Каждый имеет право на самооборону. Чистяков М.Б. Родное. 1868
Каждый имеет право на самооборону
Въ эту минуту въ калитку вошелъ сотскій. Гадкое позднее появленіе, къ тому-же сотскаго, который только въ чрезвычайныхъ случаяхъ самъ приходилъ къ крестьянамъ, удивило отца; мать моя поблѣднѣла.
- Здорово живете! сказалъ сотскій.
„Спасибо, сказалъ отецъ. Что такъ поздненько? Съ добромъ-ли пришелъ?
- Не совсѣмъ съ добромъ.
„Такъ и есть! Боже милостивый! вскрикнула мать.
- Что такое? спокойно спросилъ отецъ.
„Засѣдатель къ себѣ завтра, чѣмъ свѣтъ, представить велѣлъ.
- Ну, это еще не большая бѣда, - а представлять меня нечего: ты сказалъ мнѣ, я и поѣду.
„Поѣхать-то," вѣстимо поѣдешь, когда велятъ: нe поѣхать нельзя, когда начальство приказываетъ; начальства ослушиваться не слѣдуетъ; вѣдь на то оно и начальство, чтобы его слушались; а кто не послушается, того насильно заставятъ. Дубъ крѣпокъ, да и тотъ гнутъ въ дугу. Вѣдь, вотъ, напримѣръ, я... что-жъ такое я? Сотскій, не всякій человѣкъ какой-нибудь, а все тоже, вѣдь, у меня власть, и когда что-нибудь приказываю, такъ нельзя не слушаться, слѣдуетъ исполнять, значитъ, мою волю; ну, а засѣдатель -извѣстное дѣло... Такъ, значитъ, этакимъ манеромъ, завтра, рано, ранехонько, чуть заря займется... Понимаешь?
Какъ-же! Завтра къ засѣдателю поутру надобно ѣхать.
„А зачѣмъ, голубчикъ? спросила робко мать моя; не знаешь-ли?
- Знать-то знаю, какъ намъ не знать? Да, вѣдъ, что знаетъ начальство, того не всякому сдѣдуетъ знать: на то оно и начальство, чтобъ знать, чего другіе не знаютъ. Извѣстно, заседатель хочетъ все содержать въ порядкѣ и въ послушаніи; а вотъ, тутъ у насъ безпорядки завелись, и нослушанія никакого, и почтенія не оказываютъ. Ну, вотъ, онъ хочетъ чтобы, значитъ, мужикъ зналъ свое дѣло- почтеніе оказывалъ; а не то, чтобы всякому - въ усъ, да въ рыло: вѣдь рыло рылу - рознь.
„Сотскій! сказалъ мой отецъ строго: „что ты тутъ городишь? Говори прямо, что надобно.
~Я не горожу, отвѣчалъ обидѣвшись сотскій: - ты вотъ нагородилъ - мутишь народъ, подговариваешь бить Порфирія и другихъ, вотъ теперь и отвѣчай.
„Я такъ-таки и ждала, что выйдетъ что-нибудь такое! сказала моя мать, задыхаясь отъ страха.
„Не даромъ сердце у меня такъ ныло! Батюшки, Матушки! Вотъ ни оттуда, ни отсюда лѣшій бѣду нанесъ на наши головы.
- А ты чего мужа не унимала? Чего не останавливала? Чего на разумъ не наводила? А? Вонъ моя жена, когда зтакъ разбушуешься, хватитъ чѣмъ нипопадя -полѣномъ - полѣномъ, коромысломъ, - коромысдомъ: ну, оно и прочхнешься, и образумишься, и спасибо послѣ скажешь. Вотъ оно, въ чемъ любовь-то, да совѣтъ, да согласіе. А вы, бабье простоволосое, только и знаете, что выть въ пустую пору! Дурища этакая! Право!
„Сотскій! крикнулъ мой отецъ: „не смѣй ругаться. Сказалъ, что тебѣ велѣно, ну и съ Богомъ. Ступай съ своей женой совѣтоваться полыньями, да коромыслами: у насъ этого обычая нѣтъ.
- Эхъ, ты, молокососъ! Ему скажешь дѣдо, а онъ тебя попрекать станетъ! Вотъ, посмотримъ, какъ передъ засѣдателемъ-то разговоришься. Такъ, слушать: завтра, чѣмъ свѣтъ!
„Ну, да, знаю: завтра; я не глухъ.
Сотскій ушелъ. Отецъ и мать нѣсколько минутъ молчали. Я чувствовалъ, что готовится что-то нехорошее, и мнѣ было страшно. Мать начала говорить первая: „что-жъ, ты поѣдешь?
- Еакъ-же! Поѣду.
„Чтобы съ тобой тамъ чего дурнаго не сдѣлали.
- Ничего не можетъ быть: я самъ ничего дурнаго не сдѣлалъ.
