Сомалийский гопак
Щирые украинские хлопцы недавно мне объяснили:
- Что вы на Московии хвалитесь какими-то самбо, карате… Вот мы никогда не изменяли своему риднесенькому гопаку - сегодня уже в боевом варианте…
И, действительно, довелось посмотреть кадры фильма про этого самого «боевого гопака» - скажу честно: впечатляет. Особенно, под марш, посвященный гетману Павлу Сагайдачному. Если все это осознать, то получается что-то современный «боевой гопак» сильно похож на элементарные бои без правил. Это, когда ловкий боец без предупреждения может изловчиться и засветить противнику пяткой в ухо или жахнуть ею же по затылку.
Очень похоже, что когда украинские торговцы оружием снарядили сухогруз с танковым полком, зенитными системами, кучей другого оружия, боеприпасов к берегам Сомали, Киеве они плясали гопака - были уверены, что все, как в случае с Грузией, обойдется. Но сомалийцы, оказывается, тоже умеют «гопачить». А почему бы и нет, ведь как воевать многие из сегодняшних деятелей Сомали учились на Украине, осваивали оружие, общались с покладистыми хохлушками… И конечно, давали гопака, по другому, правда. Говорю об этом, вспоминая однокашников - сомалийцев по Львовскому высшему политучилищу.
Когда мы стали курсантами третьего курса, мне выпало быть дежурным по факультету журналистики. Вдруг среди ночи оперативный по училищу дает команду - всех дежурных на КПП. Времена тогда были не очень спокойными, пока бежал вверх по лестнице, думал, наверное, опять бандеровцы обклеили забор листовками. Соскабливать их было очень трудно, делали мы это, в основном с помощью «той самой бандеровской матери».
Но ошибся, дело обстояло интереснее. У курсантской столовой стоял автобус и из него выходили какие-то негры. Для нас это было просто шоком - откуда, кто такие. Начальник политотдела училища разъяснил: к нам приехали учиться товарищи из Сомали, прошу их, прежде всего, накормить, а потом разместить на ночлег.
Среди ночи - кто их будет кормить. Но оказалось, что в курсантском кафе уже были накрыты столы. Вечно голодные курсанты просто поперхнулись: среди ночи тарелки с жареной картошкой, огромными отбивными, котлетами, шматки сала величиною - от души… Но, черные, как уголь, «братья - товарищи» как-то стеснительно стояли в сторонке. И тут поспешил капитан в пехотной форме - оказалось, переводчик. Он матернул начпрода училища: ты соображаешь, какие продукты выставил на столы, какая отбивная свинина, сало с чесноком - они же правоверные мусульмане. Тащи молоко, баранину, консервы из говядины…
Официантки мигом смахнули все со столов (под утро эти девчата едва волокли сумки к КПП). Сомалийцы накинулись на молочные продукты, особенно зауважали рыбные консервы в томате. Утром, правда, некоторым с особенно нестойкими желудками пришлось брать штурмом туалетные кабины, причем, не один раз.
Начальство приняло решение поселить сомалийских курсантов рядом с журналистами. Как оказалось, был расчет, что чернокожие курсанты, общаясь с будущей филологической элитой армии, быстрее научатся русскому языку, отпадет необходимость в переводчиках. Спустя менее года, училищное начальство, и в первую очередь женский профессорско-преподавательский состав, поняли, какую ошибку совершили.
Едва научившись лопотать по - русски, сомалийцы с подачи наших словесных виртуозов стали употреблять обычные в курсантском обиходе слова «е…, твою маму…, видел я тебя на…, это не сержант, это последняя к…» и так далее. Скандал разразился, когда надо было по-русски изложить суть работы классика марксизма-ленинизма о роли труда в происхождении человека и речи.
Активист, по - моему это был Абди, старшему преподавателю кафедры русского языка, очень обаятельной, интеллигентной женщине, все изложил предельно просто:
- Понимаешь, е… обезьян и их мам б…, на ветке сидели две обезьянки. Одна, как последняя львовская к…, спрыгнула на землю, взяла, идиотка, ветку и начала что-то, е… ее папу, ковырять. Та, еще худшая к…, что сидела на верху, присмотрелась, спрыгнула и спрашивает: ты что, е… твою маму делаешь? Подружка ответила - слепая, твою…, не видишь, землю ковыряю… Вот так и разговорились, отсюда и пошла нормальная речь от обезьян к людям.
