВСЕ ТАКИЕ! Все! Все решения конференций трудовых коллективов - левые! Мы ведь не справделивостью тут занимаемся, Дима! Мы класс собственников создаем! Иначе нас сметут коммуняки! Мы формируем механизм выживания нашей власти. Ты вот хочешь на кичу? А кто тебя защитит, когда начнется схватка с красными? Только собственники смогут противостоять контрреволюции. У нас нет другого пути. Да, это противно, Димка! Но это - политика!
Толя, но в данном случае это экономический абсурд! Харченко разрушает флот, приносящий Петербургу огромные деньги. Зачем нам нужно, чтобы торговые линии обслуживались иностранными компаниями. Харченко убьет пароходство окончательно за полгода. Кому это выгодно? Ты же вице-премьер, одна твоя подпись и Россия не потеряет десятки миллиардов долларов, цена БМП - годовой бюджет страны! Да и потом - такие собственники в блокаду мою бабушку съели. Они же предадут тебя, всех вас, всех нас, как предали свою страну и идеалы, которым присягали десятилетия. Деньги не удерживают от предательства!
Дима, рынок все отрегулирует. Если собственность попадет в плохие руки, мы потом разберемся с негодяями. Ты же сам говоришь - чекисты все фиксируют. Никто не уйдет от разбора полетов. Но - потом. После того, как власть будет окончательна наша. А такие крупные предприятия, как БМП нам в госсобственности тем более держать нельзя. Сегодня там мудаки, а завтра окажутся коммунисты и фашисты. И эту прибыль свою пустят на наше уничтожение. Прости, дружище, я не могу твой проект распоряжения подписать. Если хочешь, пойдем за зубцы, поговори с Егором, но он тебе тоже самое скажет. Это политика, Дима. Мы не прокуроры, мы защищаем нашу власть. А вообще ты не засиделся в этом Петросовете, не пора о карьере подумать нормальной?
Если бы я тогда не стал с ним спорить, мы бы остались друзьями. Но мы стали врагами. Чубайс посмотрел на меня как на полного мудака, поняв, что меня не заинтересовал намек. Я сказал: «Пойдем к Егору, мне кажется, что ты просто ебанулся от своих ваучеров. Извини».
Чубайс позвонил в помощнице Гайдара, узнал, что тот на совещании у президента, встал, накинул плащ на мятую рубашку и мы пошли под мокрым снегом в Кремль. Времени было одиннадцать. Я первый и последний раз был в приемной Ельцина. На неудбном жестком диване сидели Виктор Харченко и Альфред Кох. Толстый и тонкий. Тарапунька и Штепсель. И с диким напряжением смотрели на Чубайса. Было видно, что они испуганы не на шутку. Открылась дверь, вышел Гайдар. Втроем мы прошли в угол приемной, в какую-то комнатку адъютантов. «Егор, это Дима из Петросовета. Требует казнить Харченко. Там действительно полная ахинея, театр абсурда и одна нелепость на другой. Но я считаю, что отменять распоряжение Госкомимущества нельзя. Это может стать опасным политическим прецедентом. Дима не согласен и хочет твоего решения»
Гайдар потом, через десять лет после той истории, когда его помощники договорилсь, что я буду готовить Егора к публичным выступлениям, научу смотреть в камеру и отучу чмокать и шлепать губами, пускать мерзкие слюнявые пузыри и не потеть в студии, рассказал мне ту историю. Они с Чубайсом убеждали Ельцина, что нельзя отменять никакие решения правительства и ведомств, если они были ПОЛИТИЧЕСКИ ВЕРНЫ. И убедили, хотя Борис Николаевич все время твердил, что так нельзя, неправильно, люди не поймут и вообще справедливость наше ремесло. И накануне было совещание экономического блока, где было принято неофициальное решение - НИЧЕГО НЕ ОТМЕНЯЕМ, власть не должна признавать свои ошибки, власть должна быть СВИРЕПОЙ.