„А, ну, какъ вздумаютъ... тебя... ни за-что, ни про-что..." И она зарыдала.
- Не смѣютъ! сказазалъ отецъ рѣшительно, но голосъ его дрожалъ' - Ступай-ка, ложись съ ребенкомъ; у него ужъ глаза слипаются; да, спи спокойно. Утро вечера мудренѣй.
Мы пошли спать: мать не спала всю ночь, металась въ жару, вздыхала и плакала. Отецъ тоже спалъ неспокойно: мы слышали, какъ онъ нѣсколько разъ выходилъ изъ клѣти.
На зарѣ онъ запряѵъ лошадь, засунулъ топоръ за поясъ, попрощался, съ нами и поѣхалъ.
- За чѣмъ ты берешь топоръ? спросила мать.
„А на дорогѣ заѣду въ лѣсъ, дубковъ нарублю", отвѣчалъ отецъ, сильно и будто съ досадой ударилъ вожжами по лошади и ускакалъ.
Пріѣхалъ онъ къ засѣдатедю. У воротъ стояло пѣсколько крестьянъ и женщинъ, точно-будто собрались на рынокъ: тотъ держалъ подъ-мышкой курицу, тотъ индѣйку, у того поросенокъ въ мѣшкѣ, у того лукошко съ яицами; иные держали связки калачей и баранокъ. Молодой, краснощекій парень, въ синемъ кафтанѣ, въ коломянковой подпояскѣ, стоялъ поодаль отъ другихъ, подлѣ крашеной легкой телѣжки и, безпечно облокотившись на нее, пересматривалъ и поправлялъ павлиньи перья на своей шляпѣ. Всѣ другіе были просители; и онъ отъ богатаго отца изъ одного почета привезъ засѣдателю кадку липецкаго меду. Отецъ мой сталъ тоже въ сторонѣ, но только совсѣмъ по другой причинѣ: онъ былъ обвиняемый. Часовъ пять мужики дожидались засѣдателя. Наконецъ выскочилъ лакеишка н крикнулъ: „ой, вы, ротозѣи! Ступайте сюда скорѣй. Мужики сняли шапки, взошли на дворъ и стали передъ крыльцоыъ. Ихъ требовали поодиночкѣ въ переднюю. Всѣ выходили оттуда безъ куръ, индѣекъ, калачей и т. д. Потребовали моего отца. Засѣдателя не было дома; вмѣсто него распоряжался писарь. Онъ окинулъ его взглядомъ и видя, что у него ни въ рукахъ, ни за пазухой ничего нѣтъ, грозно спр'оси.гь: „тебѣ что надобно?"
- Мыѣ сотскій вчера велѣлъ зачѣмъ-то къ вамъ явиться.
„А ты не знаешь, зачѣмъ?
- Не знаю.
„Не знаешь?
- Не знаю.
„Такъ, я-жъ тебѣ растолкую, мошенннкъ ты этакiй. Я тебѣ растолкую, разбойникъ ты, воръ, буянъ, пьяница, каторжникъ.
- Государь вы мой милостивый! Скажи на милость, за что, за что вы меня ругаете. Меня еще отродясь никто не ругалъ; не тому меня отецъ и мать уіили, чтобы мнѣ принимать ругательства.
„А! Такъ ты еще грубить. Ты еще разговаривать вздумалъ! Я-жъ тебя проучу. Я тебя научу, какъ разговаривать съ начальствомъ. Когда начальство говорить, молчи: вотъ и все. Говори: билъ ты Порфирія Филимоновича Выползова.
- Билъ.
„Сколько разъ.
- Два раза.
„Въ первый по какому поводу?
- Онъ былъ мертвецки пьянъ, пришелъ безъ меня въ мой домъ, началъ буянить и обижать мою жену,
„Во второй по какому поводу?
- Онъ напалъ на меня съ какими-то другими бродягами въ лѣсу, они стали меня бить, и я отъ нихъ отбивался.
„Какъ же ты смѣлъ самоуправно распоряжаться?
- Посудите сами, сударь, какое-жъ это самоуправство: пьяница пришелъ буянить въ мой домъ, я его выгналь, бандиты напали на меня въ лѣсу - я сталъ отъ нихъ отбиваться.
"Ты подговаривалъ бить Порфирія Филимоновича и его товарищей;
- Нѣтъ; еслибъ я захотѣлъ, такъ я самъ бы ему выместилъ.
„ А, такъ вотъ ты каковъ. Я-жъ тебя проучу.
- Эй, ребята! Возьмите-ка его, да прошкольте , порядкомъ, а я послѣ разберу его вину.
Выскочили два дюжихъ парня, босоногіе, въ панковыхъ разорванныхъ и отрепанныхь сюртукахъ, съ заспанными и пьяными лицами.
- Возьмите его, сказалъ писарь, отведите на задворокъ, подальше отъ дому, да отдерите такъ, чтобъ ему небо съ овчинку показалось.
