Конфеты и печенье
Меня постоянно угощают чем-нибудь незнакомые люди. Особенно в Москве и особенно таксисты. Один дал шоколадную конфету, я вежливо поблагодарила, как в детстве учили, и спрятала в карман. Ещё меня учили, что нельзя у незнакомых людей брать конфетки. До сих пор, кстати, работает, например, когда незнакомые люди предлагают покурить непонятно что, я действую с осторожностью. Ну чувак, понятно, обиделся, говорит:
- Эээ, девушка! Я от чистого сердца. Думаете что ли отравленная? Всё там хорошо.
Я говорю:
- Да нет, спасибо большое, просто не хочу сейчас сладкого. Дома съем, с чаем.
Помирились с ним, в общем.
Потом какой-то греческий таксист, в смысле - с греческим именем, дал карамельку «Мечта». Я сразу съела. Настроение что-то было такое, отравленная конфетка только пригодилась бы. Но там сразу понятно было, что тоже всё хорошо и от чистого сердца, без надписи «Яд», нечего рассчитывать, что кто-то посторонний решит все твои проблемы одной отравленной «Мечтой».
А тут не водитель, просто подвыпивший чувак в рижском троллейбусе. Мы ходили гулять, в центр, всей толпой смотреть на ёлку, ехали домой на троллейбусе. А как наши дети садятся в общественный транспорт - это вообще сильное впечатление. Сначала вбегает Лёша и кидается либо через весь троллейбус вперёд, смотреть через лобовое стекло, либо к ближайшему свободному месту у окна. Таську и Соньку я держу за руки, но Таська торопится тоже к окну, поэтому вползает первая практически уже на четвереньках и бросается к свободному месту, а Соня входит следом и бежит дальше, а если места не осталось, останавливается и орёт. Кто-нибудь обязательно падает, все громко галдят. Происходит всё быстро, но у пассажиров остаётся ощущение нашествия монголов или «цирк приехал», в зависимости от характера и настроения.
В этот раз Лёша сел сзади, а Таська ломанулась на соседние сидения, где четыре рядом, сметая всё на своём пути, в частности - сметая мужика, который занимал одно из этих сидений. Тут надо ещё сказать, что мы - как коммунальные службы, и зима к нам всегда приходит неожиданно. Потому что я стараюсь не забивать свою прелестную головку куртками и комбинезонами. Сонька влезает в Тасин прошлогодний комбинезон (по крайней мере, первую часть зимы, до того момента, как я нахожу силы и время купить что-нибудь ещё), а Тасе достается что-нибудь Лёшино. Варежки вяжет бабушка, шапки появляются сами. Выглядит это всё достаточно специфически, стиль фьюжн, далёкий от условностей. Не всем нравится, но вызывает сочувствие. Мужику, однако, понравилось. Он некоторое время созерцал Тасю с восторгом, а потом завёл с ней разговор. Тася бодро рассказала всю нашу жизнь и перечислила всех членов семьи, для верности ткнув в направлении каждого пальцем, а Лёша - он сидел за мужиком - добавлял подробностей. По итогам разговора собеседник окончательно растаял и бормоча «чем бы мне вас угостить» полез в свой пакет с продуктами, достал пачку печенья и дал одно Тасе, и одно - Лёше.
Я растерялась. С одной стороны, это был типичный незнакомый человек, с другой - он тоже явно хотел хорошего. Пока я тормозила, Таська, не обременённая в три года знаниями и печалями, умяла свою печеньку, а Лёша дисциплинированно деражал в руке и бровями спрашивал у меня разрешения. И я разрешила.
Зато потом весь путь до дома страшно переживала. Особенно Лёше досталось моих переживаний. Я говорила: можно брать что-то у незнакомых людей, только когда рядом есть какой-нибудь знакомый взрослый, и обязательно спросить, а если я вдруг разрешу, надо сказать: мама, ты что?!
- Эээ, девушка! Я от чистого сердца. Думаете что ли отравленная? Всё там хорошо.
Я говорю:
- Да нет, спасибо большое, просто не хочу сейчас сладкого. Дома съем, с чаем.
Помирились с ним, в общем.
Потом какой-то греческий таксист, в смысле - с греческим именем, дал карамельку «Мечта». Я сразу съела. Настроение что-то было такое, отравленная конфетка только пригодилась бы. Но там сразу понятно было, что тоже всё хорошо и от чистого сердца, без надписи «Яд», нечего рассчитывать, что кто-то посторонний решит все твои проблемы одной отравленной «Мечтой».
А тут не водитель, просто подвыпивший чувак в рижском троллейбусе. Мы ходили гулять, в центр, всей толпой смотреть на ёлку, ехали домой на троллейбусе. А как наши дети садятся в общественный транспорт - это вообще сильное впечатление. Сначала вбегает Лёша и кидается либо через весь троллейбус вперёд, смотреть через лобовое стекло, либо к ближайшему свободному месту у окна. Таську и Соньку я держу за руки, но Таська торопится тоже к окну, поэтому вползает первая практически уже на четвереньках и бросается к свободному месту, а Соня входит следом и бежит дальше, а если места не осталось, останавливается и орёт. Кто-нибудь обязательно падает, все громко галдят. Происходит всё быстро, но у пассажиров остаётся ощущение нашествия монголов или «цирк приехал», в зависимости от характера и настроения.
В этот раз Лёша сел сзади, а Таська ломанулась на соседние сидения, где четыре рядом, сметая всё на своём пути, в частности - сметая мужика, который занимал одно из этих сидений. Тут надо ещё сказать, что мы - как коммунальные службы, и зима к нам всегда приходит неожиданно. Потому что я стараюсь не забивать свою прелестную головку куртками и комбинезонами. Сонька влезает в Тасин прошлогодний комбинезон (по крайней мере, первую часть зимы, до того момента, как я нахожу силы и время купить что-нибудь ещё), а Тасе достается что-нибудь Лёшино. Варежки вяжет бабушка, шапки появляются сами. Выглядит это всё достаточно специфически, стиль фьюжн, далёкий от условностей. Не всем нравится, но вызывает сочувствие. Мужику, однако, понравилось. Он некоторое время созерцал Тасю с восторгом, а потом завёл с ней разговор. Тася бодро рассказала всю нашу жизнь и перечислила всех членов семьи, для верности ткнув в направлении каждого пальцем, а Лёша - он сидел за мужиком - добавлял подробностей. По итогам разговора собеседник окончательно растаял и бормоча «чем бы мне вас угостить» полез в свой пакет с продуктами, достал пачку печенья и дал одно Тасе, и одно - Лёше.
Я растерялась. С одной стороны, это был типичный незнакомый человек, с другой - он тоже явно хотел хорошего. Пока я тормозила, Таська, не обременённая в три года знаниями и печалями, умяла свою печеньку, а Лёша дисциплинированно деражал в руке и бровями спрашивал у меня разрешения. И я разрешила.
Зато потом весь путь до дома страшно переживала. Особенно Лёше досталось моих переживаний. Я говорила: можно брать что-то у незнакомых людей, только когда рядом есть какой-нибудь знакомый взрослый, и обязательно спросить, а если я вдруг разрешу, надо сказать: мама, ты что?!