Памяти поэта и воина Арсения Несмелова
Ровно 132 года назад, 20-го июня 1889-го года в Москве родился прекрасный русский поэт, писатель и журналист Арсений Несмелов-Митропольский.
С некоторыми из его стихов и рассказов можно ознакомиться здесь.
Помимо того, что Арсений Несмелов был поэтом, он был еще и воином. Ветеран мировой войны, поручик Несмелов не принял ни Февральского, ни Октябрьского пероворота 1917 года и с первых часов Гражданской войны вступил в бой с большевиками. В 1924 году, после окончательного поражения борьбы за Россию, Несмелов ушел за границу и обосновался в Харбине (Маньчжурия, Китай), где продолжал борьбу с большевизмом до самой своей смерти в 1945 году.
В память поэта хочу поделиться с вами отрывком из неопубликованной повести "Пути-дороги", где Арсений Несмелов присутствует в одном из эпизодов. Кстати, все основные герои этой неоконченной повести - вполне реальные люди, с некоторыми из которых я даже имел честь быть знакомым:
"... Поезд ухнул, утомленный длинной перебежкой, и остановился. Ли посмотрел в окно. Вдоль платформы на равном расстоянии друг от друга выстроились солдаты одного из северных воевод, все как один обмундированые в форму цвета хаки и вооруженные мечами, маузерами и винтовками со штыком. Пассажиры уже толпились на перроне, не обращая, казалось, большого внимания на охраняющих станцию солдат и готовые войти в открывающие двери вагоны.
«Порядка больше чем когда-то, - подумал Ли, - только разве это настоящий порядок, который надо поддерживать штыком?... Разве не должен быть такой порядок, который желаем людьми и который они сами установили бы и готовы были бы поддерживать?...» Он не успел додумать этой мысли.
Дверь в купе отворилась и вошел первый попутчик - русский, лет тридцати с лишним, одетый в штатское. За ним, явно не имеющий к нему никакого отношения японский бизнесмен и китайский военный старик со своей женой. Русский сел напротив Ли и, также как и Ли, стал, смотреть в окно. Вскоре поезд, заполненный теперь, кажется, до предела, снова тронулся. За окном мелькали поля, деревни. Новые попутчики Ли молчали. Наверное все чувствовали теперь некоторую неловкость от того, что им приходится разделять это крошечное купе и на некоторое время забыть о своих разногласиях. Ли почувствовал, что русский, севший ровно напротив него, внимательно рассматривал его униформу. Он решил не придавать этому никакого значения. Любопытство, в конце концов, свойственно до некоторой степени каждому из нас.
- Интересная форма на Вас, господин... То есть, простите, товарищ! Право же, чувствуешь себя дураком, называя незнакомца товарищем... Ну какой Вы мне к черту товарищ? А я, между прочим, Вам? Впрочем, какое это имеет значение? Да никакого ... У вас, кажется, принято друг друга товарищами называть независимо от того, насколько вы знакомы или дружны, так что из уважения к Вам - товарищ... Так вот, форма у Вас, говорю, интересная. Не часто увидишь такую на китайском подданном. Вы ведь китайский подданый, правда?
- Верно. - Ли утвердительно кивнул.
- Вам там, - попутчик махнул рукой на запад, - поди не только форму выдали, но и русской грамоте обучили? Не так ли?
- Совершенно верно. Обучили. И грамоте тоже.
- И где же, позвольте вас спросить, Вас обучали? Не обессудьте, ей Богу, чистое любопытство. Нам ведь еще несколько часов вместе ехать. Почему бы не расширить кругозор друг друга? .... Хотя, впрочем, если Вам в тягость, можете не отвечать... Я так, от чисто житейского любопытства. Все-таки разделяем один поезд, одно купе, одну дорогу и даже одно направление и, на настоящий момент, одну страну. Можно было бы и немного получше друг друга узнать.
Попутчик замолчал, а Ли почему-то почувствовал желание заговорить с незнакомцем. По какой-то непонятной причине, компания этого голубоглазого и немного грустного человека была приятна Ли. Он почувствовал странное желание рассказать ему обо всем, что случилось, о своем раненом сердце, о том, как он только что потерял ту, кого любил больше всего на свете, но поразмыслив недолго, Ли решил не отступать от своих правил, и прежде чем раскрываться самому, узнать немного больше об этом приятном незнакомце. Для начала Ли попросту ответил на его вопрос:
- Я возвращаюсь из Москвы. Из Военной Академии.
- О-о-о-о-о! Из самой Златоглавой! - Искренне удивился собеседник. - Хотя опять же не знаю как ее теперь назвать. Головы-то, говорят, золотые все посносили? Ведь верно?
- Я не совсем понимаю о чем вы говорите. К сожалению. Что называете «золотыми головами»?
- Ах да, приношу свои извинения! Одно дело русский язык - и совсем другое всякие идиомы с историческим контекстом. Простите великодушно. Златоглавыми, знаете ли, раньше называли русские церкви. У них купола, видите ли, крыли чистым червленым золотом. На солнце так и сияли. Так вот за то, что в Москве много церквей было (говорили - сорок сороков), ее злотоглавой прозвали. Ну а когда большевики к власти пришли, они первым делом, говорят, издали декрет - закон то есть - о запрещнии религии и уничтожении церквей. Церкви ломать, разумеется ,стали, ну а купола... Не знаю что большевики с золотом сделали. Сомневаюсь, однако, что на свалку истории оттащили. С большей уверенностью возмусь утверждать, что отвезли куда-нибудь в Англию или Швейцарию, продали, а деньгами заполнили свои личные счета. От этих «бессеребренников» я лично ничего другого не ожидаю. Вот Вам коротко о понятии «златоглавая» и заодно некоторые мнения о Ваших, простите, учителях. Кстати, как Вас зовут?
