прекрасное чужое (скажите мне, если нет ката, эта сука мне сегодня не поддается)
О, я не знаю, что на свете есть прекраснее черного юмора как средства борьбы с собственными страхами и депрессиями. Те, кто говорят, что эта книга не смешная - господа, идите ф сад, сами вы не смешные. Если воспринимать мир через призму зашторенных забрал и занавешенных нор, где все четко по правилам и глупости недопостимы, то уже через неделю, а в моем случае через 2 часа можно слететь с катушек. Да, есть на свете вещи, которые ужасны сами по себе, но если сидеть и рыдать над каждой (а их несметное множество), то мы никогда не научимся с ними бороться, а только станем ужасными-ужасными старыми пердунами, у которых каждое утро начинается с отвратительного свербежа в заднице. Тот, кто способен смеяться уже излечен, как же вы не понимаете. Черный юмор - самый мощный известный мне анаболик.
О, это прекрасная книга, ее можно цитировать целыми мощными кусками, я читаю и наслаждаюсь, как если бы ела сейчас карамельное мороженное или вот тот прекрасный вчерашний мюссе, или просто тупо пила первый утренний кофе. Да, в момент публикации автору было 29 лет и я считаю, что для своего возраста он прекрасен. Я не дочитала, но мне прямо свербит поделиться прекрасным, на те, держите, оно того стоит...
Сегодня четверг, девятнадцатое июля, солнце наконец решилось покинуть
свое укрытие. Мне бы очень хотелось, когда эта авантюра закончится, сказать,
как Джокер из "Цельнометаллической оболочки": "У нас дерьмовый мир, но я жив
и не боюсь ничего".
"Он очень рассчитывал стать алкоголиком. Это настоящее дело жизни!
Голова целиком поглощена мыслями о выпивке, а в минуты отчаяния на горизонте
всегда есть цель -- вылечиться. Он начнет посещать собрания Ассоциации
анонимных алкоголиков, рассказывать, как дошел до жизни такой, встретит
понимание и поддержку, все будут восхищаться его мужеством и решимостью
завязать. Он станет Алкоголиком, то есть человеком, чья болезнь имеет
общественное признание. Алкоголиков все жалеют, их лечат, уважают, они
окружены человеческой заботой, вниманием врачей. В то время как пожалеть
людей умных никому в голову не приходит. Сказать, например: "Он наблюдает за
поведением людей и от этого глубоко страдает!" Или: "У меня племянница очень
умная. Но она хорошая девушка и делает все, чтобы изжить этот порок
навсегда". "Был момент, когда я испугалась, что ты станешь умным". Вот
истинно доброжелательное и сочувственное отношение, которого заслуживал бы
Антуан, будь мир устроен справедливо. Но, увы, ум -- это несчастье в
квадрате: он причиняет страдания, но никто не рассматривает его как недуг. В
положении Антуана стать алкоголиком значило бы подняться по общественной
лестнице. Он приобрел бы болезнь всем понятную, уважаемую, имеющую очевидную
для всех причину и апробированные методы лечения; лечения от ума не
существует. И если мысль ведет к изоляции от общества вследствие неизбежного
дистанцирования наблюдателя от своего объекта, то пьянство, напротив,
сближает нас с миром, помогает найти в нем место. И вообще, мечта полностью
интегрироваться в общество -- если это не происходит само собой -- может
возникнуть только у пьяного. Во хмелю он утратит скептическое отношение к
людским игрищам и сможет спокойно к ним присоединиться. Не имея ни малейшего
практического опыта по этой части, Антуан не знал, как вступить на избранный
путь. Следует ли сразу брать быка за рога и ежедневно надираться до полного
свинства или начать с малого и погружаться в омут постепенно?
Натура взяла свое. Ноги, движимые живейшей любознательностью, сами
понесли Антуана в муниципальную библиотеку, в двух шагах от его дома в
Монтрее: он хотел стать алкоголиком не абы как, а культурно, подойти к делу
грамотно и прежде всего досконально узнать свойства яда, который его спасет.
Он долго рылся на полках и отобрал около десятка книг -- под благосклонным
взглядом библиотекаря, воображавшего себя интеллигентным человеком только
потому, что плохо одет. Библиотекарь знал Антуана в лицо, ибо его уже четыре
раза объявляли читателем года. Несмотря на все протесты заинтересованного
лица, которому претил культурный эксгибиционизм, библиотекарь ежегодно
вывешивал в зале увеличенную копию его читательского билета с жирной
подписью "Читатель года". Бред какой-то.
