arbole
in
bakhtin_ru
Н.М. Бахтин. О созерцании
А. Свернем направо. Вот сейчас, с этого холма, мы увидим море... Ребенком, в первый раз, я увидел его - тоже в полдень и так же глубоко внизу - спокойное, в крутой дуге залива... Помню, сквозь радостное изумление я вдруг почувствовал, что вижу его не впервые, что вернулся к нему из дальних, долгих скитаний, - и вот вновь узнаю в нем мое самое древнее и самое сладостное достояние.
И так всегда. Всякий раз, как мне открывалось что-нибудь новое и значительное - все равно пейзаж или истина или улыбка женщины, обреченной моей любви, - ощущение волнующей новизны странно сочеталось во мне с чувством чего-то извечно-знакомого; я как бы вновь узнавал и признавал своим что-то давно осознанное и лишь временно забытое. Словно ничто чужое и чуждое не смеет вступить в наш кругозор. Словно всякое познание приходит не извне, но вырастает и раскрывается изнутри, из нашей собственно глубины. Лишь этим оно оправдывает себя. И всякий раз, как познание не ощущалось мною как узнавание своего, овладение своим, - оно рано или поздно изобличало свою ненужность, рано или поздно я должен был отвергнуть его. Так, по пово-ду истин или образов, воспринятых извне, я вдруг осязательно соприкасался с давно утерянною частью себя. Медленно собирал и воссоединял себя через соприкосновение с миром. И все мои скитания по городам и странам, временам и культурам, религиям и философским системам - были для меня лишь путем к самому себе...
В. Милый друг, вы невольно и несколько странно платонизируете. Разве не об этом воспо-минании-узнавании говорил и Платон? Но хотя факт тот же, смысл, который узревал в нем фило-соф, совершенно противоположен вашему. Вы необоснованно и резко переносите центр тяжести на себя. Для вас вещи или идеи получают право на признание, лишь поскольку вы узнаете в них свое и ощущаете в себе право на овладение ими. Для вас узнавание -путь к себе. А для него оно - путь через себя к иному и большему.
В самом деле, познать - вспомнить, не значит ли это: вскрыть в себе большее, чем ты сам; явственно ощутить, что ты не исчерпываешься собою; перерасти свою ограниченность, преодолеть свою косность и раздельность; раствориться в совершеннейшем.
"Овладение"... Как неуместно здесь это слово, насыщенное темною волей. "Овладение" воз-можно лишь пока мы утверждаем себя как центр, пока к этому мнимому центру своевольно относим все окружающее: мы хотим не раствориться в нем, но корыстно использовать его для себя, поглотить, вобрать; смотрим на все затуманенным взором вожделенья; слепо и жадно подходим к вещам, чтобы завладеть; не видим вещей, спешно попираем их...
А созерцание - вольная самоотдача, потеря себя в созерцаемом.
Лишь здесь восстанавливается настоящая перспектива, искажаемая обычно нечестивым стремлением все отнести к себе как к центру - стремлением видеть в своем "я", с его случайными и смутными прихотями, - критерий и мерило сущего.
И вот, это море - наше "самое древнее и самое сладостное достояние", как вы говорите, - разве, созерцая его, вы не отрешаетесь от себя, не тонете в его зримой полноте, знаменующей иную - незримую и божественную полноту? Хотения смиряются. Все тревожное, случайное - сме-тено. Весь как бы становишься единым созерцающим оком и, растворяясь в безмерном, вкушаешь цельного покоя. Ибо:
Только в безмерном отраден покой...
А. Насколько разно видим мы вещи. И это море, которое для вас отошло в какую-то непо-стижимую даль и стало зримым знаменованием абсолюта, для меня оно - самое дерзкое, самое решительное и веселое утверждение текучего, ненасытного становления- и неустанной жажды. И не покою, не самозабвению учит оно меня, а совсем другому... Но не в этом дело. Я думаю о том, как горек должен быть для вас, "вкусившего цельного покоя", возврат от созерцания к бытию. Как трудно после этого саморастворения вновь собрать себя в живое единство и восстановить "мни-мый и призрачный центр", как вы называете человеческую личность. Не правда ли, вся ваша жизнь оказывается насильственно поделенной между двумя, несовместимыми и несоизмеримыми, ритмами: ритмом сверхличного созерцания и ритмом живого, раздельного бытия... Ибо для вас это - розные ритмы. А я... я привык всегда смотреть на мир, как вы выражаетесь, "затуманенным взо-ром вожделенья". Ибо я знаю, что только жаждущий, глоток за глотком, радостно познает воду; что только любящий подлинно видит любимую. Я знаю, что реальное общение с миром возможно только через любовь и ненависть. .Мой. взгляд не посягает дальше, чем досягает мое желание; и я считаю, себя в праве познавать лишь то, что чувствую себя в силах осуществить.
