Об уважении к воле автора
Господа! Тех из вас, кто рискнет продираться сквозь бурелом моего косноязычия, прошу простить заранее: признаться, я сама не вычитывала то, что натворила. Полторы страницы одним абзацем - это как-то не по-русски, даже на взгляд "чайника", юзающего нелицензионный дистрибутив. Нижеследующее - кудель мыслей, а не ровная выпряденная нить; я могу заставить себя ее распутать прямо сейчас, но не хочу. Мне проще глянуть и подправить в другой раз, а высказаться охота уже сейчас. "На авансцену" вынесены главные мысли, прочее припрятано, чтобы бардак в моей голове не мозолил вам глаза против вашей воли.
О чем, собственно речь? Я наотрез отказываюсь воспринимать художественное произведение как нечто автономное от того, что хотел выразить автор. Писатель может выразиться неудачно, его задача могла быть им недовыполнена или выполнена не так, как он ожидал. Художник, работая над элеметном, порой забывает о задуманном соответствии с общим видом, тем более если картина не то что не закончена, а находится на стадии многочисленных эскизов, преимущественно беглых и фрагментарных. Из-за этого в прозе могут быть перепутаны даты и фамилии, возникать сходство характеров (провоцирующее непредусмотренные параллели, скажем, с чужими произведениями или реальными людьми, о которых речь не шла вовсе) и смешение форм на картине. Но если в результате мы видим, что на незавершенном наброске девичья рука дерева не прорисована или и вовсе слилась с ветвями дерева на фоне, это не дает наблюдателю никакого основания говорить, что это-де в самом деле ветка, а не рука вовсе. Немудрено ошибиться, спора нет; но если в других черновиках мы видим вполне вразумительную руку, а в автор черным по белому пишет, что здесь будет вот это и это - значит, так оно и есть. Художник рисовал именно руку, так что это не змея и не дерево (хотя похожа), а неудачно нарисованная рука. Не нравится - не смотри. Нельзя считать недостатком картины то, что она не соответствует чьим-либо личным ожиданиям и вкусом: они наши личные, и картина тоже личная, но не наша, а авторская. В отличие от действительности, в сотворенной реальности нет ничего «объективного»: ни законов, ни критериев проверки: есть только то, что придумано ее создателем. Вымысел состоит из авторских размышлений. Поэтому он может быть противоречив, и нет никакой возможности определить «более правильную» версию, и тем более «единственно верную». Критике подлежит соответствие работы некоторому техническому уровню и заявленной авторской претензии. Примеры здоровой критики: «У художника N. сюжеты те же, а техника лучше», - или: "Попытка стилизации под барокко, но нарушена симметрия: нарушение законов жанра в явно подражательной работе - это попросту безграмотно", - или: "Вот здесь предмет изображен грубовато, хотя при такой реалистичности остального изображения можно было вырисовать потоньше" - или: "Контраст потерялся, характеры линий смешались, поэтому непонятно, что к чему, а вот тут палец кривой и оттого похож на червяка." - Похож, понимаете? Но не является. Если же картина вызывает у зрителя какие-либо ассоциации, не подтвержденные напрямую ни манерой и контекстом работы, ни общей тематикой авторских произведений, ни иными исходящими от творца сведениями, то они и остаются личными зрительскими ассоциациями. Скажем, я, глядя на некую картину в коричневых тонах, спрашиваю подходящую ко мне подругу: "Какого цвета стихи Бродского?" - Она с ходу отвечает: "Коричневого." - "Такого?" - "Ага, точно!" - Но это же не значит, что текст обладает цветом: это значит, что у нас данный текст ассоциируется с неким визуальным образным рядом. Можно увлеченно играть в ассоциации, запоем искать общие ракурсы, с серьезным видом обшучивать внезапные парадоксальные параллели. Это отчасти искусство, это наша зрительская игра в бисер. Но нешуточное возведение своих ассоциаций в степень "автор сам не понял, что сказал, а я - слышите? я! - знаю лучше, я открою вам глаза!" - это чудовищное неуважение к личности автора, совершенно недопустимое с моей этической точки зрения. Это допущение о том, что творение более разумно, адекватно и самостоятельно, нежели автор. Подобные идеи совершенно абсурдны. Творение несамостоятельно по своей природе, оно вторично по отношению к автору и не имеет никаких собственных "средств существования и передвижения". Текст живет, меняется и воспроизводится не сам по себе в сферическом вакууме, возникшем из бесформенного хаоса: художественные произведения создаются, редактируются и копируются людьми. Когда некто берет репродукцию чужой картины и дополняет ее отсебятиной, не фигурирующей на эскизах, то выходит нечто, существующее по собственному произволу редактора (назовем его так) и остающееся на его личной совести, но это уж точно не реконструкция авторской мысли. Это, с позволения сказать, "Windows for padoriez", и приписывание оному творению статуса "действительного авторского замысла" соседствует и даже граничит с подделкой лицензии. Критик может справедливо сказать, что вот этот элемент, неоднократно проработанный автором, почему-то потонул под чужеродными наслоениями, цветовая гамма изменена и т.