Гомеопатия
Леша - усилитель бацилл невиданной силы. Пока Леши не было, мы редко болели и никогда не заражались друг от друга. Вообще никогда. От Леши кто-нибудь заражается где-то в четырех случаях из пяти. Его можно использовать как биологическое оружие. Сам же он чувствует себя сейчас гораздо лучше - тут всевозможные суеверные междометия, тук-тук-тук, тьфу-тьфу-тьфу.
Теперь я болею, лежу такой же тряпочкой на тех же подушках. Приходил врач и своей врачебной рукой выписал мне некое гомеопатическое лекарство. Оциллококцинум. Очень известное лекарство, про него пишут и в википедии, и на баш.орге. Парадоксальное. Содержит печень и сердце барбарийской утки в такой мизерной дозе, что на самом деле ничего не содержит.
Я как-то ходила к врачу-гомеопату. С мамой. Мне было четыре или пять, так что я не очень много ответственности несу за последующий рассказ.
К врачу-гомеопату мы пошли, потому что я долго кашляла. И вообще как-то все было не очень. А мама в тот момент была вроде противником антибиотиков. В жизни было много нутряного сала, березовых почек, теплого чаю с медом и всякого такого. Но вот кашляла. И мы пошли к врачу-гомеопату.
Он принимал нас дома. Мне кажется сейчас, что жил он где-то в районе Серпуховской или Тульской. И от метро еще как-то надо было то ли идти, то ли на автобусе. Он встречал нас в халате - похожем на халат Островского, когда он портрет или памятник. В холле у него стоял розовый витиеватый диван, с такими прямоугольничками, мягкими, но не очень, из какого-то пористого материала, неприятного. А в кабинете все стены были завешаны картинами - в основном, портреты и натюрморты, в больших рамах. И еще, мне так кажется, у него была домработница или кто-то такой. Все это было, мягко говоря, неожиданно. Был какой-то год типа восемьдесят шестого. Мы еще в коммуналке жили.
И вот, мне сейчас кажется, что этот врач-гомеопат - его звали, кстати, Василий Петрович - начал с того, что сказал, что у меня недолеченный бронхит. И прописал мне курс антибиотиков. А уже потом стал лечить меня всякой гомеопатией - такие маленькие белые шарики в квадратных коробочках.
Сначала он меня осматривал, а потом бесконечно долго разговаривал с мамой. Это было невыносимо скучно, поэтому я так хорошо помню картины. А иногда меня выставляли ждать в холл. Поэтому я так хорошо помню диван, я сидела и ковыряла его. На этом диване мне казалось, что дела мои совсем плохи, и недолго мне уже осталось. Потому что я не знала, о чем мама говорила с Василием Петровичем и почему нельзя было при мне.
Но потом я, конечно, поправилась, и выросла большая, и вот пью теперь парадоксальное гомеопатическое лекарство оциллококцинум.
Теперь я болею, лежу такой же тряпочкой на тех же подушках. Приходил врач и своей врачебной рукой выписал мне некое гомеопатическое лекарство. Оциллококцинум. Очень известное лекарство, про него пишут и в википедии, и на баш.орге. Парадоксальное. Содержит печень и сердце барбарийской утки в такой мизерной дозе, что на самом деле ничего не содержит.
Я как-то ходила к врачу-гомеопату. С мамой. Мне было четыре или пять, так что я не очень много ответственности несу за последующий рассказ.
К врачу-гомеопату мы пошли, потому что я долго кашляла. И вообще как-то все было не очень. А мама в тот момент была вроде противником антибиотиков. В жизни было много нутряного сала, березовых почек, теплого чаю с медом и всякого такого. Но вот кашляла. И мы пошли к врачу-гомеопату.
Он принимал нас дома. Мне кажется сейчас, что жил он где-то в районе Серпуховской или Тульской. И от метро еще как-то надо было то ли идти, то ли на автобусе. Он встречал нас в халате - похожем на халат Островского, когда он портрет или памятник. В холле у него стоял розовый витиеватый диван, с такими прямоугольничками, мягкими, но не очень, из какого-то пористого материала, неприятного. А в кабинете все стены были завешаны картинами - в основном, портреты и натюрморты, в больших рамах. И еще, мне так кажется, у него была домработница или кто-то такой. Все это было, мягко говоря, неожиданно. Был какой-то год типа восемьдесят шестого. Мы еще в коммуналке жили.
И вот, мне сейчас кажется, что этот врач-гомеопат - его звали, кстати, Василий Петрович - начал с того, что сказал, что у меня недолеченный бронхит. И прописал мне курс антибиотиков. А уже потом стал лечить меня всякой гомеопатией - такие маленькие белые шарики в квадратных коробочках.
Сначала он меня осматривал, а потом бесконечно долго разговаривал с мамой. Это было невыносимо скучно, поэтому я так хорошо помню картины. А иногда меня выставляли ждать в холл. Поэтому я так хорошо помню диван, я сидела и ковыряла его. На этом диване мне казалось, что дела мои совсем плохи, и недолго мне уже осталось. Потому что я не знала, о чем мама говорила с Василием Петровичем и почему нельзя было при мне.
Но потом я, конечно, поправилась, и выросла большая, и вот пью теперь парадоксальное гомеопатическое лекарство оциллококцинум.