Но. и вам не уйти из-под власти этого закона, как бы вы ни дробили свое единство на созер-цание и слепое бытие. Ибо и ваше самое бесстрастное созерцание живо лишь случайными реминисценциями уже осуществленных действий или смутным предощущением возможных. Исклю-чите это, и останется пустота, в которой невозможно даже и созерцание. В вашем созерцании нет ничего, чего бы не было в моем хотении; вы не исключаете хотения, но только разжижаете его и этой ценой достигаете иллюзии бесконечного расширения горизонта.
И в моем постижении мира есть место созерцанию. Но сколь не похоже оно на ваше! Вы ищите в нем перерасти свое бытие, неизбежно личное и ограниченное. А для меня оно - путь к бытию. Созерцать, чтобы полнее быть. Осязать взглядом контуры вещей, радостно нащупывать идеи и истины, жадно выслеживая пути и подступы к овладению ими. Обогатиться всею силою созерцаемого. Не потерять в нем себя, а найти. Не успокоение, но борьба, опасность и риск. И если, - на мгновение, - покой и застылось, то это - настороженная готовность к стремительному прыжку. Познавать вещи и идеи под знаком овладения ими. А собою овладеть, над собой властвовать не позволять ничему - все равно будь то экстаз или созерцание, музыка или женщина. Бороться, ут-верждать себя во всем и сквозь все. Я знаю себя -жаждущего,. хотящего, и мир - противопостав-ленный и раскрытый моему хотению; и я знаю созерцание как живую, действенную сопряжен-ность себя и мира.
В. Бедный друг, с каким упорством и ослеплением вы провозглашаете собственный произ-вол определяющим законом всего своего бытия. Вы ищете безвыходно замкнуться в себе и отры-ваете себя от мира. Каким жалким и скучным показался бы вам этот мятеж, если бы вы были спо-собны хоть на мгновение зачерпнуть покоя и полноты подлинно сущего.
Вы сами подменили бытие мелькающим и тревожным становлением, а меня вините в том, что через созерцание я хочу уйти от бытия.
Конечно, моя жизнь (как всякая земная жизнь) неумолимо поделена между двумя несоизме-римыми ритмами. Но если созерцание хотя на мгновение позволит мне вырваться из скудной сложности раздельного бытия (в котором вы безвыходно замкнуты) и приобщиться высшему строю, - то этим оно оправдано до конца. А чем оправдано ваше мятежное хотение?
А. Чем оправдано? Не знаю. Ведь оправдание нужно только там, где приходится связывать то, что разваливается и расползается'. А я не философ, в мои обязанности не входит "штопать про-рехи мироздания". Предоставляю это занятие вам, милый философ. А я чувствую себя единым, цельным - и мне весело. "Так зачем же мне еще какие-то оправдания?"
А теперь, снизойдите из сферы существенно-сущего в область мелькающего становления - и пойдем купаться.
Бахтин М.Н. Из жизни идей. М., “Лабиринт”, 1995 г. С.62-65
И так всегда. Всякий раз, как мне открывалось что-нибудь новое и значительное - все равно пейзаж или истина или улыбка женщины, обреченной моей любви, - ощущение волнующей новизны странно сочеталось во мне с чувством чего-то извечно-знакомого; я как бы вновь узнавал и признавал своим что-то давно осознанное и лишь временно забытое. Словно ничто чужое и чуждое не смеет вступить в наш кругозор. Словно всякое познание приходит не извне, но вырастает и раскрывается изнутри, из нашей собственно глубины. Лишь этим оно оправдывает себя. И всякий раз, как познание не ощущалось мною как узнавание своего, овладение своим, - оно рано или поздно изобличало свою ненужность, рано или поздно я должен был отвергнуть его. Так, по пово-ду истин или образов, воспринятых извне, я вдруг осязательно соприкасался с давно утерянною частью себя. Медленно собирал и воссоединял себя через соприкосновение с миром. И все мои скитания по городам и странам, временам и культурам, религиям и философским системам - были для меня лишь путем к самому себе...
В. Милый друг, вы невольно и несколько странно платонизируете. Разве не об этом воспо-минании-узнавании говорил и Платон? Но хотя факт тот же, смысл, который узревал в нем фило-соф, совершенно противоположен вашему. Вы необоснованно и резко переносите центр тяжести на себя. Для вас вещи или идеи получают право на признание, лишь поскольку вы узнаете в них свое и ощущаете в себе право на овладение ими. Для вас узнавание -путь к себе. А для него оно - путь через себя к иному и большему.
В самом деле, познать - вспомнить, не значит ли это: вскрыть в себе большее, чем ты сам; явственно ощутить, что ты не исчерпываешься собою; перерасти свою ограниченность, преодолеть свою косность и раздельность; раствориться в совершеннейшем.
"Овладение"... Как неуместно здесь это слово, насыщенное темною волей. "Овладение" воз-можно лишь пока мы утверждаем себя как центр, пока к этому мнимому центру своевольно относим все окружающее: мы хотим не раствориться в нем, но корыстно использовать его для себя, поглотить, вобрать; смотрим на все затуманенным взором вожделенья; слепо и жадно подходим к вещам, чтобы завладеть; не видим вещей, спешно попираем их...
