Слишком близко к трону-2
8 апреля 1521 г. герцог Бэкингем, находившийся в тот момент в Торнбери, получил от короля письмо, повелевавшее ему без промедления явиться в Гринвичский дворец в Лондоне. С присущей ему щедростью герцог наградил королевского посланника целой маркой серебра и немедленно отправился в путь. В дороге свиту Бэкингема встретила группа придворных во главе с сэром Уильямом Комптоном. В дальнейшем они стали сопровождать герцога. Заехав с визитом к местной святыне - Мадонне Айтонской (Our Lady of Eyton), где герцог помолился за свою душу, эскорт остановился на ночь в гостинице в Уиндзоре. Там Бэкингем узнал в одном из сопровождающих королевского гонца Томаса Уарда и с присущей ему прямотой задал ему вопрос, почему он здесь находится. Уард сумел сказать лишь то, что он выполняет королевское поручение. После этих слов герцогу стало ясно, что его ждёт арест и заключение в Тауэр. Однако гордость и присущая ему сила духа не позволяли Бэкингему безропотно ожидать удара судьбы. Он решительно двинулся в путь и, достигнув Темзы, сел там на свою барку, которую велел направить в Йорк-Плейс - резиденцию Уолси. Герцог собирался немедленно поговорить с кардиналом лично, понимая, что это один из последних шансов спасти свою жизнь. Однако во дворце Уолси ему учтиво сообщили, что кардинал приболел и не сможет увидеться с герцогом. Несмотря на сильное огорчение, Бэкингем попросил у повара кардинала дать ему выпить вина, вознаградив его 20 шиллингами. После этого он продолжил путь по реке, но вскоре его барка была остановлена другим судном, на котором находилась сотня гвардейцев короля. Их капитан сэр Генри Марни от имени короля арестовал герцога и препроводил его к воротам Тауэра. В тот же день королевский секретарь Пэйс написал Уолси, что король разрешает ему отложить планировавшийся визит к епископу Даремскому, чтобы вместо этого изучить показания слуг Бэкингема.
Лондонский Тауэр на плане 1597 г.
Охота почти завершилась, теперь требовалось было только спустить псов на жертву. В начале мая на трёх заседаниях комиссарского суда, проходивших в Кенте и Суррее, было выдвинуто официальное обвинение Бэкингема в государственной измене. Для рассмотрения соответствующих дел существовала особая процедура, предусматривавшая созыв особой судейской коллегии во главе с главным стюардом, который должен руководить процессом. На эту должность был назначен другой представитель верхушки английской знати, друг Бэкингема, герцог Томас Норфолк. Напомню, что он был отцом зятя Бэкингема. Созыв суда лорда главного стюарда был почти беспрецедентным актом - до 1521 г. такой суд собирался всего четыре раза. Уже 10 мая парламентские приставы получили указание собрать для участия в суде представителей палаты лордов. Помимо председателя в коллегию вошло 17 пэров, среди которых были кровные родственники и свояки обвиняемого, с которыми он поддерживал тесные отношения: Джордж барон Хастингс, Роберт Рэдклифф барон Фиц-Уолтер, Ральф Невилл граф Вестморленд.
Томас Ховард, 2-й герцог Норфолк.
К началу мая относится реляция к французскому двору, в которой сообщалось об аресте, вслед за Бэкингемом, других знатных пэров, его родственников: Джорджа Невилла барона Бергавенни, Генри Поула барона Монтегю, а также графа Нортумберленда (сообщалось также, что брат Бэкингема, граф Уилтшир, бежал). На самом деле арестованы были только Бергавенни и Монтегю, причём последнего вскоре отпустили на свободу. В отличие от Монтегю, Бергавенни содержали в Тауэре почти год. В феврале 1522 г. он предстал перед судом королевской скамьи, признался в недонесении об измене Бэкингема, в наказание за это был лишён поста Chief Larderer'а, продал королю имение Бирлинг и уплатил штраф размером в 10 тыс. марок. В обмен на это его простили. Уилтшир и Нортумберленд не только сохранили свободу, но и не были призваны в состав судейской коллегии. Вероятно, суровое наказание Бергавенни было связано с тем, что он знал о преступных намерениях Бэкингема, и пусть даже не поддерживал того, но не донёс о его словах королю или кардиналу (см. ниже).