- Ли.
- Очень приятно. Меня - Несмелов. ... Арсений Несмелов.
Собеседник чуть склонил голову и продолжил:
- Чудно, право. Сам не пойму почему я вдруг с Вами так сразу разговорился. Можно подумать, что я болтун какой-то... А ведь я не часто с людьми так разговариваюсь... Есть в Вас нечто отличающее Вас от других. От тех, кто носит подобную форму, но что это - не могу вам точно сказать. Честно скажу, форма эта вам не подходит. Вы и сами это поймете. Попозже. Вот, сколько Вам лет?
- Двадцать восемь.
- А мне - тридцать пять, и с высоты моего тепершенего опыта скажу Вам, что Вы еще мальчишка. Повзрослеете немного, понаблюдаете повнимательнее за жизнью вокруг Вас и, поверьте мне, сами захотите сменить эту форму, на что-нибудь более достойное и, между прочим, Вам более подходящее.
- Я выбрал уже свой путь. - Ответил Ли. - И эту форму тоже сам выбрал. Потому выбрал, что хочу, чтобы в моей стране наконец наступил порядок и справедливость. Хочу помочь людям в Китае понять, что они достойны лучшей жизни и способны на нее. И я верю в равенство.
- Да бросьте вы... Подумайте сами, какое равенство? Ну подумайте, можно-ли слона уравнять со змеей? Попробуйте доказать мне, что они равны и одинаковы, и еще попробуйте поселить слона в змеиной норе и кормить его змеиной едой... Равенство... Попробуйте уравнять их, и погубите обоих. Вы не похожи на глупого человека. Совсем не похожи. Попробуйте Вы отбросить все эти бредни, которыми Вас там, в Москве напотчевали и подумайте независимо, самостоятельно. Ну возможно ли полное и абсолютное равенство? И ясно увидите, что невозможно! Это - обычная утопия, на которую так легко ловить молодые и восторженные умы, такие как Ваш, например. Кстати, Давайте-ка закроем шторы. Темно уже, а люди за освещенными окнами - прекрасная мишень для тех, кто прячется в темном гаоляне и ,хотя у вас при себе неплохое оружие, позвольте мне пари, что выигрыш останется за теми - в темноте.
- Вы позволите, господа? - Несмелов повернулся к остальным попутчикам и, послав им формальную улыбку вежливости, показал на окно и потянул штору вниз. Черное окно затянулось коричневато-красной плотной шторой и в купе стало по-домашнему уютно.
- Вот так оно лучше. - Добавил разговорчивый собеседник, снова обращаясь к Ли. - Надежнее. Так что же вы теперь собираетесь делать с Вашей военной наукой?
- Меня хорошо учили. Я теперь красный военачальник. Что делать собираюсь? Да просто собираюсь научить этой науке моих сограждан и помочь установить в моей стране одно, единое правительство, которое наконец, сможет навести порядок и даст людям возможность жить в мире и покое.
- Эх, господин красный командир... Сами-то вы понимаете что говорите? Впрочем... Пустое дело - объяснять очевидные вещи. Сами все поймете. Повоюете еще, повзрослеете и поймете.
Несмелов глубоко вздохнул и пристально посмотрел на Ли своими проницательными и грустными синими глазами. Немного помолчали, и Несмелов снова заговорил:
- Ну не странная ли штука жизнь? На вас ИХ форма, а на мне до прошлого года была форма их врагов, значит и ваших врагов тоже. Я защищал свою страну от тех, кого вы сделали своими кумирами, и не смог защитить, и отступил в Вашу. Пока я воевал, вы учились у моих врагов - ваших учителей - сеять разруху, смерть и теперь едете к себе на родину, исключительно для того, чтобы устроить тут такой же бардак, какой Ваши учителя устроили на моей родине перед тем, как окончательно сожрали ее. Нет, я понимаю, что Вы не умышленно будете сеять разор, а по незнанию... Но сути это не меняет, и на результат тоже не повлияет. Теша себя мыслью о том, что вы - геройски боретесь за права сами не знаете кого, Вы уничтожите свою собственную страну, а тогда, позвольте Вас спросить, тогда куда мы с Вами вместе денемся? Куда бежать будем?
- Я буду строить равенство. - Тихо ответил Ли. Слова Несмелова каким-то непонятным образом заставляли его сомневаться в том, что равенство и светлое будущее были возможны и эта мысль была неприятна Ли.
- Странная штука жизнь. Вы - на их стороне, я - стороне Ваших врагов, а вот в этом поезде мы с Вами едем вместе и разговариваем, как старые приятели. Враги, а делим один поезд, одно купе, одну дорогу, одну страну, одно время, одну жизнь... Как будто жизнь пытается нас всех чему-то научить... Бьюсь об заклад, что урока этого ни вы, ни я не выучим. Доедем до Харбина, и... Вы - к своим, я - к своим, и лучше нам будет не попадаться друг друг другу на глаза... Правильно?
- Не знаю... Мне бы очень не хотелось увидеть Вас сквозь прицел. Надеюсь этого никогда не случится...
- Кто знает, кто знает...
Несмелов еще раз вздохнул, взглянул на Ли и замолчал. Все пассажиры, разделявшие купе с Ли и Несмеловым спали, убаюканные ритмичным стуком колес и тихом разговором двоих у окна на никому не понятном языке.
- Спокойной ночи. - Несмелов поудобнее устроился в углу. - Надеюсь завтра утром принесут чай. Спокойной ночи, Ли.
- Спокойной ночи.
Поезд мчал на Харбин, не сбавляя хода и почти не останавливаясь. Ли снилось, что Таня едет вместе с ним, что она жива, весела и счастлива, и что впереди их двоих ждет новая радостная и светлая жизнь..."