На выдаче Антуан предъявил "Всемирную энциклопедию крепких напитков",
"Исторический справочник спиртных напитков", иллюстрированные издания
"Крепкие напитки & вина", "Знаменитые алкогольные напитки", "Азбука
алкоголя" и т. д. Библиотекарь все записал и воскликнул:
-- Ну и ну! Мои поздравления! Вы побили прошлогодний рекорд. Пишете
научную работу по спиртным напиткам?
-- Нет, я... как бы вам сказать... собрался спиться. Но перед этим
решил ознакомиться с предметом.
Библиотекарь несколько дней ломал голову над тем, что бы это значило, а
потом погиб при невыясненных обстоятельствах, раздавленный группой немецких
туристов под Эйфелевой башней."
"Антуан лежал в палате не один, с ним соседствовало некое человеческое
существо -- точнее выразиться он бы не мог. Он не знал, женщина это или
мужчина, не имел даже представления о его возрасте, по той простой причине,
что существо было с ног до головы замотано бинтами, как египетская мумия. Но
под этим белым саваном теплилась жизнь, ибо однажды существо вдруг
произнесло женским голосом, тембр которого исключал любые ассоциации с
Долиной царей:
-- Не сомневайтесь, я выкарабкаюсь. Я и на этот раз выкарабкаюсь.
-- Что, простите? -- спросил Антуан, приподнимаясь на кровати.
-- Вы тут с чем лежите?
-- Алкогольная кома.
-- О, я испробовала и это, -- весело ответила женщина без должного
сочувствия. -- Было неплохо. Что вы пили? Водку? Виски?
-- Пиво.
-- Сколько литров?
-- Полкружки.
-- Полкружки? Рекорд! Вам это легко далось.
-- Я вовсе не ставил перед собой такой цели, я хотел честно спиться, но
вышел облом. Теперь думаю попробовать самоубийство. Тут у меня есть все
шансы.
-- Не заблуждайтесь: нет ничего труднее, чем покончить с собой. В
тысячу раз легче сдать экзамен на бакалавра, пройти конкурс на должность
инспектора полиции или на агреже (во Франции звание преподавателя высокой
квалификации, которое присваивается по результатам общенационального
конкурса) по филологии. Результативность самоубийств равна примерно восьми
процентам.
Антуан сел и спустил ноги на пол. Бледное солнце заползало под планки
жалюзи и чертило полоски света на стенах, выкрашенных в тоскливый цвет
болезни. Друзья заходили к Антуану несколько часов назад, но никто не
навещал его соседку.
-- Вы пробовали покончить с собой? -- спросил Антуан.
-- Как видите, -- саркастическим тоном ответила она. -- И неудачно.
-- Первая попытка?
-- Я давно бросила считать попытки, это вгоняет меня в уныние. Я уже
все перепробовала. Но каждый раз что-то или кто-то не давал мне спокойно
умереть. Когда я топилась, меня героически спас какой-то самоотверженный
придурок. И умер сам через несколько дней от пневмонии. Кошмар, правда? Я
решила повеситься и повесилась, но оборвалась веревка. Тогда я выстрелила
себе в висок, но пуля прошла насквозь, не затронув мозг и не повредив ничего
жизненно важного. Потом я проглотила две упаковки снотворного, но там
оказалась ошибка в дозировке и я просто проспала три дня. Три месяца назад я
наняла киллера, чтобы он меня прикончил, но этот идиот все перепутал и убил
мою соседку. Ужасная невезуха! Раньше я хотела покончить с собой от
отчаяния, а теперь -- из принципа.
В просвете между бинтами виднелись только ее глаза, блестевшие как
изумруды на белой подушечке футляра. Антуан поискал в них выражение печали,
но нашел лишь досаду.
-- Хотите знать, из-за чего я в таком виде? -- спросила она. -- Не
стесняйтесь, нормально, что человеку интересно, почему я так упакована. Я
бросилась с Эйфелевой башни, с третьего уровня. Это ведь был верняк, правда?
Так нет же, именно в тот момент группа немецких туристов в шортах столпилась
внизу, чтобы сфотографироваться на память.
-- Вы упали прямо на них?
-- Да, и всех передавила. Они самортизировали мое падение. Меня даже
подбросило вверх, причем несколько раз. В итоге у меня переломаны почти все
кости, но болван врач говорит, что через полгода я буду на ногах!
Тишина, словно бабочка, раскрыла свои большие хрупкие крылья. Солнце
исчезло, сменившись дождем и серятиной. Стоявший за окном июль явно исполнял
партию марта.