Заседание судейской коллегии началось в 8 часов утра 13 мая в Вестминстере. Обвиняемого вывели на его место, рядом с которым был поставлен наточенный топор палача как символ того, что что в случае обвинительного приговора Бэкингему грозит смерть. Служащий суда объявил герцогу, что его обвиняют в государственной измене, заключавшейся в "заговоре и намерении с целью укоротить жизнь короля". Обвинение против Бэкингема поддержали трое его бывших слуг - уже упоминавшийся Чарльз Найвет, канцлер и ближайший советник герцога Гилберт Перк, исповедник герцога Джон Делакорт. На протяжении трёх дней они давали перед судом показания. Найвет сообщил, что герцог планировал собственной рукой заколоть короля, следуя в этом планам своего отца убить Ричарда III. Якобы он, положив руку на кинжал, заявил, что сделает всё возможное, чтобы исполнить это, и поклялся в этом кровью Господа. Кроме того, однажды в беседе с лордом Бергавенни Бэкингем сказал, что в случае смерти короля естественным наследником трона станет он. Если же Бергавенни попробует ему помешать, он сразится с ним и поразит его голову своим мечом. По словам Найвета, взойдя на престол, Бэкингем собирался "отрубить головы милорду кардиналу, сэру Томасу Лоуэллу и другим".
Много говорилось о картезианском монахе Николасе Хопкинсе, пророчества которого некогда вызвали в герцоге энтузиазм. Якобы Хопкинс несколько раз предсказывал Бэкингему, что он "получит всё и что он должен приложить старания к тому, чтобы приобрести любовь общества", что "король не произведёт мужского потомства", что "если что-либо плохое случится с королём, именно герцог будет первым среди наследников английской короны". Бэкингем много жертвовал монастырю Хинтон, где был насельником Хопкинс, и строго-настрого наказал своему капеллану держать в тайне пророчества монаха, поскольку, "если король о них узнает, я буду уничтожен". По словам главного свидетеля обвинения Найвета, он слышал предсказания Хопкинса и подозревал, что они внушены ему дьяволом.
В показаниях о. Гилберта говорилось, что, по мнению Бэкингема, династия Тюдоров проклята за казнь Генрихом VII в 1499 г. несчастного графа Уорвика. Господним наказанием за это является то, что королю "не позволено иметь благоденствующего потомства, что подтверждает смерть его сына, и что его дочери не будут благоденствовать и что у него не будет потомства мужского пола". Также Гилберт вспомнил, как в 1520 г. Бэкингем говорил ему, что он большой грешник, который хоть и может рассчитывать на прощение от Господа, но не получит его от короля. Конечно, это звучало весьма двусмысленно. Много бранных слов говорилось в отношении кардинала Уолси, хотя конечно их нельзя было отнести к разряду государственной измены.
Суд над герцогом длился 4 дня, с 13 по 16 мая. После того, как прозвучали показания свидетелей обвинения, Норфолк предложил герцогу выступить, если у него есть что сказать. Конечно, было. Бэкингем говорил перед судьями более часа, опровергая все обвинения и с удивительным для него красноречием отстаивая свою невиновность. Возможно, пэры поддались бы воздействию горячей самозащиты Бэкингема и не признали его виновным в тягчайшем преступлении, но они знали, что король желал иного. Сохранилась краткая памятная заметка, сделанная секретарём Пэйсом на обороте какого-то старого письма: "Король убеждён в том, что Бэкингема признают виновным и он будет проклят лордами, и для этого дела и для ирландских дел следует созвать Парламент". Известно, что пэры довольно долго обсуждали приговор. Главный судья королевской скамьи сэр Джон Фино, приданный им в качестве консультанта, пояснил, что государственная измена отличается от прочих преступлений (фелоний) тем, что к ней относится простое намерение причинить королю смерть. При этом нет необходимости доказывать явный факт измены, достаточно только слов.
