Фантазия... может быть лосося
Тупо хочу суши. Ы. Фантазию лосося и мохито. И фильм какой-нибудь такой чтобы аааааааааа... А потом чтобы меня временно выключили, уложили спать и утром подольше не будили. А потом чтобы проснуться и мыльные пузыри вокруг. И лесом чтобы пахло. Как лесом после дождя. И босиком по траве и ловить ладонями пузыри и смеяться от счастья.
Хочу уехать куда-нибудь. Все равно куда, просто уехать и еще чтобы кто-нибудь выключил во мне эту страну, чтоб она перестала болеть во мне, ныть во мне и рушиться по кирпичику. Господи, чтобы мне так мучительно не хотелось переписать все заново, вытереть ластиком и нарисовать ее другую, не злую и забыдляченную, не побитую и растасканную, не выпотрошенную и развеянную по ветру, а другую. Светлую, родную... Мою...Чтоб они знали как она смеется по утрам, когда просыпается, а солнце приоткрывает ее прозрачные занавески, скользит по одеялу и щекочет по носу... Чтоб они знали как она танцует и волосы по ветру как будто кто-то спугнул воробьиную стаю и они отлетают немножко, оборачиваются и вдруг начинают кружиться, кружиться, кружиться... А она подставляет лицо и глаза закрывает от удовольствия, а ветер гладит ее по голове и шепчет тихо-тихо: "Моя девочка, моя сладкая-сладкая девочка". Чтоб они знали как она плачет сидя на высоком подоконнике и глядя на черные кроны деревьев и как красиво блестят между ними странствующие космические светлячки и бьются на пары и танцуют свой дивный танец... потому, что ее одиночество уже ничем и никем не разбить. Чтоб они знали все это и у них не болело внутри, так грош им цена тогда и пусть раскрошатся на миллиарды-миллиарды маленьких белых пушинок и пусть их носят по этой земле все ветры на свете и они никогда-никогда не знают дома. Потому, что если бы они знали, то не вешали бы ее себе на шею дорогим безделушным медальйоном и не трогали бы ее своими грязными ладонями, а посадили бы на ней вишню и каждую весну улыбались бы когда она зацветет.
Хочу уехать куда-нибудь. Все равно куда, просто уехать и еще чтобы кто-нибудь выключил во мне эту страну, чтоб она перестала болеть во мне, ныть во мне и рушиться по кирпичику. Господи, чтобы мне так мучительно не хотелось переписать все заново, вытереть ластиком и нарисовать ее другую, не злую и забыдляченную, не побитую и растасканную, не выпотрошенную и развеянную по ветру, а другую. Светлую, родную... Мою...Чтоб они знали как она смеется по утрам, когда просыпается, а солнце приоткрывает ее прозрачные занавески, скользит по одеялу и щекочет по носу... Чтоб они знали как она танцует и волосы по ветру как будто кто-то спугнул воробьиную стаю и они отлетают немножко, оборачиваются и вдруг начинают кружиться, кружиться, кружиться... А она подставляет лицо и глаза закрывает от удовольствия, а ветер гладит ее по голове и шепчет тихо-тихо: "Моя девочка, моя сладкая-сладкая девочка". Чтоб они знали как она плачет сидя на высоком подоконнике и глядя на черные кроны деревьев и как красиво блестят между ними странствующие космические светлячки и бьются на пары и танцуют свой дивный танец... потому, что ее одиночество уже ничем и никем не разбить. Чтоб они знали все это и у них не болело внутри, так грош им цена тогда и пусть раскрошатся на миллиарды-миллиарды маленьких белых пушинок и пусть их носят по этой земле все ветры на свете и они никогда-никогда не знают дома. Потому, что если бы они знали, то не вешали бы ее себе на шею дорогим безделушным медальйоном и не трогали бы ее своими грязными ладонями, а посадили бы на ней вишню и каждую весну улыбались бы когда она зацветет.