Тогда, в 1992 году в адъютантской комнатенке И.О. Премьер-министра России Егор Тимурович Гайдар устало сказал мне следующее: «Я поддерживаю всецело мнение Анатолия Борисовича. Петросовет мы уважаем. Если хотите, можете поговорить с Дедом. Но только завтра, сегодня он устал, уже поздно.» Мы вышли в приемную, открылась дубовая дверь и нам в почти объятия выпал Ельцин, поддерживаемый Коржаковым. Кох и Харченко вскочили по стойке смирно. Два адъютант в форме морских полковников синхронно шикнули на них, Борис Николаевич на заплетающихся ногах к лифту, Чубайс и кивнул Коху, мол не ссы, все в порядке и молча, не прощаясь направился в краснодорожковый коридор. Гайдар замешкался, протянул мне потную руку и находу выдавил: «Извините, коллега, привет Петросовету». Мы остались вчетвером с Харченко, Кохом и дежурным адъютантом в форме ФАПСИ. Я спросил, может ли он мне помочь с машиной и билетом на «Красную стрелу». Пунцовый от напряжения Виктор Иванович вдруг мило сказал: «Зачем вам билеты, у нас есть машина и свободное купе, мы довезем, правда. Фредди?» Кох на полном серьезе ответил: «Я с этой гэбэшной сукой не поеду!», имя в виду меня. И тут Харченко сильно, по настоящему, ударил его по тонкой циплячьей шее: «Молчи, дурак!» И мне: «Извини, молодой он, глупенький еще! Поедешь с нами?» И я согласился. В тот вечер, в Кремле я все понял. Это был момент истины. Мечтавший о большой карьере, грезивший какими-то важными, как мне казалось, обязанностями и делами, ощущавший себя причастным к великому историческому делу спасения страны от мудаков и подонков, я за считанные секунды понял, что это уже в прошлом. Вся эта мизансцена - пьяный в стельку президент моей страны, трясущийся от стыда и пускающий пузыри премьер, ядерный чемоданчик в руках невозмутимого полковника, вице-премьер, говорящий о том, как создавать класс собственников из уебков, толстый жулик, разоряющий тороговый флот моей страны в компании с молодым говнюком из мэрии, готовым отсосать прямо в приемной президента... Нет. Мне в ту секунду открылась грустная истина. Такое происходит, наверное у тибетских монахов, медитирующих в темноте своих храмов на рассыпанные рисовые зерна. Я все понял, правда.
Через восемь лет, стоя в траурном карауле у гроба Собчака, я оказался рядом со Степашиным и Чубайсом. Толя сделал вид, что незнаком. Степашин тоже как-то очень аккуратно избежал разговоров, впрочем, тогда его прочили в губернаторы Петербурга, а он рассчитывал на совсем другую карьеру, видя себя президентом. Но это тоже совсем другая история. Больше с Чубайсом я не встречался. И честно говоря, как-то не хочется. Хотя фигура, конечно, историческая. В 1998 году Путин мне всерьез говорил в очень частной беседе, что считает его самым достойным хозяином Кремля. Сейчас, наблюдая за политикой самого Путина, особенно после 2004 года, я понимаю - заветы Анатолия Борисовича реализованы. Все идет по плану. И никто не ушел обиженным. Кроме таких, как Харченко и Кох. Но ведь сами виноваты. Не оправдали возложенного доверия.
Мы ехали на «Вольве» представительства БМП в Москве, Харченко заехал в офис и вытащил две литровые бутылки вискаря. В «Красной стреле» мы их расписали на троих. В жизни важно уметь не только проигрывать, важнее умение выигрывать. Харченко выиграл свою битву со злом в виде меня. Но он держался достойно. В его поведении не было ни торжества, ни презрения. Торжествовал и залупался Кох. И Виктор Иванович сказал: смотри, вот же дебил! Думает, что если Чубайс тебя не послушал, то это его заслуга! Слышь, засранец, а ну-ка спляши! Да чтобы весело было! А то пиздюлей навешаю, завтра в мэрии тебя не узнают!»