Итак, после совещания, когда Норфолк стал опрашивать судей одного за другим, все они отвечали: "Утверждаю, что он виновен". Поле каждого ответа Норфолк писал своим тонким почерком на пергаменте - Dicit quod et culpabilis ("Провозгласил виновность"). Отзвучали слова всех судей, начиная от самого младшего из баронов и заканчивая самим герцогом Норфолком. После этого обвиняемого вернули в зал суда, чтобы объявить ему приговор. Тяжело дыша, Норфолк объявил: "Сэр Эдуард, вы слышали обвинение в государственной измене. Вы заявили о своей невиновности, поручив себя суду ваших пэров, которые признали вас виновным". После этих слов Норфолк внезапно разразился обильными слезами, которые он не мог сдержать.
После вынесения приговора Эдуарда Стаффорда вывели из здания суда и отвезли в Тауэр, где он провёл последнюю ночь своей жизни. Около 11 утра 17 мая 1521 г. лондонские шерифы Скевингтон и Кайм доставили его к эшафоту на Тауэрском холме. Бэкингем решительно поднялся по ступенькам и обратился к толпе, собравшийся на месте будущей казни: "молитесь за меня, осуждённого на смерть верного слуги короля, который, по своей небрежности и из-за отсутствия милостей, его обидел". Тем самым он предостерегал других представителей знати от повторения своей судьбы. Приговор, вынесенный Бэкингему, гласил, что его должны вздёрнуть, затем отрубить его члены и бросить их в огонь, сжечь его внутренности, отсечь голову и четвертовать тело. Король заменил эту страшную казнь на простое обезглавливание, что было несомненным актом милосердия с его стороны. Палач сделал свою работу с трёх ударов. После казни трое августинцев подняли тело и голову Бэкингема, поместили их в грубый деревянный гроб и доставили в церковь для погребения.
Казнь Эдуарда Стаффорда, герцога Бэкингема.
Лондонцы воспринимали процесс и осуждение Бэкингема отрицательно, называя потерпевшего "святым человеком". Как свидетельствует секретарь венецианского посла Лудовико Спинелли, герцога возили на заседания суда в сопровождении "большого вооружённого эскорта, (необходимого) для того, чтобы его не освободили многочисленные сторонники в Лондоне". Впрочем, огромная популярность Бэкингема не привела ни к городским беспорядкам (исключая небольшое волнение в лондонском Сити), ни к протестам представителей высшей английской знати (покорно принявших волю короля и осудивших герцога).
На самом деле, многие аристократы только выиграли от осуждения и казни герцога Бэкингема. Как полагалось в делах о государственной измене, изменника не только казнили, но также лишали титулов и должностей и конфисковывали его состояние. Согласно парламентскому акту об опале (act of attainder) от 31 июля 1523 г. о лишении Эдуарда Стаффорда гражданских и имущественных прав, его собственность была конфискована в пользу короны. Падение Бэкингема вызвало вспышку королевской щедрости. Конфискованные земли были подарены Генрихом VIII нескольким лицам, включая семь пэров из состава коллегии, осудившей герцога. При этом герцог Норфолк, как самый знатный, получил больше других - 6 маноров. Добавлю, что среди тех, кому достались бывшие владения Бэкингема, был Томас Мор. Парламент 1523 г., объявивший Бэкингема вне закона, кроме того наделил короля властью отменять это осуждение и все прежние особыми письмами и восcтанавливать права собственности на земли, полученные короной в результате конфискаций. При этом подтверждались права на титул тех, кто получил конфискованные у осуждённого земли. Каждый из аристократов, получивших земли, конфискованные у Бэкингема, получил дополнительную гарантию страховку на случай отмены акта об осуждении: к биллю об объявлении Бэкингема вне закона они приложили особую оговорку, касающуюся этого вопроса. Генрих VIII так и не восстановил сына Бэкингема во владениях отца; тот вернулся в палату лордов лишь в правление Эдуарда VI, а в 1547 г. вернул себе семейный титул графа Уилтшира. Большую часть прежних земель он не вернул, поскольку они были пожалованы короной частным лицам.
