Часть 4 ...Продолжение

[badbeliver]

Первая инквизиция, учрежденная для борьбы с катаризмом еще во время боевых действий, была не единственным средством борьбы с еретиками. В третьем каноне Латеранского собора, озаглавленном "О еретиках", предусматривалась возможность раскаяния и возврата к жизни в рамках официальной церковной общины. Папа не сводил борьбу с катаризмом к административно-полицейскому принуждению, считая важным инструментом борьбы с ересью проповеди и увещевания.(24) Перед инквизиционным процессом жители поселения, где он проходил, могли принести покаяние, и в таком случае не подвергались серьезным преследованиям. Простых катаров, обнаруженных в ходе расследования, приговаривали к тюремному заключению или каноническому покаянию, но при повторном впадении в ересь они могли лишиться имущества и попасть на костер. Самые жестокие репрессии обрушились на верхушку катарской иерархии, здесь смертные приговоры были стандартной практикой.(25)


Первая инквизиция, будучи весьма жестоким учреждением, едва ли этим выделялась по нравам того времени. При всей ее суровости, она сумела предотвратить религиозный раскол, несколькими столетиями позже, в эпоху реформации, вылившийся в череду изнурительных и кровопролитных религиозных войн, расколовших Французское королевство. И злоупотребления инквизиции, вылившиеся в массовые конфискации имущества еретиков, тоже сыграли прогрессивную, пусть и мрачную роль в историческом процессе. Значительную часть этих средств аккумулировала королевская казна, и они стали средством дальнейшей централизации государства и борьбы с феодальным укладом. Как выразился непримиримый критик церкви и инквизиции Чарльз Ли, инквизиция генерировала "постоянный приток денег в королевские сундуки ", чем "много содействовала успеху политических видов короны".(26)


Аналогичную роль сыграла и вторая инквизиция, учрежденная в 1478 году в только что появившейся на карте Испании. Положение новорожденного государства было весьма неустойчивым, а влияние нехристианских общин мавров и евреев казалось угрожающим. По иронии судьбы, первый руководитель испанской инквизиции Томас Торквемада сам был потомком крещеных евреев, что не помешало ему инициировать жестокие репрессии против иноверцев. По инициативе Торквемады в 1492 году был принят эдикт об изгнании из страны всех евреев, отказавшихся креститься в католическую веру. Таких оказалось по разным оценкам от 45 до 350 тысяч человек, но современные исследователи склоняются ближе к умеренным цифрам в 50-80 тысяч беженцев. Позже, уже при Карле V, такая же участь постигнет всех некрещеных мавров в 1526 году. Окончательный акт драмы - высылка крещеных мусульман-морисков при Филиппе III - произойдет в начале XVII века. Так монархия завершит религиозную унификацию страны, хотя достигли этого дорогой ценой - страна лишится порядка 300 тысяч морисков (4% жителей страны), составлявших весьма деятельную и экономически активную часть населения.

Испанская инквизиция расследовала дела тех крещеных евреев (марранов) и мавров (морисков) примерно по тому же образцу, что и ее французская прародительница. Ее официальной задачей было выявлять отступления от вероучения, неофициально же она, как отмечал Григулевич, была эффективным инструментом централизации страны и пополнения казны за счет конфискаций.(27)

Поскольку испанская инквизиция, отчасти небезосновательно, обладает весьма дурной репутацией, стоит подробнее остановиться на двух вопросах - о пытках и жестокости разбирательства, и о числе осужденных этим трибуналом на смерть.

Несомненно, пытки были нормальной частью судебного разбирательства в испанской инквизиции. Вот как описывает протокол допрос под пыткой некоего испанца, обвиняемого в отпадении от католичества:

"На суде Святой Инквизиции в Толедо утром 17 августа 1569 года ... предстал Франсиско Роберт, и когда он явился, ему оказали, что в виду единогласия в его деле, он должен сознаться и покаяться для облегчения совести.

...Ему ответили, что его дело рассмотрено вышеназванными сеньорами инквизиторами, и судьею, и советниками, и они вынесли впечатление, что он говорит неправду, вследствие чего они пришли к убеждению, что необходимо пытать его. Однако его предупредили, что из любви к Богу, ему предлагают до начала пытки, сказать правду, ибо сие необходимо для облегчения его совести. Он ответил, что уже сказал правду.

...И когда он был раздет, сего Франсиско Роберта стали увещевать сказать правду до начала пытки. Он ответил: я не знаю, что угодно вашей милости. Тогда его посадили на скамью и стали вязать руки веревками и прежде, чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему нечего говорить.

1. Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: О, Господи.

2. Тогда приказали дать второй поворот и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости.

3. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и сказали ему, чтобы сказал правду из любви к Богу. Он ничего не ответил.

4. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не сказал.

5. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали, чтобы сказал правду из уважения к Богу. Он ответил: Я сказал правду, я говорю правду. И застонал.

6. Приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не ответил, а только застонал.

7. Тогда еще раз прикрутили веревку и сказали, чтобы сказал правду. Он простонал и ничего не сказал.

8. Тогда приказали потуже прикрутить веревку и прикрутили, и сказали, чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.

Ему ответили, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.

9. Приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили, и сказали ему сказать правду. Он ничего не ответил. Затем сказал: я был сумасшедшим, я был пьяным, не знаю, как и когда.

10. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и прикрутили веревку, и сказали ему, чтобы сказал правду ради Бога. Он простонал.

11. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали ему, чтобы сказал правду. Он ничего не ответил.

12. Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.

13. Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.

14. Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: ох, ох.

15. Ему еще раз приказали прикрутить веревку и прикрутили, и он ничего не сказал.

Приказали еще раз прикрутить и прикрутили. Он сказал: Сеньор Инквизитор, да..."(28)

Из этого скорбного повествования, которое в полной версии протокола занимает много больше места, видно, что инквизиторы были далеки от светлого образа христианства. Вместе с тем, нельзя забывать, что в то время пытка была обычным элементом следствия, вовсе не являясь исключительной привилегией инквизиторских трибуналов. Применение пытки довольно строго регламентировалось. Допрашиваемых прежде пугали показом пыточных инструментов, и далеко не всегда доводили дело до их применения. Закон запрещал повторное применение пытки к лицу, ее выдержавшему, хотя судьи и обходили этот запрет, растягивая пытку на долгое время с небольшими перерывами.(29)

В некоторых случая инквизиция расследовала дела и вовсе либерально. Приведу анекдотический пример из работы французской инквизиции. Туда поступил донос на рыцаря Гуго де Вошана, обвинявший его в соитии с мужчинами и животными. Как же отреагировал инквизитор? Он не стал вызывать обвиняемого на допрос, подвешивать его на дыбу, выколачивать признание. Вместо этого он провел весьма остроумный следственный эксперимент.

"Председатель Трибунала Святой инквизиции, поверив на слово министериалу де Белло, тайно приказал доставить к распутнику де Вошану падшую девицу, каковой девице из средств инквизиции было уплачено 50 денье, после чего в присутствии скрывшихся под крышей свидетелей означенный Гуго де Вошан падшую девицу уестествил, чем вызвал сомнения в истинности слов де Белло. Учитывая показания, по которым министериал обвинял шевалье де Вошана в противоестественном грехе не только с полом мужеским, по указанию Председателя Трибунала таковому доставлялись в течении четырех дней молодая ослица (проверенная братьями-доминиканцами на предмет парши и прочих дурных болезней), а так же овца и собачья сука. Ослица была помещена в стойло, овцу зарезали к ужину экюйе (оруженосцев) шевалье де Вашана, псина же была изгнана."(30)

Хотя впоследствии выяснилась справедливость доноса, поскольку Гуго совратил еще и некоего монаха, приемы следствия восхищают. Едва ли и в наше время полицейские органы поведут себя столь гуманно в подобном деле.

Вообще, говоря, инквизиторы нередко поступали очень мягко, если речь шла не о преследовании иноверцев, а при обвинении в ведовстве, разного рода суевериях и отступлениях от морали. Перекрестный допрос и изучение материалов дела они применяли куда чаще, чем пытку, выгодно отличаясь от светских судов той эпохи.(31) Показателен пример ведовских процессов начала XVII века в Наварре, часть из которой принадлежала Франции, а часть Испании. На французской территории светский судья быстро счел обвинение в ведовстве правомерным и отправил десяток человек на костер. С испанской стороны прибывший для расследования инквизитор Салазар-и-Фриас тщательно сличил противоречивые показания обвиняемых и проанализировал "колдовскую" мазь, разумеется, абсолютно недейственную. После чего обвиняемых оправдали и отпустили по домам.(32) Историк Уильям Монтер особо отметил, что в то время следственные эксперименты и расследования подобной тщательности в большинстве судов просто не проводились.