--Наверно, вам лучше завязать с самоубийствами, а то это может плохо
кончиться. Попробуйте... не знаю... пообщаться с людьми, послушать альбом
группы "Clash", влюбиться...
-- Да что вы понимаете! -- возмутилась она. -- Как раз от любви я и
кончала с собой, а если я опять полюблю кого-то безответно, мне захочется
сдохнуть дважды. А потом, самоубийство -- мое призвание, моя страсть с
детства. Что ж получится, если я умру в девяносто лет естественной смертью?
-- Даже не знаю, трудно сказать.
-- Но этого не случится, я не допущу такого унижения. Я ем что попало,
жареное, копченое, жру мясо тоннами, много пью, курю по две пачки в день...
Как по-вашему, это можно считать формой самоубийства?
-- Конечно, -- с готовностью поддержал Антуан. -- Главное -- намерение.
Но не думаю, что, если вы умрете от рака легких, это будет приравнено к
самоубийству в статистических сводках, они мотивацию не учитывают.
-- Не волнуйтесь, больше у меня промашки не будет.
Соседка поведала Антуану, что в мэрии XVIII округа на доске объявлений,
где вывешены списки разных кружков и лекций, она обнаружила между школами
йоги и керамики курсы самоубийц. Антуан, не имевший в этой области никакого
опыта и не желавший потерять на неудачные попытки бесценные годы, которые
мог бы провести на том свете, ловил каждое слово. Она собиралась, как только
поправится, пойти на эти курсы и прилежно учиться, чтобы взяться за дело по
науке. Она продиктовала Антуану номер телефона."
"У Антуана не было телефона, поэтому он отправился в автомат на углу.
Автомат находился рядом с булочной; запах булочек вытеснял менее приятные
запахи улицы. Антуану пришлось подождать, пока кабина освободится.
-- Общество СДВИЛС, "Самоубийство для всех и любыми способами", добрый
день! -- приветствовал его в трубке певучий женский голос.
-- Добрый день, э, мне дала ваш телефон знакомая, меня интересуют ваши
курсы.
Какой-то клошар приник к вентиляционной решетке булочной. Он достал
завернутый в носок черствый кусок хлеба, развернул и стал с наслаждением
есть, вдыхая сладкие ароматы венской сдобы, скрашивавшие вкус твердокаменной
горбушки.
-- В таком случае, месье, советую просто к нам зайти. На этой неделе
занятий не будет по случаю великолепного самоубийства профессора Эдмона,
который виртуозно повесился, но уже с понедельника мадам Астанавис
возобновит занятия. Сейчас скажу расписание. У вас есть чем писать?
-- Минутку, минутку... Да, слушаю вас."
(с)
Заинтересованным лицам название книги бандеролью)
О, это прекрасная книга, ее можно цитировать целыми мощными кусками, я читаю и наслаждаюсь, как если бы ела сейчас карамельное мороженное или вот тот прекрасный вчерашний мюссе, или просто тупо пила первый утренний кофе. Да, в момент публикации автору было 29 лет и я считаю, что для своего возраста он прекрасен. Я не дочитала, но мне прямо свербит поделиться прекрасным, на те, держите, оно того стоит...
Сегодня четверг, девятнадцатое июля, солнце наконец решилось покинуть
свое укрытие. Мне бы очень хотелось, когда эта авантюра закончится, сказать,
как Джокер из "Цельнометаллической оболочки": "У нас дерьмовый мир, но я жив
и не боюсь ничего".
"Он очень рассчитывал стать алкоголиком. Это настоящее дело жизни!
Голова целиком поглощена мыслями о выпивке, а в минуты отчаяния на горизонте
всегда есть цель -- вылечиться. Он начнет посещать собрания Ассоциации
анонимных алкоголиков, рассказывать, как дошел до жизни такой, встретит
понимание и поддержку, все будут восхищаться его мужеством и решимостью
завязать. Он станет Алкоголиком, то есть человеком, чья болезнь имеет
общественное признание. Алкоголиков все жалеют, их лечат, уважают, они
окружены человеческой заботой, вниманием врачей. В то время как пожалеть
людей умных никому в голову не приходит. Сказать, например: "Он наблюдает за
поведением людей и от этого глубоко страдает!" Или: "У меня племянница очень
умная. Но она хорошая девушка и делает все, чтобы изжить этот порок
навсегда". "Был момент, когда я испугалась, что ты станешь умным". Вот
истинно доброжелательное и сочувственное отношение, которого заслуживал бы
Антуан, будь мир устроен справедливо. Но, увы, ум -- это несчастье в
квадрате: он причиняет страдания, но никто не рассматривает его как недуг. В
положении Антуана стать алкоголиком значило бы подняться по общественной
лестнице. Он приобрел бы болезнь всем понятную, уважаемую, имеющую очевидную
для всех причину и апробированные методы лечения; лечения от ума не
существует. И если мысль ведет к изоляции от общества вследствие неизбежного
дистанцирования наблюдателя от своего объекта, то пьянство, напротив,
сближает нас с миром, помогает найти в нем место. И вообще, мечта полностью
интегрироваться в общество -- если это не происходит само собой -- может
возникнуть только у пьяного. Во хмелю он утратит скептическое отношение к
людским игрищам и сможет спокойно к ним присоединиться. Не имея ни малейшего
практического опыта по этой части, Антуан не знал, как вступить на избранный
путь. Следует ли сразу брать быка за рога и ежедневно надираться до полного
свинства или начать с малого и погружаться в омут постепенно?