Генрих VIII как верховный глава.
Одним из долгоиграющих последствий процесса над Бэкингемом стало последующее изменение законодательства. До тех пор измена словом признавалась преступлением только в английском общем праве, однако не была зафиксирована в писаном праве. Споры пэров по поводу виновности Бэкингема, нашедшие отражение в источниках, подтверждают то, что она воспринималась как непривычное новшество. Однако именно процесс Бэкингема послужил прецедентом для изменения в последующем уголовного законодательства. Когда в 1530-е гг. обсуждался вопрос ведения процесса по государственной измене, Томас Кромвель, желавший внести измену словом в список установленных законом (не обычаем) преступлений, напомнил о том, что герцог Бэкингем был осуждён именно на основании слов, что зафиксировано в отчёте по его процессу. Несмотря на всю его новизну и неприятие некоторыми пэрами предложение Кромвеля было принято на осенней сессии Парламента 1534 г. Акт 1534 г. расценивал как измену не только покушение на физическое тело монарха (как предусматривалось в Статуте об измене Эдуарда III от 1352 г.), но также преступные намерения против монаршего достоинства.
Вне Англии осуждение и казнь знатнейшего английского аристократа было воспринято с негодованием. Впрочем, правители других государств понимали мотивы Генриха VIII, который усматривал в Бэкингеме потенциальную угрозу для себя, и с этих позиций могли внутренне оправдывать короля. Так, император Максимилиан I заявил английскому послу сэру Ричарду Уингфилду, что "он знает о его (Генриха VIII) большой доблести и мудрости слишком хорошо, чтобы предполагать, будто бы он казнил герцога без серьёзного и справедливого повода". И это несмотря на то, что герцог был видным представителем т. н. "испанской партии" - группировки сторонников союза с Габсбургами и войны с Францией! Интересы этой партии не совпадали с политикой Уолси, который стремился к сближению с французами против имперско-испанского содружества.
Следует добавить несколько слов о судьбе некоторых лиц, участвовавших в процессе Бэкингема на стороне обвинения. Картезианский монах Хопкинс за свои пророчества был изгнан из своего монастыря и, вероятно, умер в Тауэре. Чарльз Найвет не получил от падения бывшего патрона большой выгоды. Когда ему стало известно, что его прежние должности пожалованы другим, он попросил в награду за открытие преступных намерений Бэкингема два манора в Суффолке и место хранителя бывших парков герцога в Кенте. Однако эти владения отошли другим, более знатным особам. Единственное, что получил Найвет, это особая защита сроком на год начиная с апреля 1521 г. Впоследствии он поступил на воинскую службу. По словам Генри Стаффорда, Найвет плохо кончил: за несправедливое обвинение он "был съеден червями", что, возможно, означает "утонул" (он служил на корабле).
Лондонский Тауэр на плане 1597 г.
Охота почти завершилась, теперь требовалось было только спустить псов на жертву. В начале мая на трёх заседаниях комиссарского суда, проходивших в Кенте и Суррее, было выдвинуто официальное обвинение Бэкингема в государственной измене. Для рассмотрения соответствующих дел существовала особая процедура, предусматривавшая созыв особой судейской коллегии во главе с главным стюардом, который должен руководить процессом. На эту должность был назначен другой представитель верхушки английской знати, друг Бэкингема, герцог Томас Норфолк. Напомню, что он был отцом зятя Бэкингема. Созыв суда лорда главного стюарда был почти беспрецедентным актом - до 1521 г. такой суд собирался всего четыре раза. Уже 10 мая парламентские приставы получили указание собрать для участия в суде представителей палаты лордов. Помимо председателя в коллегию вошло 17 пэров, среди которых были кровные родственники и свояки обвиняемого, с которыми он поддерживал тесные отношения: Джордж барон Хастингс, Роберт Рэдклифф барон Фиц-Уолтер, Ральф Невилл граф Вестморленд.