д. - короче, предъявить список действительных несоответствий авторской работе. Это справедливо тем более, что порой исправления и дополнения, вносимые редактором под реплики вида: "У автора здесь пустое место. Почему бы не заполнить его, например, вот этим?" - относятся к авторским мыслям примерно с той же вероятностью, с какой можно утверждать, что где-то между Землей и Солнцем летает маленький фарфоровый чайник. Очарование т.н. "гипотезы фарфорового чайника" состоит в том, что нельзя уверенно утверждать, что гипотеза ложна, пока она не имеет строгого объективного опровержения. Вот и появляются слэш, "вскрытие мозга" и ядерное вооружение в фанфиках по Толкиену. Почему бы нет, если не доказано обратное? И ведь не все считают, что цветное граффити едва ли уместно в реконструкции гравюры, а идеи техногенеза смотрятся несерьезно в заведомом религиозно-мифологическом контексте исходного текста. А ведь не докажешь, что автор не верблюд. Из-за этого порой очень обидно за авторов, особенно за ныне живущих и огребающих в основном за то, что подумал читатель, зритель и слушатель, а вовсе не за то, что дейтствительно присутствовало в исходном творении. Доканывают, в частности, "восторженные поклонники", подчас понявшие автора с точностью до наоборот. "Битлы" с оттенком ужаса говорили о концертах, на которых они не слышали сами себя из-за визга поклонниц: ведь они музыканты и пришли на концерт играть свою музыку, а им мешает их же публика. Мэрилин Мэнсон может тысячу раз в прямом эфире сказать, что он атеист, и всё равно толпы сатанистов будут упоенно орать: "Он наш!" - И так будет до тех пор, пока среди аудитории присутствуют те, кому известно о существовании только одной линости - своей собственной - и оттого относящиеся ко всему миру так, как будто он их собственность. Чтобы относиться иначе, нужно иметь некоторое представление о сущестовании и иных людей, а об их правах и желаниях. Только подобное умонастроение способно искоренить хамски-собственническое отношение к творению чужого ума и чужих рук.
О чем, собственно речь? Я наотрез отказываюсь воспринимать художественное произведение как нечто автономное от того, что хотел выразить автор. Писатель может выразиться неудачно, его задача могла быть им недовыполнена или выполнена не так, как он ожидал. Художник, работая над элеметном, порой забывает о задуманном соответствии с общим видом, тем более если картина не то что не закончена, а находится на стадии многочисленных эскизов, преимущественно беглых и фрагментарных. Из-за этого в прозе могут быть перепутаны даты и фамилии, возникать сходство характеров (провоцирующее непредусмотренные параллели, скажем, с чужими произведениями или реальными людьми, о которых речь не шла вовсе) и смешение форм на картине. Но если в результате мы видим, что на незавершенном наброске девичья рука дерева не прорисована или и вовсе слилась с ветвями дерева на фоне, это не дает наблюдателю никакого основания говорить, что это-де в самом деле ветка, а не рука вовсе. Немудрено ошибиться, спора нет; но если в других черновиках мы видим вполне вразумительную руку, а в автор черным по белому пишет, что здесь будет вот это и это - значит, так оно и есть. Художник рисовал именно руку, так что это не змея и не дерево (хотя похожа), а неудачно нарисованная рука. Не нравится - не смотри. Нельзя считать недостатком картины то, что она не соответствует чьим-либо личным ожиданиям и вкусом: они наши личные, и картина тоже личная, но не наша, а авторская. В отличие от действительности, в сотворенной реальности нет ничего «объективного»: ни законов, ни критериев проверки: есть только то, что придумано ее создателем. Вымысел состоит из авторских размышлений. Поэтому он может быть противоречив, и нет никакой возможности определить «более правильную» версию, и тем более «единственно верную». Критике подлежит соответствие работы некоторому техническому уровню и заявленной авторской претензии. Примеры здоровой критики: «У художника N. сюжеты те же, а техника лучше», - или: "Попытка стилизации под барокко, но нарушена симметрия: нарушение законов жанра в явно подражательной работе - это попросту безграмотно", - или: "Вот здесь предмет изображен грубовато, хотя при такой реалистичности остального изображения можно было вырисовать потоньше" - или: "Контраст потерялся, характеры линий смешались, поэтому непонятно, что к чему, а вот тут палец кривой и оттого похож на червяка." - Похож, понимаете? Но не является. Если же картина вызывает у зрителя какие-либо ассоциации, не подтвержденные напрямую ни манерой и контекстом работы, ни общей тематикой авторских произведений, ни иными исходящими от творца сведениями, то они и остаются личными зрительскими ассоциациями. Скажем, я, глядя на некую картину в коричневых тонах, спрашиваю подходящую ко мне подругу: "Какого цвета стихи Бродского?" - Она с ходу отвечает: "Коричневого." - "Такого?" - "Ага, точно!" - Но это же не значит, что текст обладает цветом: это значит, что у нас данный текст ассоциируется с неким визуальным образным рядом. Можно увлеченно играть в ассоциации, запоем искать общие ракурсы, с серьезным видом обшучивать внезапные парадоксальные параллели. Это отчасти искусство, это наша зрительская игра в бисер. Но нешуточное возведение своих ассоциаций в степень "автор сам не понял, что сказал, а я - слышите? я! - знаю лучше, я открою вам глаза!" - это чудовищное неуважение к личности автора, совершенно недопустимое с моей этической точки зрения. Это допущение о том, что творение более разумно, адекватно и самостоятельно, нежели автор. Подобные идеи совершенно абсурдны. Творение несамостоятельно по своей природе, оно вторично по отношению к автору и не имеет никаких собственных "средств существования и передвижения". Текст живет, меняется и воспроизводится не сам по себе в сферическом вакууме, возникшем из бесформенного хаоса: художественные произведения создаются, редактируются и копируются людьми. Когда некто берет репродукцию чужой картины и дополняет ее отсебятиной, не фигурирующей на эскизах, то выходит нечто, существующее по собственному произволу редактора (назовем его так) и остающееся на его личной совести, но это уж точно не реконструкция авторской мысли. Это, с позволения сказать, "Windows for padoriez", и приписывание оному творению статуса "действительного авторского замысла" соседствует и даже граничит с подделкой лицензии. Критик может справедливо сказать, что вот этот элемент, неоднократно проработанный автором, почему-то потонул под чужеродными наслоениями, цветовая гамма изменена и т.д. - короче, предъявить список действительных несоответствий авторской работе. Это справедливо тем более, что порой исправления и дополнения, вносимые редактором под реплики вида: "У автора здесь пустое место. Почему бы не заполнить его, например, вот этим?" - относятся к авторским мыслям примерно с той же вероятностью, с какой можно утверждать, что где-то между Землей и Солнцем летает маленький фарфоровый чайник. Очарование т.н. "гипотезы фарфорового чайника" состоит в том, что нельзя уверенно утверждать, что гипотеза ложна, пока она не имеет строгого объективного опровержения. Вот и появляются слэш, "вскрытие мозга" и ядерное вооружение в фанфиках по Толкиену. Почему бы нет, если не доказано обратное? И ведь не все считают, что цветное граффити едва ли уместно в реконструкции гравюры, а идеи техногенеза смотрятся несерьезно в заведомом религиозно-мифологическом контексте исходного текста. А ведь не докажешь, что автор не верблюд. Из-за этого порой очень обидно за авторов, особенно за ныне живущих и огребающих в основном за то, что подумал читатель, зритель и слушатель, а вовсе не за то, что дейтствительно присутствовало в исходном творении. Доканывают, в частности, "восторженные поклонники", подчас понявшие автора с точностью до наоборот. "Битлы" с оттенком ужаса говорили о концертах, на которых они не слышали сами себя из-за визга поклонниц: ведь они музыканты и пришли на концерт играть свою музыку, а им мешает их же публика. Мэрилин Мэнсон может тысячу раз в прямом эфире сказать, что он атеист, и всё равно толпы сатанистов будут упоенно орать: "Он наш!" - И так будет до тех пор, пока среди аудитории присутствуют те, кому известно о существовании только одной линости - своей собственной - и оттого относящиеся ко всему миру так, как будто он их собственность. Чтобы относиться иначе, нужно иметь некоторое представление о сущестовании и иных людей, а об их правах и желаниях. Только подобное умонастроение способно искоренить хамски-собственническое отношение к творению чужого ума и чужих рук.