Салтыков-Щедрин об истоках российского охранительства
На досуге перечитал "Дневник провинциала в Петербурге" Щедрина, на филфаке из-за хронической нехватки времени пролистанный только для галочки. В литературном отношении вещь довольно слабая: скорее, это язвительная публицистика, кое-как облачённая в литературные одежды. Но какая публицистика! Какие убийственные афористичные формулировки попадаются! В 2012 году этой книге исполнится 140 лет, опубликована впервые она была почти 100 лет назад, а впечатление такое, будто все эти годы шестая часть земли с названьем гордым наворачивала круги, но отнюдь не по спирали. Для такой страны наступать в десятый раз на одни и те же грабли спустя полтора столетия как-то даже неприлично...
Запощу-ка я несколько тематических подборок по самым актуальным темам. Для начала вот блестящий психологический анализ истоков российского охранительства - "запретить", "не пущать", "оградить" и т.п. Щедрин подаёт (и высмеивает) типичные рецепты "спасения России" под видом "проектов", составляемых представителями дворянства. Сравните с едроссовско-нашистской идеологией... С русским неосталинизмом...
"Дневник провинциала в Петербурге"
Некоторые мотивы, которыми автор обусловливает необходимость предлагаемой меры, не изъяты даже чувствительности. Так, например, в одном месте он выражается так: "Молодые люди, увлекаемые пылкостью нрава и подчиняясь тлетворным влияниям, целыми толпами устремляются в бездну, а так как подобное устремление законами нашего отечества не допускается, то и видят сии несчастные младые свои существования подсеченными в самом начале (честное слово, я даже прослезился, читая эти строки!). А мы равнодушными глазами смотрим на сие странное позорище, видим гибель самой цветущей и, быть может, самой способной нашей молодежи, и не хотим пальцем об палец ударить, чтобы спасти ее. Устремим же наши спасительные ладьи для спасения сих утопающих! подадим руку помощи этим несчастным увлекающимся юношам! Сделаем все сие - и тогда с спокойною совестью скажем себе: мы совершили все для ограждения детей наших!"
Но всего замечательнее то, что и вступление, и самый проект умещаются на одном листе, написанном очень разгонистою рукой! Как мало нужно, чтоб заставить воссиять лицо добродетели! В особенности же кратки заключения, к которым приходит автор. Вот они:
"А потому полагается небесполезным подвергнуть расстрелянию нижеследующих лиц:
_Первое_, всех несогласно мыслящих.
_Второе_, всех, в поведении коих замечается скрытность и отсутствие чистосердечия.
_Третье_, всех, кои угрюмым очертанием лица огорчают сердца благонамеренных обывателей.
_Четвертое_, зубоскалов и газетчиков".
И только.
(...)
Сидят корнеты-землевладельцы в своих логовищах и немолчно скребут перьями. А так как для них связать две мысли - труд совершенно анафемский, то очень понятно, что творчество их, лишь после неимоверных потуг, находит себе какое-нибудь выражение. Мысли, зарождающиеся в усадьбах, вдали от всяких учебных пособий, вдали от возможности обмена мыслей - ведь это все равно что мухи, бродящие в летнее время по столу. Поди собери их в одну кучу. Поэтому проводится множество бессонных ночей, портится громада бумаги, для того только, чтобы в конце концов вышло: на последнем я листочке напишу четыре строчки. Но чем малограмотнее человек, тем упорнее он в своих начинаниях и, однажды задумав какой-нибудь подвиг, рано или поздно добьется-таки своего. Вожделенные "четыре строчки" несомненно будут написаны, и смысл их несомненно будет таков: уничтожить, вычеркнуть, воспретить...
(...)
Почему, однако, уничтожить, вычеркнуть, воспретить, а не расширить, создать, разрешить? Тайна этого обстоятельства опять-таки заключается в слишком страстном желании "жить", в представлении, которое с этим словом соединено, и в неимении других средств удовлетворить этому представлению, кроме тех, которые завещаны нам преданием.
(...)
Дедушка Матвей Иваныч на этот счет совершенно искренно говорил: жить там, где все другие имеют право, подобно мне, жить, - я не могу! Не могу, сударь, я стерпеть, когда вижу, что хам идет мимо меня и кочевряжится! И будь этот хам хоть размиллионер, хоть разоткупщик, все-таки я ему напомню (действием, государь мой, напомню, действием!), что телесное наказание есть удел его в этом мире! Хоть тысячу рублей штрафу заплачу, а напомню.
Такова была дедушкина мораль, и я, с своей стороны, становясь на его точку зрения, нахожу эту мораль совершенно естественною. Нельзя жить так, _как желал жить дедушка_, иначе, как под условием полного исчезновения жизни в других. Дедушка это чувствовал всем нутром своим, он знал и понимал, что если мир, по малой мере верст на десять кругом, перестанет быть пустыней, то он погиб. А мы?!