Томас Ховард, 2-й герцог Норфолк.
К началу мая относится реляция к французскому двору, в которой сообщалось об аресте, вслед за Бэкингемом, других знатных пэров, его родственников: Джорджа Невилла барона Бергавенни, Генри Поула барона Монтегю, а также графа Нортумберленда (сообщалось также, что брат Бэкингема, граф Уилтшир, бежал). На самом деле арестованы были только Бергавенни и Монтегю, причём последнего вскоре отпустили на свободу. В отличие от Монтегю, Бергавенни содержали в Тауэре почти год. В феврале 1522 г. он предстал перед судом королевской скамьи, признался в недонесении об измене Бэкингема, в наказание за это был лишён поста Chief Larderer'а, продал королю имение Бирлинг и уплатил штраф размером в 10 тыс. марок. В обмен на это его простили. Уилтшир и Нортумберленд не только сохранили свободу, но и не были призваны в состав судейской коллегии. Вероятно, суровое наказание Бергавенни было связано с тем, что он знал о преступных намерениях Бэкингема, и пусть даже не поддерживал того, но не донёс о его словах королю или кардиналу (см. ниже).
Заседание судейской коллегии началось в 8 часов утра 13 мая в Вестминстере. Обвиняемого вывели на его место, рядом с которым был поставлен наточенный топор палача как символ того, что что в случае обвинительного приговора Бэкингему грозит смерть. Служащий суда объявил герцогу, что его обвиняют в государственной измене, заключавшейся в "заговоре и намерении с целью укоротить жизнь короля". Обвинение против Бэкингема поддержали трое его бывших слуг - уже упоминавшийся Чарльз Найвет, канцлер и ближайший советник герцога Гилберт Перк, исповедник герцога Джон Делакорт. На протяжении трёх дней они давали перед судом показания. Найвет сообщил, что герцог планировал собственной рукой заколоть короля, следуя в этом планам своего отца убить Ричарда III. Якобы он, положив руку на кинжал, заявил, что сделает всё возможное, чтобы исполнить это, и поклялся в этом кровью Господа. Кроме того, однажды в беседе с лордом Бергавенни Бэкингем сказал, что в случае смерти короля естественным наследником трона станет он. Если же Бергавенни попробует ему помешать, он сразится с ним и поразит его голову своим мечом. По словам Найвета, взойдя на престол, Бэкингем собирался "отрубить головы милорду кардиналу, сэру Томасу Лоуэллу и другим".
Много говорилось о картезианском монахе Николасе Хопкинсе, пророчества которого некогда вызвали в герцоге энтузиазм. Якобы Хопкинс несколько раз предсказывал Бэкингему, что он "получит всё и что он должен приложить старания к тому, чтобы приобрести любовь общества", что "король не произведёт мужского потомства", что "если что-либо плохое случится с королём, именно герцог будет первым среди наследников английской короны". Бэкингем много жертвовал монастырю Хинтон, где был насельником Хопкинс, и строго-настрого наказал своему капеллану держать в тайне пророчества монаха, поскольку, "если король о них узнает, я буду уничтожен". По словам главного свидетеля обвинения Найвета, он слышал предсказания Хопкинса и подозревал, что они внушены ему дьяволом.
В показаниях о. Гилберта говорилось, что, по мнению Бэкингема, династия Тюдоров проклята за казнь Генрихом VII в 1499 г. несчастного графа Уорвика. Господним наказанием за это является то, что королю "не позволено иметь благоденствующего потомства, что подтверждает смерть его сына, и что его дочери не будут благоденствовать и что у него не будет потомства мужского пола". Также Гилберт вспомнил, как в 1520 г. Бэкингем говорил ему, что он большой грешник, который хоть и может рассчитывать на прощение от Господа, но не получит его от короля. Конечно, это звучало весьма двусмысленно. Много бранных слов говорилось в отношении кардинала Уолси, хотя конечно их нельзя было отнести к разряду государственной измены.