Ну выпил, дядька, расслабился. Шутки такие. Немного, конечно по заветам Иосифа Виссарионовича, но ведь такая у них там своя эстетика. Но Кох вдруг закивал заискивающе и стал плясать прямо в купе. И напевать. С совершенно каменным лицом. Харченко посмотрел, помедлил и говорит ему: «не весело. А ну-ка на тебе пятьдесят баксов, иди у проводницы возьми две бутылки сладкого шампанского. Две. Сладкого. Полусладкое не бери!» Кох пошел к проводнице. Вернулся с полусладким. «Виктор Иванович, нет другого!» «Ладно. От полусладкого тоже косеют сразу! А ну, пей! Прямо из горла. Пей и пляши, чтобы весело было! Зажигай, Фредди!» И Альфред Рейнгольдович Кох, будущий вице-премьер, телеведущий, писатель и коллекционер живописи, любитель дельфинов и оппозиции, пил и плясал. Две бутылки. До дна. А потом упал на пол и вырубился. «Ну вот и полка для тебя освободилась!» Я забрался на освобожденную Кохом полку и заснул. Мне снился Титаник. В детстве я видел американский комикс тридцатых годов, черно-белый, где музыанты играли в корабельной гостиной, похожей на купе главного поезда «Красная стрела», а пароход медленно погружался в воду. Но на мне был спасжилет и я чувствовал - я спасусь. Страный такой сон, почти провидческий.
Потом, одержав победу тактическую, Виктор Иванович проиграл стратегически. Он ехал в том же самом купе того же вагона «Красной Стрелы» из той же Москвы, от того же Чубайса, когда машинист внезапно сорвал тормоз. С полок поетела всякая дрянь, побились бутылки в заначке у проводницы, завоняло дешевым советским шампанским. В вагон вломился РУБОП, директора арендного предсприятия, генерального директора ЗАО БМП и еще двадцати АОЗТ невежливо положили на то самое место, где спал, пуская пьяные слюни герой приватизации Фредди и затянули запястья модными пластиковыми стяжками. В купе зашла легендарная следовательница Валентина Корнилова, сажавшая в свое время Шутова: «Ну что, дядя Витя? Приплыл?! Это тебе не на Малеконе малолеток за письки хватать! Ты у меня сгниешь, гад. За то, что сделал с лучшим флотом страны!»
Витя отправился в изолятор. Фактура в уголовном деле была железная. Неопровержимая. Корнилова вытащила то, что не смогли накопать ни в гэбухе, ни в моей комиссии. Если интересно, погуглите «дело БМП». «Коммерсантъ" в те годы довольно подробно освещал. Вытаскивали с кичи Бормана Собчак, Басилашвили, Куркова, Растропович и академик Лихачев. Вытащили кое как. Дело развалилось. БМП тоже. Потом Витя пришел ко мне и попросил помочь, снять ролик для предвыборной кампании. Ну и еще Вольский позвонил. Сказал, не обижайся на него. Он ведь нищий, как церковная мышь. Я тебе честное слово даю - он вообще голый. И я сделал ролик. Бесплатно. В качестве оплаты за величайшую науку в моей жизни. За самый лучший урок. И я честно скажу, ка на духу: я ему до сих благодарен. Есть такое выражение «он сделал мой день». Виктор Иванович Харченко сделал не день, он сделал мою жизнь.
P.S. все совпадения с реальными людьми случайны, все имена выдуманы, ничего подобного не происходило, Автор все придумал.
https://www.facebook.com/DmitryZapolskiy/posts/1626674284308568
продолжение
часть вторая
Расследование шло как по маслу. Вот бывает такое - верхний нюх. Еще не видишь фактуру, еще нет документов и свидетельств, еще все кажется утром зыбким и поверхностным, а к вечеру догадка становится доказанной, документы не просто подтверждают предположение, а доказывают самые невероятные загогулины мысли. Жизнь дарит такие замысловатые сюжеты, что ни в одном кино не покажут. Правильный путь маркирован запутанными знаками. Я не искал подтверждения, что Виктор Харченко враг народа, педофил и английский шпион. Но я убедился, что он жуликоватый дурень, поверивший в свою избранность. Самым трудным было остановиться на железно-доказуемом материале, чтобы не утонуть в тысячах мелочей - воровстве, откатах, поборах с капитанов, пересортице ГСМ, ремонте кораблей силами команды, когда капитан получал от финской верфи четверть стоимости работ и засылал деньги в пароходство, а матросы были счастливы поиметь лишние пятьсот долларов. Махинации с чеками. Продажа магазина «Альбатрос», продажа Морского вокзала тому самому польско-американскому израильтянину за копейки, покупка судов в три раза дороже стоимости первоначального предложения, продажа новых сухогрузов за бесценок. Харченко был безумен, в этом Степашин меня не обманул. Он чувствовал себя Нептуном, владыкой морским и самым хитрым на свете дельцом.