У преподавателя случилась истерика, прибыло учительское начальство, пообщалось с сомалийскими курсантами и решило отселить их от журналистов, отправить поближе к морскому отделению. Но связи с сомалийцами мы не теряли. В те годы журналистский факультет жил в привилегированном положении: четырехместные кубрики, практически, свободный выход в город, самоподготовка по усмотрению… Так же неплохо себя чувствовали и сомалийские курсанты. Готовились они по программе «офицеры политической ориентации». В те годы Сомали внешне твердо встала на социалистический путь, как рассказывали, в Могадишо везде стояли портреты К. Маркса, В. Ленина, других вождей.
Командиром группы чернокожих курсантов был Али -Гарун. Сейчас я бы написал слитно - Алигарун. Он в числе первых, почти за полгода начал говорить по- русски. Быстро освоили разговорную речь Абди, Муххамад… Очень сильно подозреваю, что это были не их подлинные имена, а, скорее всего клички. Чуть позже, наши ребята выяснили, что сомалийские курсанты - не какие-то забитые пастухи. Они, оказывается, неплохо владели английским, французским, до Львова закончили офицерские колледжи в Канаде, Англии… Почти все имели офицерские звания сомалийской армии. Я лично выяснил, со слов Алигаруна, что он сын президента Сомали Мухаммеда Сиада Барре. Я тогда искренне этому поверил, хотя наши курсанты подшучивали: у Барре, наверное, жен штук пятнадцать, так от какой по счету ту появился?
Алигарун мудро ухмылялся и покачивал невероятно курчавой головой. То, что он был далеко не простым человеком, говорит то, что ему из сомалийского посольства регулярно доставляли фельдсвязью пакеты. Что в них было, никто не знает, потому, что приняв от прибывшего офицера пакет, Алигарун взламывал печати, быстро читал, расписывался и возвращал пакет. Как-то я у него спросил, что пишут из дома:
- Это было письмо от президента.
- И что он сообщает?
Али как-то странно на меня посмотрел.
- Недавно в Сомали был ваш министр обороны…
- И что он там делал?
- Подарил эскадрилью самолетов, артиллерийский и, главное танковый, полки…
- Так у вас же война…
- Эфиопы совсем обнаглели…
- А нашему министру что подарил Барре?
- Секрет, но для тебя скажу 6 белую бурку и молодую верблюдицу…
- Бурку понятно, а верблюдица-то ему зачем?
- Ты еще молодой и многое не понимаешь…
С Алигаруном мы быстро подружились, он частенько заходил к нам в комнату. Поговорить «о жизни». Сомалийцам выходить в город в первый годы было категорически запрещено, даже в гражданке. Им пошили костюмы их защитной ткани без знаков различия, в которых они ходили на занятия. Но пришло время полевого выходы в Яворовский учебный центр, который был от Львова километрах в сорока. Начальство приняло решение вывезти туда и сомалийцев. В Яворов мы доехали благополучно: кстати, отделение Алигаруна разместилось в моем БТР. Мне, как командиру отделения и старшему на «броннике» было приказано ни в коем случае не дать высовываться сомалийцам. И они, бедняги весь марш томились в вонючем кузове бронетранспортера. На полигоне наши курсанты выполняли свои задачи, сомалийцы - свои. Они стреляли из всех видов стрелкового вооружения, бегали в атаки, окапывались, Смешно было наблюдать, как черные, что уголь парни орут «Ура!» и лупят холостыми по «противнику».
Возвращались мы ночью. Во Львов приехали около часу. Колонны затормозилась возле костела, что на Привокзальной. Он не работал, но старушки-католички посещали его, молились. Выглянув из БТРа, осмотрелся. На тротуаре, в метре стояли бабушки с узелками. Одна из них горестно вздохнула:
- И что ж вам диты, начальство спаты не дае?...
И тут раздался гортанный, с сильным акцентом возглас:
- Как не дают, спим, - это был Алигарун.