Что же до числа осужденных инквизиционными трибуналами, то оценки колеблются. Григулевич, ссылаясь на исследователя и критика инквизиции Льоренте, считает, что испанская инквизиция за весь период деятельности (1481-1808> годы) осудила на смерть 31 912 человек, а другим видам наказания (от сожжения изображения до покаяния) подверглось 341 021 человек.(33) Меньше ста человек в год отправлялось на эшафот, что является весьма скромной цифрой по меркам той жестокой эпохи. Впрочем, сам Григулевич отмечает, что Льоренте не имел доступа к необходимой документации и часто не приводил источников своих выводов. Современные исследователи, куда более тщательно исследовавшие архивы инквизиции, приводят еще более скромные цифры. Так, согласно Уильяму Монтеру перед судом всех средиземноморских инквизиций (испанской, итальянской и римской) предстало порядка 150 тысяч человек, из которых около трех тысяч казнили.(34) Хотя эти цифры можно оспаривать, поскольку архивы римских инквизиторов, в отличие от их испанских коллег, содержались не в столь блестящем порядке и разобраны не полностью, общий порядок цифр это дает. Для сравнения, в гуманный ХХ век в Советском Союзе всего за два года ежовщины за политические преступления к смерти приговорили порядка 680 тысяч человек.(35) Уже при таком сравнении понятно, что жестокости инквизиции - несомненно имевшие место - не являются столь уж страшными при рассмотрении в историческом контексте.

Подводя итог, католическая церковь скорее сдерживала уровень жестокости в средневековой Европе, чем усиливала его. Ее судебные учреждения были весьма прогрессивными для той эпохи. Конечно, официальная церковь боролась с инакомыслием, но это отчасти оправдывается тем, что это инакомыслие часто подрывало сами основы общества и приводило к кровопролитным восстаниям.

Западная церковь и социальное обеспечение

Закончив рассмотрение охранительной роли церкви, затронем и другой аспект функции защиты общества, которую она брала на себя. Это не только защита от разнообразных нарушителей спокойствия, но также и защита от нищеты тех, кто по несчастному стечению обстоятельств или немощи был выброшен из нормального течения жизни. Конечно, в технически отсталом обществе, где голодовки и нищета были нормой, нельзя было ожидать от нее слишком многого. Чтобы вы лучше поняли исторические условия эпохи, о которой мы рассуждаем, приведу описание одного из весьма обычных в то время голодных лет:

"В те времена - о горе! - неистовый голод принудил людей к тому, чтобы пожирать человеческое мясо, что крайне редко, по слухам, случалось в прежние времена. Те, кто был посильнее, сбивались в ватаги, хватали прохожих, расчленяли их, варили мясо на огне и поедали. Многие из тех, кто переходил с места на место в поисках пищи, бывали зарезаны ночью в домах, где находили приют, и становились пищей хозяев. Очень многие подзывали детей, показывая какой-нибудь плод или яичко, заманивали в укромное место, разрезали на мелкие кусочки и пожирали. Не счесть мест, где и трупы вырывали из могил, дабы утолить ими голод. Так распространилось это безумие, что даже скоту было безопаснее бродить без присмотра, нежели человеку. Как будто стало уже обычным делом есть человеческое мясо, некто явился с кусками его на рынок в Турню и выставил их на продажу, словно обыкновенное мясо животных. Этот человек, когда его задержали, и не отрицал вины; его тут же крепко связали и сожгли на костре. Мясо зарыли в землю, но другой человек вырыл его ночью и съел; его сожгли тоже."(36)

Понятно, что в таких условиях благотворительность была далека от того, чтобы охватить всех нуждающихся. Невзирая на это, католики, как и их восточные собратья, поставили дело помощи бедным на принципиально новый уровень сравнительно с античностью. Уже в эпоху заката Римской империи христианские общины создавали лазареты и приюты для попечения о сиротах и вдовах.(37) Если в языческом Риме больницы обслуживали по преимуществу интересы армии, то с IV века во множестве европейских городов появляются общественные лечебницы, совмещающие с медицинскими функциями работу странноприимного дома и приюта.(38) Примером такого рода может служить парижский Отель-Дьё, и поныне остающийся крупным медицинским центром французской столицы. Он был основан епископом святым Ландри в 651 году и оставался единственным общественным госпиталем города до 1656 года, когда король приказал построить еще одну больницу, известную как Сальпетриер.

С вступлением Европы в период развитого феодализма наибольшую роль в церковной благотворительности стали играть монастыри. Говоря об этой теме, нельзя не упомянуть о двух выдающихся деятелях монашеского движения той эпохи - Франциске Ассизском и Доминике Гусмане, основавшими два известнейших монашеских ордена Средневековья.