Все это было чудовищно провинциально и тупо. Как директор универсама, он прятал под прилавком партию тушенки и сгущенки, требовал у мясника кусок вырезки бесплатно и приплачивал водителю хлебного фургона трешку, чтобы тот свои плесневелые бублики вез не ему, а в соседний магазин. Забегая немного вперед, скажу, что мы нашли примерно 500 миллионов долларов, на которые директор БМП опустил государство. Следователь прокуратуры, легендарная Валентина Корнилова, бесстрашный детектив-криминалист насчитала миллиард. При этом явного интереса у Харченко не было. Он складывал в своей роскошной обкомовской квартире ящики дорогого виски и коробки с видеомагнитофонами, хрустальные вазы, ковры и прочее советское говно. Когда его арестовали, в гостиной нашли 30 видаков. Судите сами - миллиард убытка и полная квартира панасоников за 300 баксов. Он либо был сумасшедшим, либо получал какое-то дьявольское наслаждение от своих афер. Типа Чикатилы. Только убивал не баб, а бабло.
Первое, что я накопал - это железные основания для отмены приватизации. «Конференция трудового коллектива», принявшая решение о переходе на аренду в реальности не проводилась, телеграммы от капитанов были поддельные, собрания по отделам тоже, да и сами документы были с признаками очевидной липы. Я в течение недели собрал через профком заявления большей части делегатов исторической конференции о том, что их ни сном не духом на собрании не было. Затем мы провели элементарную проверку выдачи валюты на пяти сухогрузах, где в загранку уже не направлялись перпомы. Везде пароходство наябывало капитанов, капитаны - команду. Потом мы запросили всю документацию по парому «Анна Каренина» (о котором прежде чем окончательно спиться Сашенька Яковлева, невзоровская предпоследняя жена сняла бездарный автобиографический фильм на деньги БМП)
Паром был взят в бербоут-чартер. С целью шикарного кидка. При цене 40 миллионов долларов, БМП решило купить его за 60, но вся суть была в схеме, придуманной Виктором Ивановичем: сначала пароходство платит 5 миллионов, а потом каждый день по 30 тысяч в течение 10 лет. Сделав шикарную презентацию, пригласив Собчака в первый рейс (кстати, именно на этом первом рейсе «Анны Карениной» Харченко познакомил мэра с мужем сотрудницы отдела кадров БМП Татьяны Мутко, что дало старт изумительной карьере молодого чиновника Виталия) и угробив на ремонт старой посудины 20 миллионов, Харченко вернул паром бывшему владельцу в связи с нерентабельностью. Я не нашел следов вознаграждения на счетах Харченко. Скорее всего, он просто проебал этот проект. Или, если следовать логике гэбухи, умышленно опустил свое пароходство на огромные деньги.
В расследовании аферы с «Анной Карениной» всплыл один совершенно курьезный эпизод. Во время презентационного плавания Анатолий Собчак был записан в судовую роль как матрос и получил командировочные выплаты в валюте. Какие-то 200 долларов всего, но как же это характеризует Собчака! Мэр города, не брезгующий взять такую мелкую взятку... Виктор Иванович вообще был крайне жаден. Когда началось расследование, он решил заказать меня. И обратился к Косте Могиле, предложив 10000 долларов. Костя сказал, что журов убивать не по понятиям и сделка не состоялась. На самом деле, предложи Харченко в сто раз больше, возможно я бы сейчас не тыкал в клавиши своего асуса. Но наружку, совершенно бездарную и непрофессиональную Витя за мной организовал. Я с наслаждением катался вниз-вверх на переходе «Гостиного двора», показывая факи двум придуркам, играющим в «семерку», расходясь с ними посередине эскалаторов. Короче, шапито. Подруга одного депутата Ленсовета, нервно-манерная журналистка, к которой Харченко обратился с просьбой уничтожить мою репутацию за все тот же мелкий прайс, взяв в компанию нынешнего директора «вконтактика», тоже манерно-нервного юношу, вперлась с камерой в мой дом, пытаясь повторить подвиг «секунд», но я вежливо спустил их с лестницы. В конце концов все обошлось раскуроченной на стоянке машиной. Я же говорю: Харченко не осознавал всю глубину жопы, в которой оказался.