Натура взяла свое. Ноги, движимые живейшей любознательностью, сами
понесли Антуана в муниципальную библиотеку, в двух шагах от его дома в
Монтрее: он хотел стать алкоголиком не абы как, а культурно, подойти к делу
грамотно и прежде всего досконально узнать свойства яда, который его спасет.
Он долго рылся на полках и отобрал около десятка книг -- под благосклонным
взглядом библиотекаря, воображавшего себя интеллигентным человеком только
потому, что плохо одет. Библиотекарь знал Антуана в лицо, ибо его уже четыре
раза объявляли читателем года. Несмотря на все протесты заинтересованного
лица, которому претил культурный эксгибиционизм, библиотекарь ежегодно
вывешивал в зале увеличенную копию его читательского билета с жирной
подписью "Читатель года". Бред какой-то.
На выдаче Антуан предъявил "Всемирную энциклопедию крепких напитков",
"Исторический справочник спиртных напитков", иллюстрированные издания
"Крепкие напитки & вина", "Знаменитые алкогольные напитки", "Азбука
алкоголя" и т. д. Библиотекарь все записал и воскликнул:
-- Ну и ну! Мои поздравления! Вы побили прошлогодний рекорд. Пишете
научную работу по спиртным напиткам?
-- Нет, я... как бы вам сказать... собрался спиться. Но перед этим
решил ознакомиться с предметом.
Библиотекарь несколько дней ломал голову над тем, что бы это значило, а
потом погиб при невыясненных обстоятельствах, раздавленный группой немецких
туристов под Эйфелевой башней."
"Антуан лежал в палате не один, с ним соседствовало некое человеческое
существо -- точнее выразиться он бы не мог. Он не знал, женщина это или
мужчина, не имел даже представления о его возрасте, по той простой причине,
что существо было с ног до головы замотано бинтами, как египетская мумия. Но
под этим белым саваном теплилась жизнь, ибо однажды существо вдруг
произнесло женским голосом, тембр которого исключал любые ассоциации с
Долиной царей:
-- Не сомневайтесь, я выкарабкаюсь. Я и на этот раз выкарабкаюсь.
-- Что, простите? -- спросил Антуан, приподнимаясь на кровати.
-- Вы тут с чем лежите?
-- Алкогольная кома.
-- О, я испробовала и это, -- весело ответила женщина без должного
сочувствия. -- Было неплохо. Что вы пили? Водку? Виски?
-- Пиво.
-- Сколько литров?
-- Полкружки.
-- Полкружки? Рекорд! Вам это легко далось.
-- Я вовсе не ставил перед собой такой цели, я хотел честно спиться, но
вышел облом. Теперь думаю попробовать самоубийство. Тут у меня есть все
шансы.
-- Не заблуждайтесь: нет ничего труднее, чем покончить с собой. В
тысячу раз легче сдать экзамен на бакалавра, пройти конкурс на должность
инспектора полиции или на агреже (во Франции звание преподавателя высокой
квалификации, которое присваивается по результатам общенационального
конкурса) по филологии. Результативность самоубийств равна примерно восьми
процентам.
Антуан сел и спустил ноги на пол. Бледное солнце заползало под планки
жалюзи и чертило полоски света на стенах, выкрашенных в тоскливый цвет
болезни. Друзья заходили к Антуану несколько часов назад, но никто не
навещал его соседку.
-- Вы пробовали покончить с собой? -- спросил Антуан.
-- Как видите, -- саркастическим тоном ответила она. -- И неудачно.
-- Первая попытка?
