Я так адски устала, что за ужином уже была готова уснуть. Но вот прошло три часа, а я все не сплю, а распечатываю статьи на следующую неделю, читаю описание домашних заданий и впадаю в уныние.
Но мне не хочется уныния, мне хочется записать хорошее, чтобы оно не кануло в лету. Потому что у меня вообще ощущение, что я с февраля так и живу в тумане и половину происходящего со мной тупо забываю. И если на учебу вот меня хватает, там видимо сразу напрямую в какой-то особый отдел мозга информация попадает, то обычная жизнь как сквозь три слоя шерсти. И иногда я не помню, что делала позавчера, а события прошлой недели кажутся событиями прошлого года.
Так вот самое хорошее в моей бытовой реальности сейчас - это концерт моего нового хора, который состоится ровно через неделю. Мы сняли концертный зал музыкальной школы на 250 человек и распродали уже почти все билеты, осталось штук 30 наверное.
Завтра у нас целый репетиционный день, с 10 утра до 5 вечера. А в следующую пятницу днем генеральная репетиция. Завтрашнего дня я очень жду (хотя в рамках ожидания разумнее всего сейчас было б пойти выспаться, а не сидеть в интернете).
Но самое чудо было ровно две недели назад.
Обычная репетиция. Готовимся к концерту. Поем уже без нот, работаем над динамикой и звучанием, потому что все давно знают свои партии наизусть.
Поем ‘’Ken je mij’’, безумно сложную и красивую песню, от которой у меня каждый раз мурашки,
даже спустя почти 3 года репетиций. В ней такой странный поэтический текст, что толком и не скажешь, о чем она. Но я при этом каждый раз нахожу для себя в ней новое прочтение. Когда я была беременная, вокруг был бесконечный локдаун, а в Питере умерла моя бабушка и я не могла поехать на похороны, я пела все время эту песню и она отзывалась внутри теплом и воспоминаниями. Потому что Ken je mij? означает «Знаешь ли ты меня?». А затем «Но кого ж тогда ты знаешь? Может быть ты знаешь меня лучше меня самой?». И я пела эти слова (которые на голландском звучат не так громоздко, поверьте) и думала о бабуле и о том, какую удивительную дружбу мы с ней пронесли через всю жизнь.
А в этом году я пою эту песню и каждый раз слышу в ней совсем другое. Потому что там есть такое:
«Я бы хотела вымолвить одно слово,
Правдивое и только мое,
Слово, что стоит прямо, как человек, и смотрит мне в глаза и говорит:
«Я - твоя самая суть. Не бойся. Пойми меня. Я есть…»
Я не знаю почему, но у меня от этого текста мурашки бегут и сердце стучит. Но самое-самое случается со мной на словах ‘’Знаешь ли ты меня? Кто же я тогда?»
Потому что вот это «кто же я тогда» и «кто же я теперь» я говорю себе каждый день, начиная с февраля. Потому что такую огромную часть моей самоидентичности закатало в асфальт, что я до сих пор не до конца понимаю, кто я теперь.
Это лирическое вступление, чтоб понимать, что я от этой песни и так уже сама не своя каждый раз.
И вот мы начинаем петь и Гербен, наш дирижер, вдруг всех останавливает и говорит, что хочет сейчас послушать только ту группу голосов, которая в этой песне поет ведущую партию, т.е. мою группу голосов.
Мы начинаем петь впятером.
Он опять останавливает. «Анс, спой пожалуйста первую строчку». Анс поет. «Теперь Даша». Я пою. «Теперь Вилли. Теперь Марлус. Теперь Труди». Он выслушивает каждую по очереди. Молчит секунду.
«Даша, спой еще раз эту строчку». Я пою.
«Анс, а теперь ты с Дашей вместе, постарайтесь подстроиться друг под друга, чтобы звучать максимально похоже и слаженно».
Мы поем вместе первую строчку и он показывает жестом, чтобы мы не останавливались. И чтобы остальные трое тоже подхватывали.
Дальше у меня практически блэкаут, потому что это было что-то из другой вселенной.
Мы пели впятером. В унисон. А Гербен импровизировал на пианино, но это была лучшая фортепианная партия в его жизни, в которой не было ни единой лишней ноты, не единого избыточного аккорда.
Мы пели впятером, смотрели друг на друга и улыбались. И звучали так, как будто каждая из нас поет лучшее соло в своей жизни, как будто мы звезды и каждый голос звучит по отдельности, но одновременно как единое целое.
В начале второго куплета я смогла на секунду оторвать взгляд от своих соседок и посмотрела на Аннелиз.
У нее по лицу текли слезы.
Я кинула взгляд на Гербена, но он и сам был в каком-то своем трансе, стараясь не смотреть на нас, чтобы не разрушить чары.
Я перевела взгляд на Аду и поняла, что она тоже плачет.
Тогда я закрыла глаза. Потому что иначе разрыдалась бы сама.
Периодически я приподнимала веки и снова смотрела на Анс и на Вилли рядом со мной. Наши голоса все еще звучали в унисон, цеплялись за переливы фортепиано.
Мне хотелось плакать, кричать, смеяться.
В воздухе была разлита жидкая магия, чистое волшебство.
Музыку можно было пощупать, вдохнуть, напиться ею.
Я пела так, как будто рассказываю историю своей жизни. «Не бойся. Пойми меня. Я есть…»
Когда смолкла последняя нота, в тишине раздался всхлип Ады: «Черт вас побери… Да что ж вы творите!»
Никогда в жизни я не испытывала такого восхитительного катарсиса, как в тот раз.
И я не уверена, что мы когда-нибудь сможем это повторить. Что мы хоть раз в жизни сможем спеть эту песню еще раз с настолько сильными чувствами и при этом так точно и чисто.
Но я никогда этот момент не забуду.
К счастью, Вилли случайно умудрилась записать на диктофон весь этот отрывок.
И теперь даже если я его просто переслушиваю, у меня на глаза накатываются слезы.
Завтра мы будем целый день петь.
И я хочу снова плавать в этом море нот и голосов. И забыть на какое-то время обо всем.
Я не знаю, как бы я выдержала этот год, если б не хоры. Наверное не выдержала бы. Эти люди и эта музыка держат меня наплаву.
Завтра снова будет магия.
А в следующую пятницу должна получиться магия в квадрате.