На новой конференции трудового коллектива, где БМП окончательно принимало решение об акционировании, мне не дали слова, хотя сессия Ленсовета приняла специальное решение о том, что трудовой коллектив должен быть ознакомлен с материалами расследования. Во на этой конференции, где меня освистали после речи Харченко о том, что враги пароходства хотят оставить вас, товарищи капитаны без валюты я познакомился с худощавым чернявым фриковатым усатым хмырем в длинном, до пола плаще. Он был очень собран, как кот, высматривающий зазевавшегося растяпу-голубя. Костя-Могила накануне договорился с Харченко о крыше, и это был невероятно лакомый кусок. И в совет трудового коллектива БМП должны были войти его люди. Костю интересовали в ту пурпурную пору не суда и паромы, а всего лишь чековый магазин «Альбатрос», пасясь вокруг которого Костя и пришел к успеху. Через девять лет после той истории я встречу в приемной генерального директора концерна «Сириус-С» и директора Фонда развития телевидения, медиамагната и владельца кучи СМИ Константина Карольевича Яковлева болтливого румяного дедулю, генерального директора колбасной фабрики «Парнас-М» Виктора Ивановича Харченко. Но это будет уже совсем в другой жизни...
В середине ноября 1992 года я на сессии Ленсовета доложил о завершении нашего расследования. Приватизация БМП была не просто незаконной, нелепой и противоестественной. Она нанесла колоссальный ущерб Санкт-Петербургу. Криминал был во всем - от сделки с продажей судов, до десятков арендных договоров по передаче пароходов за копейки в аренду левым конторам с участием Харченко, заключенных вообще без всякого экономического обоснования. От брошенных в иностранных портах сухогрузов и контейнеровозов до аферы с той самой гостиницей на Болеарских островах. Решение совета было коротким: поручить депутату Запольскому Д.Н ознакомить правительство Российской Федерации с результатами работы комиссии.
За командировочным удостоверением и письмом на имя Ельцина я пошел к спикеру. Александр Беляев был председателем Петросовета после Собчака. В принципе с ним можно было работать, но Милонову бы не понравилось. Своеобразный человек. Потом я взял в свою команду его бывшую секретаршу Римму, умевшую виртуозно общаться с чиновниками любого уровня. Она была дамой разговорчивой и нутряная жизнь Петросовета в последний год его существования предстал предо мной в несколько специфическом свете. Учитывая определённые особенности Беляева и Салье. Если будет настроение, как-нибудь напишу трактат о нравах в петербургском депутанике с тех времен до наших дней. В тот момент мне было не до этих милых подробностей, я пришел к Беляеву подписать бумажку. Он говорил по вертушке с Собчаком. И мэр орал. Спикер, сидя за своим столом в овальном кабинете Мариинского дворца как-то совсем убито произнес: «Ну что ты этим скандалом добьешься? Собчак в ярости! Он приказал Коху срочно организовать через Чубайса встречу Харченко с Ельциным!»
Я знал, что Кох - человек Чубайса, связной и смотрящий за приватизацией в Петербурге. Но он казался мне мелким клерком, пареньком на подхвате, ужасно неприятным, скользким и жуликоватым, как и все, занимающиеся в команде Собчака приватизацией. Мэр подписывал тонны всякой паранормальной чепухи, раздавая направо и налево собственность города. В угаре начала девяностых это было обыденным делом. Достаточно прийти на прием к Анатолию Александровичу с проектом распоряжения, поговорить минут десять ни о чем, утомить Собчака болтовней и тот сам спрашивал: что у тебя за проект? Все согласования есть? Вице-мэр визировал? (легче всех проекты визировал Мутко, считавшийся совершенно «некоммерческим» человеком, кстати, так оно и было, возможно я впоследствии расскажу о нем, но вот только он в моем восприятии скорее положительный герой, чем отрицательный, как это не парадоксально. Хотя лоховатый и недалекий.) Общий отдел визировал? Ладно, иди. И подписывал, не читая. Офигеть, какой был бардак!