-- Я давно бросила считать попытки, это вгоняет меня в уныние. Я уже
все перепробовала. Но каждый раз что-то или кто-то не давал мне спокойно
умереть. Когда я топилась, меня героически спас какой-то самоотверженный
придурок. И умер сам через несколько дней от пневмонии. Кошмар, правда? Я
решила повеситься и повесилась, но оборвалась веревка. Тогда я выстрелила
себе в висок, но пуля прошла насквозь, не затронув мозг и не повредив ничего
жизненно важного. Потом я проглотила две упаковки снотворного, но там
оказалась ошибка в дозировке и я просто проспала три дня. Три месяца назад я
наняла киллера, чтобы он меня прикончил, но этот идиот все перепутал и убил
мою соседку. Ужасная невезуха! Раньше я хотела покончить с собой от
отчаяния, а теперь -- из принципа.
В просвете между бинтами виднелись только ее глаза, блестевшие как
изумруды на белой подушечке футляра. Антуан поискал в них выражение печали,
но нашел лишь досаду.
-- Хотите знать, из-за чего я в таком виде? -- спросила она. -- Не
стесняйтесь, нормально, что человеку интересно, почему я так упакована. Я
бросилась с Эйфелевой башни, с третьего уровня. Это ведь был верняк, правда?
Так нет же, именно в тот момент группа немецких туристов в шортах столпилась
внизу, чтобы сфотографироваться на память.
-- Вы упали прямо на них?
-- Да, и всех передавила. Они самортизировали мое падение. Меня даже
подбросило вверх, причем несколько раз. В итоге у меня переломаны почти все
кости, но болван врач говорит, что через полгода я буду на ногах!
Тишина, словно бабочка, раскрыла свои большие хрупкие крылья. Солнце
исчезло, сменившись дождем и серятиной. Стоявший за окном июль явно исполнял
партию марта.
--Наверно, вам лучше завязать с самоубийствами, а то это может плохо
кончиться. Попробуйте... не знаю... пообщаться с людьми, послушать альбом
группы "Clash", влюбиться...
-- Да что вы понимаете! -- возмутилась она. -- Как раз от любви я и
кончала с собой, а если я опять полюблю кого-то безответно, мне захочется
сдохнуть дважды. А потом, самоубийство -- мое призвание, моя страсть с
детства. Что ж получится, если я умру в девяносто лет естественной смертью?
-- Даже не знаю, трудно сказать.
-- Но этого не случится, я не допущу такого унижения. Я ем что попало,
жареное, копченое, жру мясо тоннами, много пью, курю по две пачки в день...
Как по-вашему, это можно считать формой самоубийства?
-- Конечно, -- с готовностью поддержал Антуан. -- Главное -- намерение.
Но не думаю, что, если вы умрете от рака легких, это будет приравнено к
самоубийству в статистических сводках, они мотивацию не учитывают.
-- Не волнуйтесь, больше у меня промашки не будет.
Соседка поведала Антуану, что в мэрии XVIII округа на доске объявлений,
где вывешены списки разных кружков и лекций, она обнаружила между школами
йоги и керамики курсы самоубийц. Антуан, не имевший в этой области никакого
опыта и не желавший потерять на неудачные попытки бесценные годы, которые
мог бы провести на том свете, ловил каждое слово. Она собиралась, как только
поправится, пойти на эти курсы и прилежно учиться, чтобы взяться за дело по
науке. Она продиктовала Антуану номер телефона."
"У Антуана не было телефона, поэтому он отправился в автомат на углу.
Автомат находился рядом с булочной; запах булочек вытеснял менее приятные
запахи улицы. Антуану пришлось подождать, пока кабина освободится.
-- Общество СДВИЛС, "Самоубийство для всех и любыми способами", добрый
день! -- приветствовал его в трубке певучий женский голос.
-- Добрый день, э, мне дала ваш телефон знакомая, меня интересуют ваши
курсы.
Какой-то клошар приник к вентиляционной решетке булочной. Он достал
завернутый в носок черствый кусок хлеба, развернул и стал с наслаждением
есть, вдыхая сладкие ароматы венской сдобы, скрашивавшие вкус твердокаменной
горбушки.
-- В таком случае, месье, советую просто к нам зайти. На этой неделе
занятий не будет по случаю великолепного самоубийства профессора Эдмона,
который виртуозно повесился, но уже с понедельника мадам Астанавис
возобновит занятия. Сейчас скажу расписание. У вас есть чем писать?
-- Минутку, минутку... Да, слушаю вас."
(с)
Заинтересованным лицам название книги бандеролью)