Кольтес и Гинкас
Читая интервью Камы Гинкаса о Зукко в журнале "Театр" в библиотеке искусств, поняла, что мне в корне не понравилось в его постановке Бернара-Мари, что показалось совсем не кольтесовским, - вот отрывок:
"В начале Зукко сбегает из тюрьмы, в конце, совершив ряд убийств, он добровольно в нее возвращается. но буквально под занавес опять сбегает. Похоже, Зукко сбегал из тюрьмы раз двадцать еще до начала пьесы и, несмотря на то, что падает с крыши в финале, сбежит еще раз сто после финала. Вот что мы должны услышать".
Мы действительно слышим это - в спектакле. Но в пьесе - не так. Он возвращается в тюрьму не добровольно, а из-за предательства Девчонки (Далила). До начала пьесы он, конечно же, сбегал из тюрьмы, но тюрьмой этой была семья: причем не в плане того, что дома все было так плохо и без любви, но Зукко вообще чувствует себя "запертым" среди людей, он от них бежит. Только куда бежать? Ему видится мифическая Африка. Мифическая - потому, что в его Африке на горах лежит снег. Но важно, что настроение Зукко по сравнению с началом пьесы меняется. Чем дальше, тем больше он понимает, что этот путь - в никуда, что от других - и от себя не уйти. Он не сопротивляется полиции, как не противится вообще судьбе. Он не бунтарь (и это - самое удивительное в таком-то персонаже!). И он чувствует, что его конец - близко, что его путь - это путь к смерти, на вопрос, зачем он ищет драки, можно было бы сказать, что он ищет смерти, он отвечает:
- Я не ищу смерти, но я иду к ней.
(альт. Я не хочу умереть, но (вскоре) я умру)
Его, кстати, утешают:
- Мы все умрем, малый.
- Это не причина.
Да, мы все умрем, без причин, без какой-то логики, все - и это "заставляет птиц петь, заставляет птиц смеяться".
В Зукко есть горечь. Он сам приходит как смерть, как судьба, не спрашивающая дозволения прийти, приходящая - и все. Его убийства "бескорыстны". Но и он сам подвержен всеобщему закону, и ему никуда не убежать. И вот тут наступает нечто удивительное: он, поняв это, принимает и сам берет под контроль свою жизнь - и смерть: он поднимается навстречу к солнцу, чтобы упасть. Он совершает самоубийство. Растворяется в солнце. Зукко - герой, хотим мы этого или нет.
О том, что он умирает, говорил сам Кольтес. Причем для него было важно, что он умирает так, как до этого умер его отец (убитый им): выбрасывая как какую-то сигарету. Это очень даже кольцевая композиция. В реальности, кстати, Зукко также совершил суицид по "мотивам" убийства отца, только там было удушение.
Трухменев хорош как отображающий животную сторону Зукко. Он - гиппопотам, который просто ступает вперед, и если кто-то оказывается на его пути, он просто не замечает - раздавливает. Только проблема в том, что в оригинальном тексте - не гиппопотам, а носорог. А упоминание в пьесе носорога никак не может не отнести нас к Ионеско, его пьесе и вообще к теме абсурда. Мир абсурден.
Эта пьеса Кольтеса экзистенциалистична просто донельзя.
Впрочем, вы не подумайте. Многое из того, что говорил в том же интервью Гинкас, мне понравилось, многие мысли схожи, и я его обязательно процитирую. Отрадным стало, что он тоже увидел похожесть кольтесовского текста на вырыпаевский (значит, у меня все-таки была не паранойя). Но как же чувствуется, по интервью,особенно даже по вопросам и отступлениям журналиста, что у нас Гинкас - мэтр, а Кольтес - какая-то финтифлюшка. Меж тем Кольтес глубок, многослоен. Уже классик французской литературы.
"В начале Зукко сбегает из тюрьмы, в конце, совершив ряд убийств, он добровольно в нее возвращается. но буквально под занавес опять сбегает. Похоже, Зукко сбегал из тюрьмы раз двадцать еще до начала пьесы и, несмотря на то, что падает с крыши в финале, сбежит еще раз сто после финала. Вот что мы должны услышать".
Мы действительно слышим это - в спектакле. Но в пьесе - не так. Он возвращается в тюрьму не добровольно, а из-за предательства Девчонки (Далила). До начала пьесы он, конечно же, сбегал из тюрьмы, но тюрьмой этой была семья: причем не в плане того, что дома все было так плохо и без любви, но Зукко вообще чувствует себя "запертым" среди людей, он от них бежит. Только куда бежать? Ему видится мифическая Африка. Мифическая - потому, что в его Африке на горах лежит снег. Но важно, что настроение Зукко по сравнению с началом пьесы меняется. Чем дальше, тем больше он понимает, что этот путь - в никуда, что от других - и от себя не уйти. Он не сопротивляется полиции, как не противится вообще судьбе. Он не бунтарь (и это - самое удивительное в таком-то персонаже!). И он чувствует, что его конец - близко, что его путь - это путь к смерти, на вопрос, зачем он ищет драки, можно было бы сказать, что он ищет смерти, он отвечает:
- Я не ищу смерти, но я иду к ней.
(альт. Я не хочу умереть, но (вскоре) я умру)
Его, кстати, утешают:
- Мы все умрем, малый.
- Это не причина.
Да, мы все умрем, без причин, без какой-то логики, все - и это "заставляет птиц петь, заставляет птиц смеяться".
В Зукко есть горечь. Он сам приходит как смерть, как судьба, не спрашивающая дозволения прийти, приходящая - и все. Его убийства "бескорыстны". Но и он сам подвержен всеобщему закону, и ему никуда не убежать. И вот тут наступает нечто удивительное: он, поняв это, принимает и сам берет под контроль свою жизнь - и смерть: он поднимается навстречу к солнцу, чтобы упасть. Он совершает самоубийство. Растворяется в солнце. Зукко - герой, хотим мы этого или нет.
О том, что он умирает, говорил сам Кольтес. Причем для него было важно, что он умирает так, как до этого умер его отец (убитый им): выбрасывая как какую-то сигарету. Это очень даже кольцевая композиция. В реальности, кстати, Зукко также совершил суицид по "мотивам" убийства отца, только там было удушение.
Трухменев хорош как отображающий животную сторону Зукко. Он - гиппопотам, который просто ступает вперед, и если кто-то оказывается на его пути, он просто не замечает - раздавливает. Только проблема в том, что в оригинальном тексте - не гиппопотам, а носорог. А упоминание в пьесе носорога никак не может не отнести нас к Ионеско, его пьесе и вообще к теме абсурда. Мир абсурден.
Эта пьеса Кольтеса экзистенциалистична просто донельзя.
Впрочем, вы не подумайте. Многое из того, что говорил в том же интервью Гинкас, мне понравилось, многие мысли схожи, и я его обязательно процитирую. Отрадным стало, что он тоже увидел похожесть кольтесовского текста на вырыпаевский (значит, у меня все-таки была не паранойя). Но как же чувствуется, по интервью,особенно даже по вопросам и отступлениям журналиста, что у нас Гинкас - мэтр, а Кольтес - какая-то финтифлюшка. Меж тем Кольтес глубок, многослоен. Уже классик французской литературы.