Чубайса я знал неплохо. И он даже был чем-то обязан мне, каким-то очень нужным ему решением Ленсовета. Вот не помню, что я полезного сделал для зампреда Исполкома Ленсовета Анатолия Борисовича Чубайса, но относился он ко мне уважительно и дружески. Мы были «на ты» Я позвонил по кремлевской вертушке Толе, который был заместителем председателя правительства России по экономическим вопросам прямо из кабинета спикера и сказал, что лечу в Москву с документами, по которым правительство должно принять принципиальное решение. Анатолий сказал: «Приезжай, только принять раньше десяти вечера не смогу - сплошные совещания». На Старой площади я был в девять. Вздремнул на диванчике в приемной генсека ЦК КПСС и вот мы сидим за чайным столом с главным приватизатором. Я рассказываю все: и предисторию, и неофициальную часть, и то, что в документах. Но самое главное - формальные нарушения при приватизации. Очевидные, железобетонные основания для отмены приватизации. Ну и проект распоряжения вице-премьера. Толя уныло читает. «Придурки. Идиоты, козлы! Коньяк будешь? Нет? Ну ладно. Так вот, Дима, мы не будем отменять решение по приватизации БМП! Оно принято с огромными нарушениями и твоя работа - героизм. Ты совершенно полностью убедил меня в том, что это гадская подлая враждебная деятельность. Но отменять не будем. Потому что НЕ МОЖЕМ!»
Толя, но как же так? Что я скажу коллегам? Почему? Это же бред!!!
Коллегам скажи, что Чубайс сволочь. А отменять мы не можем! Пойми, они ВСЕ ТАКИЕ! Все! Все решения конференций трудовых коллективов - левые! Мы ведь не справделивостью тут занимаемся, Дима! Мы класс собственников создаем! Иначе нас сметут коммуняки! Мы формируем механизм выживания нашей власти. Ты вот хочешь на кичу? А кто тебя защитит, когда начнется схватка с красными? Только собственники смогут противостоять контрреволюции. У нас нет другого пути. Да, это противно, Димка! Но это - политика!
Толя, но в данном случае это экономический абсурд! Харченко разрушает флот, приносящий Петербургу огромные деньги. Зачем нам нужно, чтобы торговые линии обслуживались иностранными компаниями. Харченко убьет пароходство окончательно за полгода. Кому это выгодно? Ты же вице-премьер, одна твоя подпись и Россия не потеряет десятки миллиардов долларов, цена БМП - годовой бюджет страны! Да и потом - такие собственники в блокаду мою бабушку съели. Они же предадут тебя, всех вас, всех нас, как предали свою страну и идеалы, которым присягали десятилетия. Деньги не удерживают от предательства!
Дима, рынок все отрегулирует. Если собственность попадет в плохие руки, мы потом разберемся с негодяями. Ты же сам говоришь - чекисты все фиксируют. Никто не уйдет от разбора полетов. Но - потом. После того, как власть будет окончательна наша. А такие крупные предприятия, как БМП нам в госсобственности тем более держать нельзя. Сегодня там мудаки, а завтра окажутся коммунисты и фашисты. И эту прибыль свою пустят на наше уничтожение. Прости, дружище, я не могу твой проект распоряжения подписать. Если хочешь, пойдем за зубцы, поговори с Егором, но он тебе тоже самое скажет. Это политика, Дима. Мы не прокуроры, мы защищаем нашу власть. А вообще ты не засиделся в этом Петросовете, не пора о карьере подумать нормальной?
Если бы я тогда не стал с ним спорить, мы бы остались друзьями. Но мы стали врагами. Чубайс посмотрел на меня как на полного мудака, поняв, что меня не заинтересовал намек. Я сказал: «Пойдем к Егору, мне кажется, что ты просто ебанулся от своих ваучеров. Извини».