Суд над герцогом длился 4 дня, с 13 по 16 мая. После того, как прозвучали показания свидетелей обвинения, Норфолк предложил герцогу выступить, если у него есть что сказать. Конечно, было. Бэкингем говорил перед судьями более часа, опровергая все обвинения и с удивительным для него красноречием отстаивая свою невиновность. Возможно, пэры поддались бы воздействию горячей самозащиты Бэкингема и не признали его виновным в тягчайшем преступлении, но они знали, что король желал иного. Сохранилась краткая памятная заметка, сделанная секретарём Пэйсом на обороте какого-то старого письма: "Король убеждён в том, что Бэкингема признают виновным и он будет проклят лордами, и для этого дела и для ирландских дел следует созвать Парламент". Известно, что пэры довольно долго обсуждали приговор. Главный судья королевской скамьи сэр Джон Фино, приданный им в качестве консультанта, пояснил, что государственная измена отличается от прочих преступлений (фелоний) тем, что к ней относится простое намерение причинить королю смерть. При этом нет необходимости доказывать явный факт измены, достаточно только слов.
Итак, после совещания, когда Норфолк стал опрашивать судей одного за другим, все они отвечали: "Утверждаю, что он виновен". Поле каждого ответа Норфолк писал своим тонким почерком на пергаменте - Dicit quod et culpabilis ("Провозгласил виновность"). Отзвучали слова всех судей, начиная от самого младшего из баронов и заканчивая самим герцогом Норфолком. После этого обвиняемого вернули в зал суда, чтобы объявить ему приговор. Тяжело дыша, Норфолк объявил: "Сэр Эдуард, вы слышали обвинение в государственной измене. Вы заявили о своей невиновности, поручив себя суду ваших пэров, которые признали вас виновным". После этих слов Норфолк внезапно разразился обильными слезами, которые он не мог сдержать.
После вынесения приговора Эдуарда Стаффорда вывели из здания суда и отвезли в Тауэр, где он провёл последнюю ночь своей жизни. Около 11 утра 17 мая 1521 г. лондонские шерифы Скевингтон и Кайм доставили его к эшафоту на Тауэрском холме. Бэкингем решительно поднялся по ступенькам и обратился к толпе, собравшийся на месте будущей казни: "молитесь за меня, осуждённого на смерть верного слуги короля, который, по своей небрежности и из-за отсутствия милостей, его обидел". Тем самым он предостерегал других представителей знати от повторения своей судьбы. Приговор, вынесенный Бэкингему, гласил, что его должны вздёрнуть, затем отрубить его члены и бросить их в огонь, сжечь его внутренности, отсечь голову и четвертовать тело. Король заменил эту страшную казнь на простое обезглавливание, что было несомненным актом милосердия с его стороны. Палач сделал свою работу с трёх ударов. После казни трое августинцев подняли тело и голову Бэкингема, поместили их в грубый деревянный гроб и доставили в церковь для погребения.
Казнь Эдуарда Стаффорда, герцога Бэкингема.
Лондонцы воспринимали процесс и осуждение Бэкингема отрицательно, называя потерпевшего "святым человеком". Как свидетельствует секретарь венецианского посла Лудовико Спинелли, герцога возили на заседания суда в сопровождении "большого вооружённого эскорта, (необходимого) для того, чтобы его не освободили многочисленные сторонники в Лондоне". Впрочем, огромная популярность Бэкингема не привела ни к городским беспорядкам (исключая небольшое волнение в лондонском Сити), ни к протестам представителей высшей английской знати (покорно принявших волю короля и осудивших герцога).
