Endloesung als Erloesung *
Предыдущие посты про "Левиафан" - то всё была преамбула, а вот теперь будет амбула.
Кратко сформулировать основную идею фильма, и не ту, которую туда пытался вложить Звягинцев, а ту, которую можно извлечь по просмотре, можно так: у этих людей нет причины нуждаться друг в друге, у них есть только поводы.
Левиафана в трактовке Гоббса, т.е. всеобщего соглашения, языка как такового, там нет.Его даже не ждут, как Годо у Беккета, хотя, возможно, испытывают смутную душераздирающую тоску и томление по нему.
Духовная немота. Отсутствие языка.
По сути - получилась вещь наподобие тех, которые "деревенщики" XIX века писали о русских крестьянах.
Не о несостоявшемся государстве, а о несостоявшихся - непроизошедших - людях.
Фигура мэра Шелевята отсылает к истории евангельского Благоразумного Разбойника, потому что он, похоже, один из немногих в этом фильме, кто нуждается в преодолении этой немоты, в языке, в связях, в установлении отношений и ценностей. ГГ в этом не нуждается. Как и его жена. Им не о чем говорить.
Гоголевской оппозиции Столица - Провинция (Царство Небесное - Царство Земное) у Звягинцева уже нет. "Иван Костров" - Ревизор, Судия, Deus ex machina - фейк, никнейм, его не существует. Помощь не придёт. Спасайте себя сами.
А вот с этим могут быть сложности.
Я не нахожу собственной причины искать связи с другими, соотносить себя с другими. Вопрос выживания здесь, пожалуй, не стоит, речь о творческом преобразовании окружающего.
Выжить можно много где, но если задаваться проблемой, как именно жить - и дело тут не в "ты этого достойна", пармезаны тут ничего не решают ... Другие-то ищут согласия, общих имён, общих тем. Признания, даже если, как Белка, отрицают это.
А мне это не нужно. Для меня всегда будет приоритетным собственное - даже не мнение, скорее, движение. Процесс, но не положение относительно других процессов.
Это влечёт неизбежность собственного языка, но не языка, позволяющего со-общаться с другими. Только с Другим Я.
В общем-то, Россия мне глубоко фиолетова, потому что для меня это абстракция. Вирт. Задача, не вовлекающая эмоционально.
Почему-то это оскорбляет остальных, возможно, потому, что они неосознанно отождествляют с "Россией" себя.
Круг замыкается, потому что говорить с оскорблёнными моим не-участием не о чем и ни к чему.
Не исключаю, что Холокост и экспансии Третьего рейха были экстремальным средством для немцев найти такой вот общий язык. Преодолеть немоту. И не только для немцев, пожалуй.
А фильм всё-таки слабый. Как обычно у Звягинцева - неплохую идею, по-видимому, воспринятую им интуитивно, не осознанную, погубило топорное исполнение.
Ну, не Триер он, что ж поделать ...
______________________________________________________________________
* Endloesung als Erloesung (нем.) - "Окончательное решение как избавление". Имеется в виду известное эссе С.Лема о Холокосте.
Кратко сформулировать основную идею фильма, и не ту, которую туда пытался вложить Звягинцев, а ту, которую можно извлечь по просмотре, можно так: у этих людей нет причины нуждаться друг в друге, у них есть только поводы.
Левиафана в трактовке Гоббса, т.е. всеобщего соглашения, языка как такового, там нет.Его даже не ждут, как Годо у Беккета, хотя, возможно, испытывают смутную душераздирающую тоску и томление по нему.
Духовная немота. Отсутствие языка.
По сути - получилась вещь наподобие тех, которые "деревенщики" XIX века писали о русских крестьянах.
Не о несостоявшемся государстве, а о несостоявшихся - непроизошедших - людях.
Фигура мэра Шелевята отсылает к истории евангельского Благоразумного Разбойника, потому что он, похоже, один из немногих в этом фильме, кто нуждается в преодолении этой немоты, в языке, в связях, в установлении отношений и ценностей. ГГ в этом не нуждается. Как и его жена. Им не о чем говорить.
Гоголевской оппозиции Столица - Провинция (Царство Небесное - Царство Земное) у Звягинцева уже нет. "Иван Костров" - Ревизор, Судия, Deus ex machina - фейк, никнейм, его не существует. Помощь не придёт. Спасайте себя сами.
А вот с этим могут быть сложности.
Я не нахожу собственной причины искать связи с другими, соотносить себя с другими. Вопрос выживания здесь, пожалуй, не стоит, речь о творческом преобразовании окружающего.
Выжить можно много где, но если задаваться проблемой, как именно жить - и дело тут не в "ты этого достойна", пармезаны тут ничего не решают ... Другие-то ищут согласия, общих имён, общих тем. Признания, даже если, как Белка, отрицают это.
А мне это не нужно. Для меня всегда будет приоритетным собственное - даже не мнение, скорее, движение. Процесс, но не положение относительно других процессов.
Это влечёт неизбежность собственного языка, но не языка, позволяющего со-общаться с другими. Только с Другим Я.
В общем-то, Россия мне глубоко фиолетова, потому что для меня это абстракция. Вирт. Задача, не вовлекающая эмоционально.
Почему-то это оскорбляет остальных, возможно, потому, что они неосознанно отождествляют с "Россией" себя.
Круг замыкается, потому что говорить с оскорблёнными моим не-участием не о чем и ни к чему.
Не исключаю, что Холокост и экспансии Третьего рейха были экстремальным средством для немцев найти такой вот общий язык. Преодолеть немоту. И не только для немцев, пожалуй.
А фильм всё-таки слабый. Как обычно у Звягинцева - неплохую идею, по-видимому, воспринятую им интуитивно, не осознанную, погубило топорное исполнение.
Ну, не Триер он, что ж поделать ...
______________________________________________________________________
* Endloesung als Erloesung (нем.) - "Окончательное решение как избавление". Имеется в виду известное эссе С.Лема о Холокосте.