Чубайс позвонил в помощнице Гайдара, узнал, что тот на совещании у президента, встал, накинул плащ на мятую рубашку и мы пошли под мокрым снегом в Кремль. Времени было одиннадцать. Я первый и последний раз был в приемной Ельцина. На неудбном жестком диване сидели Виктор Харченко и Альфред Кох. Толстый и тонкий. Тарапунька и Штепсель. И с диким напряжением смотрели на Чубайса. Было видно, что они испуганы не на шутку. Открылась дверь, вышел Гайдар. Втроем мы прошли в угол приемной, в какую-то комнатку адъютантов. «Егор, это Дима из Петросовета. Требует казнить Харченко. Там действительно полная ахинея, театр абсурда и одна нелепость на другой. Но я считаю, что отменять распоряжение Госкомимущества нельзя. Это может стать опасным политическим прецедентом. Дима не согласен и хочет твоего решения»
Гайдар потом, через десять лет после той истории, когда его помощники договорилсь, что я буду готовить Егора к публичным выступлениям, научу смотреть в камеру и отучу чмокать и шлепать губами, пускать мерзкие слюнявые пузыри и не потеть в студии, рассказал мне ту историю. Они с Чубайсом убеждали Ельцина, что нельзя отменять никакие решения правительства и ведомств, если они были ПОЛИТИЧЕСКИ ВЕРНЫ. И убедили, хотя Борис Николаевич все время твердил, что так нельзя, неправильно, люди не поймут и вообще справедливость наше ремесло. И накануне было совещание экономического блока, где было принято неофициальное решение - НИЧЕГО НЕ ОТМЕНЯЕМ, власть не должна признавать свои ошибки, власть должна быть СВИРЕПОЙ.
Тогда, в 1992 году в адъютантской комнатенке И.О. Премьер-министра России Егор Тимурович Гайдар устало сказал мне следующее: «Я поддерживаю всецело мнение Анатолия Борисовича. Петросовет мы уважаем. Если хотите, можете поговорить с Дедом. Но только завтра, сегодня он устал, уже поздно.» Мы вышли в приемную, открылась дубовая дверь и нам в почти объятия выпал Ельцин, поддерживаемый Коржаковым. Кох и Харченко вскочили по стойке смирно. Два адъютант в форме морских полковников синхронно шикнули на них, Борис Николаевич на заплетающихся ногах к лифту, Чубайс и кивнул Коху, мол не ссы, все в порядке и молча, не прощаясь направился в краснодорожковый коридор. Гайдар замешкался, протянул мне потную руку и находу выдавил: «Извините, коллега, привет Петросовету». Мы остались вчетвером с Харченко, Кохом и дежурным адъютантом в форме ФАПСИ. Я спросил, может ли он мне помочь с машиной и билетом на «Красную стрелу». Пунцовый от напряжения Виктор Иванович вдруг мило сказал: «Зачем вам билеты, у нас есть машина и свободное купе, мы довезем, правда. Фредди?» Кох на полном серьезе ответил: «Я с этой гэбэшной сукой не поеду!», имя в виду меня. И тут Харченко сильно, по настоящему, ударил его по тонкой циплячьей шее: «Молчи, дурак!» И мне: «Извини, молодой он, глупенький еще! Поедешь с нами?» И я согласился. В тот вечер, в Кремле я все понял. Это был момент истины. Мечтавший о большой карьере, грезивший какими-то важными, как мне казалось, обязанностями и делами, ощущавший себя причастным к великому историческому делу спасения страны от мудаков и подонков, я за считанные секунды понял, что это уже в прошлом. Вся эта мизансцена - пьяный в стельку президент моей страны, трясущийся от стыда и пускающий пузыри премьер, ядерный чемоданчик в руках невозмутимого полковника, вице-премьер, говорящий о том, как создавать класс собственников из уебков, толстый жулик, разоряющий тороговый флот моей страны в компании с молодым говнюком из мэрии, готовым отсосать прямо в приемной президента... Нет. Мне в ту секунду открылась грустная истина. Такое происходит, наверное у тибетских монахов, медитирующих в темноте своих храмов на рассыпанные рисовые зерна. Я все понял, правда.
Через восемь лет, стоя в траурном карауле у гроба Собчака, я оказался рядом со Степашиным и Чубайсом. Толя сделал вид, что незнаком. Степашин тоже как-то очень аккуратно избежал разговоров, впрочем, тогда его прочили в губернаторы Петербурга, а он рассчитывал на совсем другую карьеру, видя себя президентом. Но это тоже совсем другая история. Больше с Чубайсом я не встречался. И честно говоря, как-то не хочется. Хотя фигура, конечно, историческая. В 1998 году Путин мне всерьез говорил в очень частной беседе, что считает его самым достойным хозяином Кремля. Сейчас, наблюдая за политикой самого Путина, особенно после 2004 года, я понимаю - заветы Анатолия Борисовича реализованы. Все идет по плану. И никто не ушел обиженным. Кроме таких, как Харченко и Кох. Но ведь сами виноваты. Не оправдали возложенного доверия.