Франциск Ассизский родился около 1181 года в семье состоятельных итальянских торговцев шелком. После паломничества в Рим юноша обратился к нищенству, отрекся от семьи и имущества, в религиозном рвении дошел до того, что ушел в лепрозорий ухаживать за прокаженными. А в то время больных проказой считали людьми, стоящими вне общества, ниже самых низов. Впоследствии Франциск получил аудиенцию у Папы, утвердившего созданный им устав монашеского ордена. Первоначально очень суровый, он включал в себя требование постоянных странствий и запрет на ношение более чем одной одежды, но впоследствии был смягчен. Францисканцы, как и соперничавший с ними орден доминиканцев, основали сотни больниц, лепрозориев и приютов в ходе так называемой благотворительной революции XII-XIII веков.(39)

Испанец Доминик Гусман, родившийся в дворянской семье в 1170 году, не повторил поражающий воображение путь Франциска. Он не бежал из семьи и не жил с прокаженными, вместо чего отучился в школе и стал священником. Проезжая через Лангедок в составе дипломатической миссии, он был впечатлен распространением катарской ереси в этих краях и стал проповедовать против нее. Добившись немалых успехов в этом опасном деле, он создал первую общину из тех, кого смог обратить в католичество. Орден доминиканцев также называют орденом проповедников, поскольку он продолжил традиции, заложенные Домиником.

Сотни монастырей, разбросанных по феодальной Европе, образовали чрезвычайно важную структуру социального обеспечения. Именно потому европейское население так болезненно воспринимало разгон монашеских орденов в протестантских странах, произошедший в период Реформации.(40) Когда в Англии в 1530-40 годах король секуляризовал и распродал монастырское имущество, это, по словам историка Пола Слэка, привело к резкому сокращению помощи беднякам. Монастырская благотворительность исчезла и на ее месте "образовалась пустота".(41) Кроме того, ликвидация монастырей привела к повышению арендной платы на те земли, которыми они ранее владели и сдавали крестьянам, а это вызвало разорение части сельского населения и рост нищенства.(42)

Любопытно, что и позже, в период Просвещения и революций, роль церкви и монастырей в облегчении участи бедняков оставалась весьма существенной. В 1707 году епископ Каркассона сетовал на крайне тяжелое положение народа, вызванное неурожаем и, в частности, отменой десятины, которую местные священники распределяли на нужды неимущих.(43) А ликвидация монашеских орденов во время Великой французской революции привела к тому, что даже полвека спустя, в 1847 году, во Франции было вполовину меньше больниц, чем до революции.(44)

Это показывает, что католическая церковь была не только охранительным учреждением в чисто полицейском смысле этого слова. Также она играла громадную роль в качестве системы социального обеспечения, которая в тяжелейших условиях примитивного экономического уклада Средних веков помогала сохранить жизни и не впасть в полное ничтожество множеству людей.

СНОСКИ

24. А. Устинова, "IV Латеранский собор 1215 года и программа борьбы с альбигойской ересью"
25. Жан Мадоль, "Альбигойская драма и судьбы Франции", гл. IV, разд. "Инквизиция"
26. Генри Чарлз Ли, "История инквизиции" т. 2, гл. 1
27. И.Р. Григулевич, "Инквизиция", разд. "Новая инквизиция приступает к работе"
28. Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы
29. Д. Плейди, "Испанская инквизиция", кн. 1, разд. "Жертвы святой палаты"
30. О. Marguard, "Neuzeit vor der Nouzeit? Zur Entdramatiorumd der Mittelalter". Перевод Андрея Мартьянова
31. У. Монтер, "Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени" гл. 4 "Инквизиция в Средиземноморье"
32. Ibidem. См. также лекцию А. Серегиной "Реформация: рождение современной Европы" с 1:06 минуты
33. И.Р. Григулевич, "Инквизиция", разд. "Закат Супремы"
34. У. Монтер, "Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени" гл. 4 "Инквизиция в Средиземноморье"
35. В.Н.Земсков, "О масштабах политических репрессий в СССР"
36. Массимо Монтанари, "Голод и изобилие. История питания в Европе", разд. "Вынужденный выбор"
37. Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9
38. Ibidem, гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"
39. Adam J. Davis, "The Social and Religious Meanings of Charity in Medieval Europe"
40. Лекция А. Серегиной "Реформация: рождение современной Европы"
41. Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"
42. Ibidem
43. Хрестоматия по Новой истории, т. 1, Франция, гл. 1, "Епископ г. Каркассона - генеральному контролеру (19.VIII.1707 г.)"
44. Т. Вудс, "Как католическая церковь создала Западную цивилизацию", гл. 9, разд. "Первые больницы и рыцари-иоанниты"