"Гвоздики" Пины Бауш. Волшебство "Пиносферы".
Дамы и господа!
Всё начинается с запаха. Того, которого нет.
Обман искусства волшебен тем, что неразоблачим. Нереальные чувства заменяют обыденность.
Зритель смотрит на сцену и видит не грубо сколоченный деревянный помост, а королевский трон, слышит не грохот металлического листа за сценой, а раскаты летней грозы. И щекочет ноздри запах озона...
А не видим, не слышим, не обоняем, виновен режиссёр, хореогаф, сценограф. Не умыкнули нас в пространство истинного волшебства.
У Пины Бауш это невозможно. Ковёр гвоздик на сцене в цветовом диапазоне от почти белого до тёмно красного пахнет самым невероятным из возможных запахов. Волшебным ароматом искусства.
Пине удалось добавить к стратосфере, носфере и прочим сферам человеческого жития-бытия то, что подвластно лишь творцам.
Назову это пространство "Пиносферой".
В ней всё начинается задолго до первого движения.
Ноги неподвижных танцоров тонут в толще гвоздик, прямых, упругих, крепких, как сказочные оловянные солдатики.
Звучит стандарт Гершвина.
Someday he'll come along The man I love
And he'll be big and strong The man I love.
Сперва на языке глухонемых. Мерцающие кисти сурдопереводчика - первый танец представления.
Приходит звук, буквы, слова, сердцебиение, прерывистое дыхание, а после музыка, пение. Первая граница прорвана.
Вспоминаю недавно увиденное, перебираю в памяти эпизоды, пытаюсь нанизать их на нить сюжета.
Не "поверить гармонию алгеброй", но попытка уловить смысл легитимна.
Свобода. Её цена, свет, мрачное чёрное пртивостояние ей.
Для того, чтобы увидеть монолиты турникетов достаточно оглядеться. А для ощущений войти в "Пиносфнеру". Сцену заполняют "дети цветов" в лёгких шёлковых платьицах и противостоящие им охранники в чёрных костюмах.
Оклик "Паспорт" звучит, как щелчок взводимого курка.
Даже невинная детская игра "Раз, два, три, замри" обращается в этой реальности в безжалостный ритуал "несвободы".
"Ты можешь продолжать надеяться."
Звучит музыка Эллингтона, играет на трубе Армстронг, поёт Билли Холидей.
Попытки бунта волнами накатывают и рзбиваются о неумолимый голос ведущего под дивные мелодии самой свободной из музЫк - джаза.
Диктатор не вечен, разумеется. И его место занимает женщина-фантом. Правила игры изменены. Теперь все вместе гонят его с авансцены.
Абсурд нарастает. Бормотание выморочных персонажей, кукол и кукловодов одновременно, водящих бесконечный хоровод, топчущих, ломающих гвоздики и дающих бессмысленные советы друг другу.
Свободного пространства всё меньше. Сцена заполняется огромными картонными коробками. Охранники взбираются на них, перевязывают лентами, выстраивают стены.
Те самые, о которых писал вначале. Из "волшебного мира искусства". То есть непреодолимые в пространстве "Пиносферы". Требования надсмотрщиков, рассуждающих о салями и хлебе, смешны и оттого страшны. Попробуй молиться, когда тебе щекочут пятки.
Свобода в движении. А где же танцы?
"Читатель ждёт уж рифмы розы"? Пожалуйста, полёт, "пируэт".
Но недолго, недалеко...
Паспорт, паспорт, паспорт...
Лай собакой, "кудахтай" попугаем, скачи лягушкой.
Паспорт, паспорт, паспорт...
Чего изволите? Плакать?
И нарезается мелко лук, и втирается в лица на фоне будки с куклой гадалкой.
Хотя о чём тут гадать. Всё ясно и так.
Паспорт, паспорт, паспорт...
Конец надежды? В "Пиносфере" такого не бывает.
Опять звучит "Someday he'll come along The man I love" и мы верим в то единственное что никогда не обманет.
За весной придёт лето, после осень, затем зима и снова весна...
"Феллиниевская" процессия простыми жестами демонстрирует вечность, что не по зубам никаким надсмотрщикам, палачам, диктаторам...
К актёрам присоединяются зрители.
Каждый из танцоров рассказывает, почему начал танцевать. Причины разные. Страх, стыд, неуверенность в себе, желание быть непохожим на других.
Результат один. Любовь.
Над гвоздиками, среди них, в них стелются истории о мимолётном и вечном, грустном и смешном, мудром и безумном.
Любимые цветы Пины Бауш не выстоят, погибнут. Но никто не обещал им жизни вечной. Хрупкость и изящество - редчайшие явления в окружающей нас неуклюжей всеподавляющей действительности.
Ценим, наслаждаемся этим.
И грустим потом, дамы и господа.