Мы ехали на «Вольве» представительства БМП в Москве, Харченко заехал в офис и вытащил две литровые бутылки вискаря. В «Красной стреле» мы их расписали на троих. В жизни важно уметь не только проигрывать, важнее умение выигрывать. Харченко выиграл свою битву со злом в виде меня. Но он держался достойно. В его поведении не было ни торжества, ни презрения. Торжествовал и залупался Кох. И Виктор Иванович сказал: смотри, вот же дебил! Думает, что если Чубайс тебя не послушал, то это его заслуга! Слышь, засранец, а ну-ка спляши! Да чтобы весело было! А то пиздюлей навешаю, завтра в мэрии тебя не узнают!»
Ну выпил, дядька, расслабился. Шутки такие. Немного, конечно по заветам Иосифа Виссарионовича, но ведь такая у них там своя эстетика. Но Кох вдруг закивал заискивающе и стал плясать прямо в купе. И напевать. С совершенно каменным лицом. Харченко посмотрел, помедлил и говорит ему: «не весело. А ну-ка на тебе пятьдесят баксов, иди у проводницы возьми две бутылки сладкого шампанского. Две. Сладкого. Полусладкое не бери!» Кох пошел к проводнице. Вернулся с полусладким. «Виктор Иванович, нет другого!» «Ладно. От полусладкого тоже косеют сразу! А ну, пей! Прямо из горла. Пей и пляши, чтобы весело было! Зажигай, Фредди!» И Альфред Рейнгольдович Кох, будущий вице-премьер, телеведущий, писатель и коллекционер живописи, любитель дельфинов и оппозиции, пил и плясал. Две бутылки. До дна. А потом упал на пол и вырубился. «Ну вот и полка для тебя освободилась!» Я забрался на освобожденную Кохом полку и заснул. Мне снился Титаник. В детстве я видел американский комикс тридцатых годов, черно-белый, где музыанты играли в корабельной гостиной, похожей на купе главного поезда «Красная стрела», а пароход медленно погружался в воду. Но на мне был спасжилет и я чувствовал - я спасусь. Страный такой сон, почти провидческий.
Потом, одержав победу тактическую, Виктор Иванович проиграл стратегически. Он ехал в том же самом купе того же вагона «Красной Стрелы» из той же Москвы, от того же Чубайса, когда машинист внезапно сорвал тормоз. С полок поетела всякая дрянь, побились бутылки в заначке у проводницы, завоняло дешевым советским шампанским. В вагон вломился РУБОП, директора арендного предсприятия, генерального директора ЗАО БМП и еще двадцати АОЗТ невежливо положили на то самое место, где спал, пуская пьяные слюни герой приватизации Фредди и затянули запястья модными пластиковыми стяжками. В купе зашла легендарная следовательница Валентина Корнилова, сажавшая в свое время Шутова: «Ну что, дядя Витя? Приплыл?! Это тебе не на Малеконе малолеток за письки хватать! Ты у меня сгниешь, гад. За то, что сделал с лучшим флотом страны!»
Витя отправился в изолятор. Фактура в уголовном деле была железная. Неопровержимая. Корнилова вытащила то, что не смогли накопать ни в гэбухе, ни в моей комиссии. Если интересно, погуглите «дело БМП». «Коммерсантъ" в те годы довольно подробно освещал. Вытаскивали с кичи Бормана Собчак, Басилашвили, Куркова, Растропович и академик Лихачев. Вытащили кое как. Дело развалилось. БМП тоже. Потом Витя пришел ко мне и попросил помочь, снять ролик для предвыборной кампании. Ну и еще Вольский позвонил. Сказал, не обижайся на него. Он ведь нищий, как церковная мышь. Я тебе честное слово даю - он вообще голый. И я сделал ролик. Бесплатно. В качестве оплаты за величайшую науку в моей жизни. За самый лучший урок. И я честно скажу, ка на духу: я ему до сих благодарен. Есть такое выражение «он сделал мой день». Виктор Иванович Харченко сделал не день, он сделал мою жизнь.
P.S. все совпадения с реальными людьми случайны, все имена выдуманы, ничего подобного не происходило, Автор все придумал.
https://www.facebook.com/DmitryZapolskiy/posts/1626674284308568