А созерцание - вольная самоотдача, потеря себя в созерцаемом.
Лишь здесь восстанавливается настоящая перспектива, искажаемая обычно нечестивым стремлением все отнести к себе как к центру - стремлением видеть в своем "я", с его случайными и смутными прихотями, - критерий и мерило сущего.
И вот, это море - наше "самое древнее и самое сладостное достояние", как вы говорите, - разве, созерцая его, вы не отрешаетесь от себя, не тонете в его зримой полноте, знаменующей иную - незримую и божественную полноту? Хотения смиряются. Все тревожное, случайное - сме-тено. Весь как бы становишься единым созерцающим оком и, растворяясь в безмерном, вкушаешь цельного покоя. Ибо:
Только в безмерном отраден покой...
А. Насколько разно видим мы вещи. И это море, которое для вас отошло в какую-то непо-стижимую даль и стало зримым знаменованием абсолюта, для меня оно - самое дерзкое, самое решительное и веселое утверждение текучего, ненасытного становления- и неустанной жажды. И не покою, не самозабвению учит оно меня, а совсем другому... Но не в этом дело. Я думаю о том, как горек должен быть для вас, "вкусившего цельного покоя", возврат от созерцания к бытию. Как трудно после этого саморастворения вновь собрать себя в живое единство и восстановить "мни-мый и призрачный центр", как вы называете человеческую личность. Не правда ли, вся ваша жизнь оказывается насильственно поделенной между двумя, несовместимыми и несоизмеримыми, ритмами: ритмом сверхличного созерцания и ритмом живого, раздельного бытия... Ибо для вас это - розные ритмы. А я... я привык всегда смотреть на мир, как вы выражаетесь, "затуманенным взо-ром вожделенья". Ибо я знаю, что только жаждущий, глоток за глотком, радостно познает воду; что только любящий подлинно видит любимую. Я знаю, что реальное общение с миром возможно только через любовь и ненависть. .Мой. взгляд не посягает дальше, чем досягает мое желание; и я считаю, себя в праве познавать лишь то, что чувствую себя в силах осуществить.
Но. и вам не уйти из-под власти этого закона, как бы вы ни дробили свое единство на созер-цание и слепое бытие. Ибо и ваше самое бесстрастное созерцание живо лишь случайными реминисценциями уже осуществленных действий или смутным предощущением возможных. Исклю-чите это, и останется пустота, в которой невозможно даже и созерцание. В вашем созерцании нет ничего, чего бы не было в моем хотении; вы не исключаете хотения, но только разжижаете его и этой ценой достигаете иллюзии бесконечного расширения горизонта.
И в моем постижении мира есть место созерцанию. Но сколь не похоже оно на ваше! Вы ищите в нем перерасти свое бытие, неизбежно личное и ограниченное. А для меня оно - путь к бытию. Созерцать, чтобы полнее быть. Осязать взглядом контуры вещей, радостно нащупывать идеи и истины, жадно выслеживая пути и подступы к овладению ими. Обогатиться всею силою созерцаемого. Не потерять в нем себя, а найти. Не успокоение, но борьба, опасность и риск. И если, - на мгновение, - покой и застылось, то это - настороженная готовность к стремительному прыжку. Познавать вещи и идеи под знаком овладения ими. А собою овладеть, над собой властвовать не позволять ничему - все равно будь то экстаз или созерцание, музыка или женщина. Бороться, ут-верждать себя во всем и сквозь все. Я знаю себя -жаждущего,. хотящего, и мир - противопостав-ленный и раскрытый моему хотению; и я знаю созерцание как живую, действенную сопряжен-ность себя и мира.
В. Бедный друг, с каким упорством и ослеплением вы провозглашаете собственный произ-вол определяющим законом всего своего бытия. Вы ищете безвыходно замкнуться в себе и отры-ваете себя от мира. Каким жалким и скучным показался бы вам этот мятеж, если бы вы были спо-собны хоть на мгновение зачерпнуть покоя и полноты подлинно сущего.
Вы сами подменили бытие мелькающим и тревожным становлением, а меня вините в том, что через созерцание я хочу уйти от бытия.
Конечно, моя жизнь (как всякая земная жизнь) неумолимо поделена между двумя несоизме-римыми ритмами. Но если созерцание хотя на мгновение позволит мне вырваться из скудной сложности раздельного бытия (в котором вы безвыходно замкнуты) и приобщиться высшему строю, - то этим оно оправдано до конца. А чем оправдано ваше мятежное хотение?
А. Чем оправдано? Не знаю. Ведь оправдание нужно только там, где приходится связывать то, что разваливается и расползается'. А я не философ, в мои обязанности не входит "штопать про-рехи мироздания". Предоставляю это занятие вам, милый философ. А я чувствую себя единым, цельным - и мне весело. "Так зачем же мне еще какие-то оправдания?"
А теперь, снизойдите из сферы существенно-сущего в область мелькающего становления - и пойдем купаться.
Бахтин М.Н. Из жизни идей. М., “Лабиринт”, 1995 г. С.62-65