На самом деле, многие аристократы только выиграли от осуждения и казни герцога Бэкингема. Как полагалось в делах о государственной измене, изменника не только казнили, но также лишали титулов и должностей и конфисковывали его состояние. Согласно парламентскому акту об опале (act of attainder) от 31 июля 1523 г. о лишении Эдуарда Стаффорда гражданских и имущественных прав, его собственность была конфискована в пользу короны. Падение Бэкингема вызвало вспышку королевской щедрости. Конфискованные земли были подарены Генрихом VIII нескольким лицам, включая семь пэров из состава коллегии, осудившей герцога. При этом герцог Норфолк, как самый знатный, получил больше других - 6 маноров. Добавлю, что среди тех, кому достались бывшие владения Бэкингема, был Томас Мор. Парламент 1523 г., объявивший Бэкингема вне закона, кроме того наделил короля властью отменять это осуждение и все прежние особыми письмами и восcтанавливать права собственности на земли, полученные короной в результате конфискаций. При этом подтверждались права на титул тех, кто получил конфискованные у осуждённого земли. Каждый из аристократов, получивших земли, конфискованные у Бэкингема, получил дополнительную гарантию страховку на случай отмены акта об осуждении: к биллю об объявлении Бэкингема вне закона они приложили особую оговорку, касающуюся этого вопроса. Генрих VIII так и не восстановил сына Бэкингема во владениях отца; тот вернулся в палату лордов лишь в правление Эдуарда VI, а в 1547 г. вернул себе семейный титул графа Уилтшира. Большую часть прежних земель он не вернул, поскольку они были пожалованы короной частным лицам.
Генрих VIII как верховный глава.
Одним из долгоиграющих последствий процесса над Бэкингемом стало последующее изменение законодательства. До тех пор измена словом признавалась преступлением только в английском общем праве, однако не была зафиксирована в писаном праве. Споры пэров по поводу виновности Бэкингема, нашедшие отражение в источниках, подтверждают то, что она воспринималась как непривычное новшество. Однако именно процесс Бэкингема послужил прецедентом для изменения в последующем уголовного законодательства. Когда в 1530-е гг. обсуждался вопрос ведения процесса по государственной измене, Томас Кромвель, желавший внести измену словом в список установленных законом (не обычаем) преступлений, напомнил о том, что герцог Бэкингем был осуждён именно на основании слов, что зафиксировано в отчёте по его процессу. Несмотря на всю его новизну и неприятие некоторыми пэрами предложение Кромвеля было принято на осенней сессии Парламента 1534 г. Акт 1534 г. расценивал как измену не только покушение на физическое тело монарха (как предусматривалось в Статуте об измене Эдуарда III от 1352 г.), но также преступные намерения против монаршего достоинства.
Вне Англии осуждение и казнь знатнейшего английского аристократа было воспринято с негодованием. Впрочем, правители других государств понимали мотивы Генриха VIII, который усматривал в Бэкингеме потенциальную угрозу для себя, и с этих позиций могли внутренне оправдывать короля. Так, император Максимилиан I заявил английскому послу сэру Ричарду Уингфилду, что "он знает о его (Генриха VIII) большой доблести и мудрости слишком хорошо, чтобы предполагать, будто бы он казнил герцога без серьёзного и справедливого повода". И это несмотря на то, что герцог был видным представителем т. н. "испанской партии" - группировки сторонников союза с Габсбургами и войны с Францией! Интересы этой партии не совпадали с политикой Уолси, который стремился к сближению с французами против имперско-испанского содружества.
Следует добавить несколько слов о судьбе некоторых лиц, участвовавших в процессе Бэкингема на стороне обвинения. Картезианский монах Хопкинс за свои пророчества был изгнан из своего монастыря и, вероятно, умер в Тауэре. Чарльз Найвет не получил от падения бывшего патрона большой выгоды. Когда ему стало известно, что его прежние должности пожалованы другим, он попросил в награду за открытие преступных намерений Бэкингема два манора в Суффолке и место хранителя бывших парков герцога в Кенте. Однако эти владения отошли другим, более знатным особам. Единственное, что получил Найвет, это особая защита сроком на год начиная с апреля 1521 г. Впоследствии он поступил на воинскую службу. По словам Генри Стаффорда, Найвет плохо кончил: за несправедливое обвинение он "был съеден червями", что, возможно, означает "утонул" (он служил на корабле).