Представьте: в каске, с автоматом и черный, как уголь, только белки глаз светятся, да еще и орет, как настоящий замполит в атаке…
- Ой, лышенько, сатана. - Ахнула бабулька и повалилась на тротуар.
За эту выходку моего сомалийского друга я получил от начфака по полной программе. Но после этого случая начальство поняло - надо сомалийцев выпускать из училищного заточения в город, тайны их пребывания уже нет. Выпустить-то выпустили, но на свою голову, но об этом, как-нибудь в следующий раз.
Если интересно, приведу несколько чисто бытовых эпизодов. На спецфаке в мое время учились кроме сомалийцев монголы и болгары, потом чехи, немцы, но их я уже не застал. Так вот, с монголами мы были как братья, сомалийцев любили и жалели. А вот кого не терпели, так это болгар. Причин тут множество, сейчас не стоит о них говорить, но первое, что мы сделали, отказались ходить в училищную баню вместе с болгарами. Начальство развело руками и посчитало, что будущие журналисты просто бузят. Но в политотделе все же решили развести нас с болгарами.
В очередной банный день заходим в моечную и падаем в обморок: на лавках лежат какие-то странные существа - сами черные, попки розовые, пятки вообще белые и… обрезанные. Я, честно, говоря, когда увидел Алигаруна голым, опешил. Быстренько помылся и ходу. Но на следующий раз все было уже иначе. Чуть опоздал и увидел умопомрачительную картину: наш факультетский боксерский тяжеловес ростом под два метра Витя Фильченко лежит на лавке, а его мылят двое сомалийцев. Витя рычит от удовольствия. Потом меняются ролями - Филя взял в каждую руку по мочалке и давай драить двоих сомалийцев. Ту ему по грудь, визжат от удовольствия, а Витя приговаривает:
- Буду тереть, пока не побелеете…
К нему в очередь выстроилась вся самолийская группа…
В нашей комнате в курсантском общежитии было четверо: я, Серега Вачаев, Миша Горбылев и Юра Мандраков. Юрка к тому времени уже женился, его теща жила в колхозе. Юрка частенько к ней ездил и обязательно возвращался с солидной поклажей: трехлитровкой настоящего первача, непременным шматом сала, кругом колбасы…
Как-то решили отметить возвращение боевого товарища из увольнения. Только закрыли дверь, как раздался условный стук. Открываем - на пороге Алигарун. Привет, заходи. Достали, что положено. Самогоночку Юркина теща каким-то образом закрашивала под коньяк. Разлили. Али взялся за шматок сала нюхнул, что налили в стакан:
- О, елки-палки, виски…
Тут я съехидничал, мол, мусульманам их бог запрещает есть и пить форменное безобразие, что лежит на столе. На что наш друг отмахнулся:
- Аллах далеко от Львова, он в Сомали…
Этот «виски» Алигарун переносил долго и тяжело. Его физиономия стала не черной, а пепельной, глаза еще больше сузились, он двое суток лежал на кровати, думали, все, помрет офицер политической ориентации, которая оказалась явно не той.
После того, как я выпустился из училища, сомалийцы еще несколько лет продолжали там учиться. Связи, практически, с ними у меня уже не было. Но через некоторое время, в Потсдаме включил телевизор, настроенный на ФРГ и увидел пресс-конференцию с группой сомалийцев. По-моему, она проходила в Штутгарте, во главе ее был Алигарун, или я ошибаюсь - времени с того момента прошло довольно много…
Вот такой получается, сомалийский гопак. Тут ведь что самое главное - не рассказ об одной черточке моей журналистской биографии. За державу обидно. Ведь это только о зверушках можно говорить, что мы в ответе за тех, кого приручили. СССР приручил половину земного шара - что стало с теми, кто нам верил, кто шел за нами? Ведь никто в мире, ни прежде, ни сейчас не выделяет русских, украинцев, бурят, казахов… Во всех странах все они - русские. И мне, русскому это осознание доставляет удовольствие. Но вот на Африканском Роге, который год штормит беда. Главными пиратами, бандитами выступают сомалийцы. Не хочу об этом говорить, потому, что среди тех рисковых парней могут быть дети тех, кто набирался правильной политической ориентации в славном и красивом городе Львове.
Анатолий ЛУКАШОВ, военный журналист