Отецъ мой поблѣднѣлъ; ему на умъ никогда не приходило, чтобъ его за что-нибудь высѣкли; онъ считалъ это такимъ позоромъ, что говорилъ: „лучше умереть, чѣмъ заслужить это". А тутъ онъ чувствовалъ всю правоту своего дѣла, и его хотѣли подвергнуть этому позору. Онъ машинально схватился за топоръ, который всегда носилъ пазади за поясомъ, и стиснулъ его рукоятку. Грудь его высоко поднялась отъ спершагося дыханія; мускулы рукъ и ногъ напряглись, какъ желѣзные; онъ прерывистымъ, но твердымъ голосомъ сказалъ засѣдательскому писарю: „сударь! велите имъ уйти, а ни то - худо будетъ имъ, а вамъ еще прежде. Писарь попятился назадъ и крикнулъ лакеямъ: „берите, вяжите его разбойника!
Они было хотѣли кинуться на бѣднаго отца моего, Но онъ выдернулъ топоръ изъ-за пояса, взмахнулъ имъ высоко надъ своею головою и крикнулъ страшнымъ и умоляющимъ, полныхъ слезъ, голосомъ: „Бога ради, не подходите, не троньте меня: убью! Велите, имъ, сударь, уйти, не вводите меня въ грѣхъ, а себя въ бѣду: не посиротите ни моей, ни своей семьи!
- Ну, пустите его, сказалъ самъ засѣдатель, между тѣмъ воротившійся, и ушелъ во внутреннія комнаты. Экій негодяй! Въ жизнь свою такого не встрѣчалъ. Пошелъ, да скажи сотскому, чтобъ завтра сходку собралъ; я тебя на міру доѣду; отъ міра не отвертишься. Пошелъ!
Отецъ мой вздохнул, точно-будто вылѣзъ изъ страшной пропасти, проворно сѣлъ въ телѣгу и погналъ лошадь во всю прыть. Проѣхавъ версты три, онъ, опасаясь погони, свернулъ въ сторону, но узенькой, лѣсной дорожкѣ и пустилъ лошадь шагомъ. Тяжело и грустно, и какъ-то даже будто стыднo ему было, что его хотѣли тамъ обидѣть, онъ думалъ, пробираясь по свѣжей и душистой чащѣ: „вотъ и лѣсъ чудный - дубы и орѣшины такіе большіе - и солнце свѣтитъ такъ хорошо, и здоровъ, и жена у меня краше цвѣту полеваго, и ребеночекъ здоровенькій, и ничего дурнаго я не сдѣлаіъ, а вотъ тоска меня, такъ и давитъ; хотѣли меня осрамить за-то, что пьяный, негодный человѣкъ надѣлалъ мнѣ зла! Боже милосердый! Что-жъ это за жизнь? Но, помолчавъ нѣсколько минутъ, онъ встряхнулъ кудрями, вскинулъ голову, и сказалъ вслухъ: „а впрочемъ, будетъ, что будетъ; своей судьбы не минешь". Потомъ свистнулъ и началъ нѣть, что приходило ему на мысль; сколько я помню по его разсказамъ, онъ пѣлъ что-то въ такомъ родѣ:
Степь широкая, ночь глубокая....
И я шолъ въ степи во глубоку ночь;
И никто не могъ мнѣ въ степи помочь,
Чтобъ въ степи пройти моимъ ноженькамъ;
По проложениымъ по дороженькамъ,
Зверь и гадина, и бандит злой
Стерегли меня во степи ночной.
А я шелъ - свисталъ, топоромъ махалъ,-
Топоромъ махалъ и всё пѣспи пѣлъ,
Чтобы врагъ ко мнѣ подойти не смѣлъ.
Мои ноженьки не прибилися,
Думы свѣжыя не смутилися;
Душу смѣлую Богъ мнѣ далъ,
Чтобъ страстей весь вѣкъ я совсѣмъ не зналъ,
И мнѣ лѣсъ, и степь, и ночная тѣнь,
Все - дорога-путь, все, какъ бѣлый день.
***
Каждый имеет право на самооборону
Чистяков М.Б. Родное. 1868
ДОК: Каждый имеет право на самооборону. Чистяков М.Б. 1868
Balamut-Chuma
https://cloud.mail.ru/public/agzY/6aoje5gzw
bchumagugl@mail.ru
https://disk.yandex.ru/i/OWIODy4P7tdRDA
НЭДБ: Родное. Чистяков Михаил Борисович. 1868http://arch.rgdb.ru/xmlui/handle/123456789/42808
каждый, оборона, самооборона, Чистяков, топор, баламутчума
#каждый #оборона #самооборона #чистяков #топор #баламутчума
#баламутчумакаждый #баламутчумаоборона #баламутчумасамооборона #баламутчумачистяков #баламутчуматопор