А.Л.Ж.И.Р. Как жил лагерь для жен «изменников родины»
Елена Шмараева рассказывает об Акмолинском лагере жен изменников родины или, как называли его сами заключенные, АЛЖИРе - зоне посреди казахской степи, где отбывали свои сроки вдовы «изменников родины», расстрелянных в 1937 году.
Рахиль Мессерер - в семье ее звали Ра - родилась в 1902 году в Вильно (современный Вильнюс), а в двухлетнем возрасте с родителями переехала в Москву. Рахиль была старшей дочерью в большой еврейской семье: у нее было десять младших братьев и сестер. Трое связали жизнь с большой сценой: сама Рахиль стала актрисой немого кино, ее младший брат Асаф (Ра звала его Осей) и сестра Суламифь (для домашних - Мита) - артистами балета.
Еще студенткой ВГИКа Рахиль Мессерер вышла замуж за Михаила Плисецкого - брата своего однокурсника. Плисецкий был далек от кино и работал в угольной промышленности. В 1925 году у пары родилась дочь Майя - будущая прославленная балерина, прима Большого театра, легенда русского балета.
Когда Майе было семь лет, а ее младшему брату Александру - несколько месяцев, семья переехала на остров Шпицберген, где Михаил Плисецкий был консулом СССР и управляющим рудниками «Арктикуголь». Рахиль работала на острове телефонисткой, помогала мужу и устраивала для участников экспедиции на остров самодеятельные спектакли, в которых играла школьница Майя Плисецкая. В Москву семья вернулась триумфально: Михаила Плисецкого наградили орденами, автомобилем и квартирой в столице. 30 апреля 1937 года его увели из этой квартиры навсегда.
Двоюродный брат Майи Плисецкой Азарий Мессерер в 2009 году писал, что семья через много лет получила доступ к архивам и прочла уголовное дело Плисецкого: «Из пожелтевших страниц было предельно ясно, какой повод придумали следователи, чтобы расправиться с мужем Рахили. Верный своему принципу помогать друзьям в трудные минуты, он взял на работу на Шпицберген Р.В. Пикеля, когда тот уже был в опале за близость к Зиновьеву. В 1936 году Пикель выступил с "признаниями" на знаменитом публичном судилище Зиновьева, Каменева и других. В частности, он признавал свое "участие в покушении на жизнь Сталина". После расстрела Пикеля НКВД стал арестовывать всех, кто был связан с ним. Михаил Плисецкий долго отвергал чудовищные обвинения, но в середине июля неожиданно подписал признание».
В середине июля - 13-го числа - у Михаила Плисецкого родился третий ребенок, сын Азарий. Рахиль Мессерер-Плисецкая позже вспоминала, что после возвращения из роддома ей звонили с Лубянки и требовали сообщить, кто родился - дочь или сын, после чего повесили трубку. Она полагала, что именно так от мужа смогли добиться признательных показаний. 8 января 1938 года Плисецкого приговорили к расстрелу за шпионаж и вредительство и в тот же день убили. Через два месяца пришли за Рахилью. Ее увезли в Бутырскую тюрьму вместе с грудным ребенком.
Рахиль Мессерер с детьми Майей и Александром
Члены семей изменников родины
Оперативный приказ НКВД №00486 «О репрессировании жен и размещении детей осужденных "изменников Родины"» был подписанНиколаем Ежовым 15 августа 1937 года. Нарком внутренних дел СССР требовал немедленно арестовывать жен и бывших жен осужденных за шпионаж, «изменников родины» и членов правотроцкистских организаций. На каждую семью «изменника родины» составлялась подробная карточка с поименным списком родственников-иждивенцев (жен, детей, престарелых родителей и других). Отдельно писались характеристики на детей старше 15 лет - они признавались «социально опасными и способными к антисоветским действиям».
Жен предписывалось арестовать всех, за исключением беременных, преклонного возраста и «тяжело и заразно больных» - им выдавалась подписка о невыезде. «Мероприятия в отношении родителей и других родственников» определяли главы республиканских, краевых или областных органов НКВД. Казахский историк Анфиса Кукушкина пишет в книге «Акмолинский лагерь жен "изменников родины": история и судьбы»: «Совершенно неверно отождествлять категорию "ЧСИР" только с женами "изменников родины", так как она шире и включает также матерей, сестер, дочерей».
«Одновременно с арестом производится тщательный обыск. При обыске изымаются: оружие, патроны, взрывчатые и химические вещества, военное снаряжение, множительные приборы (копирографы, стеклографы, пишущие машинки и т.п.), контрреволюционная литература, переписка, иностранная валюта, драгоценные металлы в слитках, монетах и изделия, личные документы и денежные документы, - говорится в приказе № 00486. - Все имущество, лично принадлежащее арестованным (за исключением необходимого белья, верхнего и нижнего платья, обуви и постельных принадлежностей, которые арестованные берут с собой), конфискуется. Квартиры арестованных опечатываются».
