Бывают странной теплотой счастливые моменты...
Сегодня была в арт-кафе на лекции, посвященной "Бродячей собаке", только лекции из этого не получилось, получилась хорошая, теплая беседа и даже не о "Бродячей собаке", а обо всем на свете, о личной биографии, о серебряном веке, о эпохе конца, индивидуальности, эпатаже, жизнетворчестве, о Бальмонте и Скрябине и, особенно, о Ахматовой. Наша лекторша удивительная старушка с красивым северорусским лицом, правильным, может, чуть прибалтийским и бледным, но со здоровым румянцем (кажется, чуть подкрашенным), сразу же отказалась выступать со сцены, усадила нас за стол и начала рассказывать, как в 1964, будучи двадцатилетней девочкой она увидела некое чудо, что перевернуло всю ее жизнь. Она работала, кажется, электриком, в доме Яковлева, что на полщади Искусств, где в подвале находилась переплетная мастерская, и однажды переплетчик, бывший "старым рабочим интеллегентом" привел их в свой подвал-мастерскую, куда вело двенадцать ступенек, там стояли переплетные станки, какой-то хлам и никто не мог понять, что он хотел показать. Но взяв в руки тряпку переплетчик извлек из-под слоя пыли чудесные фрески Судейкина, что это за фрески и что за странный подвал в шестьдесят четвертом году никто не знал, над входом, как водится, красовалась стандартное "бомбоубежище", внутри был стандартный преплетный цех, но под пылью стен было настоящее чудо. Только много лет спустя, в 90-е эта девочка, эта солнечная старушка узнала, что двенадцать ступеней вели в "Бродячую собаку". Таинственный подвал произвел на нее такое сильное впечатление, что она поступила в лучший ленинградский ВУЗ, стала филологом, искускуствоведом, много интересных людей встретилось ей там, многие были увлечены Ахматовой, чем и заразилась она. Удивительно видеть, как на моложавом, но сильно немолодом лице то и дело вспыхивает улыбка, как при упоминании имени Анны Ахматовой, и без того, солнечные глаза загораются теплым светом и жизнью, коей я могу много позавидовать, говорила она об Ахматовой много с особым почтением и любовью, говорила с восторгом чистым и неподдельным, с которым говорят дети о солнечном утре и крыльях бронзовки, что даже я, презирающая женщин в поэзии и нелюбящая Ахматову, не посмела ей возразить, такое преклонение у меня, не имеющей всякого преклонения перед живыми, возникло к этому светлому чувству, схоже оно с моей любовью к ласковому Бальмонту и Скрябину, а поругая святыни, никогда не посягаю я на святое. Говорили мы много, сначала она, а потом больше я, она попросила почитать Ахматову, я читала, в зале было темно так, что никто больше бы не прочел, говорили о чувстве, о поэзии, о Бальмонте, тут говорила я много, и она не посмела мне возразить, такая нежная взаимная деликатность, говорили и о Скрябине, в этом увидела она символизм, как нашла она Скрябина, двадцатилетняя, в Бродячей собаке, где кто-то говорил ей о ледяных шариках в его музыке, а через много лет нашла она его в двадцатилетней девочке, что говорит с ней в арт-кафе в Тамбове. Удивительная она, эта солнечная старушка, как будто бы свет льется из нее на тебя, и все ею обласканы, я счатлива, что познакомилась с ней, редко встречаешь таких людей, через нее чувствуешь некую сопричастность всему тому времени, хотя лет ей не так много, но через всю себя пронесла она любимых своих и волшебный подвал с двенадцатью ступеньками. И почему-то исходит от нее какое-то чувство потери, чего-то хрупкого, что может исчезнуть безвозвратно, кажется, умрет она и умрет эпоха, и больше никто никогда не узнает о той Бродячей собаке, о том подвале, о двенадцати ступеньках (им она придавала какое-то особенное значение), о том чуде, что проявляется в тайный час только для посвященных и особенно об Анне Ахматовой. И так страшно, так горько и так сладко подумать о том, что она умрет.
Я ей стихотворение написала, что случается со мной редко, а в последнее время вообще не случается.
Р.В. Рыжовой
Бывают странной теплотой счастливые моменты
Есть люди, в чьих глазах пылает тихий свет,
И рядом с ними всяк мудрец поэт,
И обрастают жизнью документы.
Таких людей нет горьче потерять,
Они доверчивы, как ласковые дети,
Им стих-считалку сладко повторять,
Чем хитроумно расставляют сети.
Не для погибили. Для радостной игры,
Куда они весь мир вместить готовы,
Им пляшут ангелы на кончике иглы,
Но их иглой всегда бывает слово.
Таких людей нет горьче потерять,
Они уйдут, им вслед уйдет эпоха
Потухнут чувтва, не оставив вздоха,
И их слова нет эха повторять.
Бывают странной теплотой особенны моменты,
Есть люди в чьих сердцах пылает тихий свет,
Тем светом всяк согрет, и всяк поэт -
Его связали солнечные ленты.
Фото А.Веселовского
Фото А.Веселовского
Я ей стихотворение написала, что случается со мной редко, а в последнее время вообще не случается.
Р.В. Рыжовой
Бывают странной теплотой счастливые моменты
Есть люди, в чьих глазах пылает тихий свет,
И рядом с ними всяк мудрец поэт,
И обрастают жизнью документы.
Таких людей нет горьче потерять,
Они доверчивы, как ласковые дети,
Им стих-считалку сладко повторять,
Чем хитроумно расставляют сети.
Не для погибили. Для радостной игры,
Куда они весь мир вместить готовы,
Им пляшут ангелы на кончике иглы,
Но их иглой всегда бывает слово.
Таких людей нет горьче потерять,
Они уйдут, им вслед уйдет эпоха
Потухнут чувтва, не оставив вздоха,
И их слова нет эха повторять.
Бывают странной теплотой особенны моменты,
Есть люди в чьих сердцах пылает тихий свет,
Тем светом всяк согрет, и всяк поэт -
Его связали солнечные ленты.
Фото А.Веселовского
Фото А.Веселовского