«18 ноября 1937 года в дом к нам вновь пришел Хохлов, арестовал маму, описал имущество и увел братьев. Остались мы в квартире вдвоем с кошкой. "Ну, ладно, - думал я, - отец работал на железной дороге, все-таки производство, там можно найти недостатки, а вот мать - домохозяйка, производственный стаж школьной уборщицы 2,5 месяца! Какие она могла совершить преступления?". Мне было непонятно. На этот раз Хохлов делать обыск не стал, а все внимание сосредоточил на описи имущества. Он описал все, даже малоценные вещи. Понравилась ему сахарница - яркая, хоть и дешевая, он сахар из неё высыпал, а сахарницу - в опись. Ножную машинку "Зингер", одежду, обувь родителей, посуду - все описал. Сложил все это в два сундука и опечатал», - вспоминал такой обыск школьный учитель из Тюмени Константин Щербо. В 1937 году ему было 15 лет. В январе арестовали отца - дорожного мастера и, по версии следствия, «врага народа», через 10 месяцев пришли за матерью. Младших братьев, как предписывал все тот же приказ Ежова № 00486, отправили в детские дома, причем в разные - одного в Тюмень, а другого в деревню Борки в 40 километрах от областного центра.
Детям Рахили Мессерер-Плисецкой «повезло»: когда к ним в дом пришли чекисты, мать отправила 11-летнюю Майю и 6-летнего Александра с цветами в Большой театр, где в тот вечер танцевали ее сестра и брат. Суламифь взяла жить к себе Майю, Асаф - Александра, который был на год старше его родного сына Бориса. Двухмесячный Азарий сидел с мамой в Бутырке - в большой круглой камере для арестованных с грудными детьми, а потом отправился по этапу в Казахстан. Как позже вспоминала Рахиль, с ней вместе в следственной тюрьме находилось около ста женщин с малышами. «Хотя в приказе было оговорено о неприкосновенности определенной категории лиц, но как в тюрьмах, так и впоследствии в лагерях сидели как беременные, так и женщины с грудными детьми, о чем свидетельствуют как архивные источники, так и воспоминания самих женщин», - комментирует автор монографии об АЛЖИРе Анфиса Кукушкина.
В своей статье исследователи ГУЛАГа из правозащитного общества «Мемориал» Арсений Рогинский и Александр Даниэль делают попытку объяснить логику репрессий в отношении жен «изменников родины»: «С точки зрения Сталина, женщины, репрессируемые в рамках приказа 00486, были не просто женами "врагов народа". Это были жены "главных врагов" - "право-троцкистских заговорщиков". Говоря современным языком, это были жены элиты: партийных и советских деятелей, руководителей промышленности, видных военных, деятелей культуры. Той самой элиты, которая сложилась в первые два десятилетия советской власти и которую Сталин (не всю, конечно, но значительную ее часть) к середине 30-х годов рассматривал или как балласт, или как постоянный источник заговоров против этой самой власти и против него лично. А его собственный опыт наблюдения над семейным бытом революционеров-подпольщиков начала века подсказывал: жены его бывших соратников и сторонников, как старых, так и более молодых, чьи пути разошлись с его собственным, должны быть на стороне своих мужей. По логике вождя, это вовсе не значило, что они прямо помогали им в их "контрреволюционной деятельности". Но знали о ней, не могли не знать. И это знание, а может быть, даже и сочувствие, делало в его глазах женщин соучастницами своих мужей. Такого рода представления и легли в основу репрессий против жен».
Судебных процессов по делам жен (и других родственниц) изменников родины не проводилось: о рекомендуемых сроках для них говорилось уже в приказе № 00486 («не менее как на 5-8 лет»), и женщин лишь уведомляли о решении Особого совещания при НКВД. Из воспоминанийГалины Степановой-Ключниковой, жены доцента кафедры математики академии имени Жуковского Андрея Ключникова:
«Вызвали меня. За обычным канцелярским столом сидели двое военных. Один переспросил у меня фамилию и протянул мне маленький листок бумаги:
- Прочитайте и распишитесь.
На официальном бланке НКВД на машинке было напечатано: "Гр. Степанова-Ключникова Г. Е., 1914 года рождения, решением Особого совещания при НКВД приговаривается к пяти годам лагерей, как член семьи изменника Родины".
- Это окончательно? - еще нашла я в себе силы спросить.
- Окончательно. Распишитесь».
А дальше - пересыльная камера и долгий этап в казахскую степь.
Более или менее точных данных о том, сколько всего было репрессировано женщин в качестве «членов семей изменников родины» (в документах также использовалась аббревиатура ЧСИР), нет до сих пор: протоколы Особого совещания при НКВД, по которым можно было бы вести такую статистику, засекречены. Среди доступных источников есть записка Ежова и его тогдашнего заместителя Берии Сталину от 5 октября 1938 года. «По неполным данным репрессировано свыше 18 000 жен арестованных предателей, в том числе по Москве свыше 3 000 и по Ленинграду около 1 500», - говорится в этом документе.
Мемориал жертвам АЛЖИРа. Фото: varandej.livejournal.comТочка в степи
Карагандинский исправительно-трудовой лагерь ГУЛАГа НКВД был создан в декабре 1931 года - на базе совхоза ОГПУ «Гигант». «Одной из главных целей организации Карлага было создание продовольственной базы для бурно развивающейся промышленности Центрального Казахстана, прежде всего для Карагандинского угольного бассейна», - пишет в книге «Карлаг: по обе стороны "колючки"» журналист Екатерина Кузнецова.
Жителей аулов и поселков с будущей территории Карлага выселили принудительно, а на их место пошли этапы со спецпереселенцами, преимущественно - раскулаченными крестьянами. Они строили бараки, производственные здания и возводили сельскохозяйственные постройки. Территория лагеря была первоначально разделена на семь участков с административным центром в поселке Долинка и лагерным отделением на территории каждого участка. К началу 1950-х годов таких лаготделений было более 200.
Датой создания Акмолинского лагеря жен изменников родины считается 3 декабря 1937 года - тогда был издан приказ НКВД СССР № 00758 об образовании спецотделения Карлага на базе 26-го поселка трудпоселений. Аббревиатура АЛЖИР (также встречается написание А.Л.Ж.И.Р.) никогда не фигурировала в официальных документах, так лагерь называли только сами его обитательницы. В документах встречается 26-й поселок, Акмолинское спецотделение Карагандинского ИТЛ, а с 1939 года - 17-е Акмолинское отделение Карлага или ИТЛ «Р-17».
Хотя официально АЛЖИР не считался отдельным лагерем, фактически он им был: спецотделение являлось самостоятельной хозяйственной единицей, имело собственный расчетный счет, а приказания руководство получало напрямую из Москвы. Только в 1939 году Акмолинское отделение официально влилось в состав Карагандинского ИТЛ под номером 17.
Первые этапы в АЛЖИР пришли в январе 1938 года - в сорокоградусные морозы поезда из Москвы, Оренбурга, Иркутска, Ростова, Калуги и Орши останавливались фактически в голой степи. В лагере было шесть бараков из саманных кирпичей (высушенная глина с соломой) вместимостью по 250-300 человек (двух-трехъярусные нары и спальные места на полу для тех, кто не поместился) и несколько домиков для бойцов ВОХР и руководства. На уровне верхних нар в бараках имелось окно без стекла, его затыкали ветошью. У выхода - отгороженное помещение с длинным умывальником. На стирку и мытье выдавалось по ведру воды в неделю - несмотря на близость озера Жаланаш, которое находилось прямо на территории зоны.
«Темнеет. Нас под конвоем вводят в зону, отгороженную колючей проволокой. По бокам и вдали видны вышки для охраны и слышен вой собак, охранявших зону», - описывала свои первые впечатления от 26-й точки, как еще называли АЛЖИР заключенные, Мария Анцис, вдова секретаря Краснолуганского обкома компартии. «Зажмурившись, шли мы по 4 человека в ряд, сопровождаемые усиленным конвоем, державшим винтовки наготове…. Замыкали шествие большое количество охраны с собаками. Никто из нас не оглядывался назад (об этом предупредила охрана)», - вспоминала она же.
«В дверях конвой с винтовкой. Вокруг колючая проволока. Вдалеке справа маячили саманные мазанки, а вокруг - белая степь, бескрайняя, замороженная, ветряная. Попросившись в уборную, мы втроем вышли из барака. Сколоченная из горбылей уборная стояла в углу нашего колючего загона», - писала Галина Степанова-Ключникова.
Содержащиеся в Акмолинском спецотделении женщины по документам проходили как «особо опасные», поэтому условия их содержания были строгими: зона была обнесена тремя рядами колючей проволоки, не менее двух раз в сутки проводились поименные поверки. Все жены «изменников родины» были законвоированы - то есть в свободное от работы время должны были находиться на огороженной колючей проволокой территории, в закрытых помещениях под охраной. Запрещалось читать и вести записи. Но самым страшным, по воспоминаниям узниц АЛЖИРа, была не вооруженная охрана и лай собак - режим строгой изоляции не разрешал не только свиданий, но и посылок и писем с воли.
Для грудных младенцев на территории Акмолинского лаготделения имелись ясли, куда матерей приводили под конвоем на кормление, а тех, кому исполнялось три года, отправляли в Осакаровский детский дом в Караганде. (О жизни детей «изменников родины» в лагерях и детдомах «Медиазона» подробно писала).
Согласно архивным документам Карлага, в 1938 году в Акмолинском отделении содержалось 4 200 женщин - членов семей изменников родины. Еще 3 000 человек с аналогичными приговорами разместили в соседнем Спасском отделении на территории того же Карлага. Помимо Казахстана, спецотделения для ЧСИР были открыты в Темлаге (в Мордовии) и в Сиблаге (в Томске).
(окончание следует)