"Вперед, Москвич!"
Так как в фб пост лайкнули и драматург (kodzujoro, спасибо!), и художник, зафиксирую его и здесь)
добавлю только, что если, например, Волкострелов с Перетрухиной в спектакле "Оставаться живым" ставят язык, вневременную систему, у которой нет какого-то одного человеческого голоса (не зря же это "инструкция для начинающих"), то "Вперед, Москвич!" Крапивиной-Перетрухиной-Каждан-Сурковых, как нормальный документальный спектакль, основывается на речи, но важно, конечно, что на речи не одних каких-то особенных людей, это не репрезентация историй конкретных Маш и Вась, а на речи заводского поколения, на средне- и поздне-советском, если хотите, Zeitgeist. "Спектакль-конвейер" - как диалог со временем, когда само слово "конвейер" не имело обязательной негативной коннотации.
____________
На спектакле о Москвиче, талантливом, настоящем, мне сегодня хотелось безудержно плакать - от того, что бабушки уже нет, а ее рассказы я не записала и память плохая, и истории тети Лены про рабочих я тоже не записала, и вообще почему это не приходило в голову - записывать, фиксировать, запоминать?
Удивительным образом этот вопрос не посещал меня на спектаклях-вербатимах до того, а вот в этом подвале жилого дома, последнем форпосте уходящего в небытие Москвича, - настиг. И как хорошо, что были сегодня и сами автозаводцы, своими неподдельными реакциями и комментариями к тексту, подпеванием к песням и пр. вторившие пьесе и создающие атмосферу наравне с остальными элементами спектакля. "Завод - это люди", неоднократно повторялось в конце.
В рамках школы по Public History на учебном тренинге мы придумывали проект "Альтернативный город", чтобы можно было узнать неофициальную мифологию пространства, его топонимику, нереализованные варианты строительства, разрушенный и утраченный облик. Мы забыли очень важное: утратить ведь можно не только прошлое, но и будущее. В некоторых интервью сквозит растерянность именно не от того, что не стало АЗЛК, а от того, что его не будет. Было так понятно, что делать сейчас и потом, модели расписаны до 2015 года, и все было завод, и все давал завод, целый район - завод, город в городе, расписанный под его нужды, и вот предприятия не стало, а люди остались, они продолжают здесь жить, но их уже не объединяет дело и - то самое будущее. Завод - семья ведь не на одно поколение, твои дети тоже могут включиться в эту систему. А теперь - нет.Тоска не по тому, что было, а по тому, что могло бы быть.
В самом интерьере чувствовалось, с какой любовью здесь все сохраняется и прибирается, вот эти казенные советские предметы быта - они окружены облаком любви и радости встречи. Конечно, частично это ностальгическая привязанность, но частично и - всегдашнее преображение неуютного пространства в уютное благодаря "человеческому фактору". Недружелюбное, но обжитое и "свое" пространство. И пространство при этом коллективное.
И даже жертвы, которые члены семьи отдают Молоху, принимаются как должные. Трагедийные, но должные. (просто прессовый цех - самый жестокий).
Любовь к одному месту, одному пути, одному делу. Потребность жить коллективным делом и чувствовать себя членом большой семьи. И проживать "не зря". Это кажется сейчас таким странным. А для них это было так естественно.
Помню, как бабушка говорила как само собой разумеющееся, что должна быть какая-то общественная нагрузка, именно про такое коллективное существование. И как мне стыдно было всегда, что во мне такого стержня, как в них-комсомольцах, не было. И что впереди нас ждет за будущее - я не представляла, мало задумывалась и мало ощущала свою за него ответственность. А бабушка ощущала - и за меня, и за всех родственников, и за всех работников своей аптеки.
Не уверена, что надо к этому стремиться, но помнить, что так можно и так было - надо.
(ну вот, даже написать складно и с единой мыслью не получается, бабушка бы меня сейчас как следует пожурила!)
добавлю только, что если, например, Волкострелов с Перетрухиной в спектакле "Оставаться живым" ставят язык, вневременную систему, у которой нет какого-то одного человеческого голоса (не зря же это "инструкция для начинающих"), то "Вперед, Москвич!" Крапивиной-Перетрухиной-Каждан-Сурковых, как нормальный документальный спектакль, основывается на речи, но важно, конечно, что на речи не одних каких-то особенных людей, это не репрезентация историй конкретных Маш и Вась, а на речи заводского поколения, на средне- и поздне-советском, если хотите, Zeitgeist. "Спектакль-конвейер" - как диалог со временем, когда само слово "конвейер" не имело обязательной негативной коннотации.
____________
На спектакле о Москвиче, талантливом, настоящем, мне сегодня хотелось безудержно плакать - от того, что бабушки уже нет, а ее рассказы я не записала и память плохая, и истории тети Лены про рабочих я тоже не записала, и вообще почему это не приходило в голову - записывать, фиксировать, запоминать?
Удивительным образом этот вопрос не посещал меня на спектаклях-вербатимах до того, а вот в этом подвале жилого дома, последнем форпосте уходящего в небытие Москвича, - настиг. И как хорошо, что были сегодня и сами автозаводцы, своими неподдельными реакциями и комментариями к тексту, подпеванием к песням и пр. вторившие пьесе и создающие атмосферу наравне с остальными элементами спектакля. "Завод - это люди", неоднократно повторялось в конце.
В рамках школы по Public History на учебном тренинге мы придумывали проект "Альтернативный город", чтобы можно было узнать неофициальную мифологию пространства, его топонимику, нереализованные варианты строительства, разрушенный и утраченный облик. Мы забыли очень важное: утратить ведь можно не только прошлое, но и будущее. В некоторых интервью сквозит растерянность именно не от того, что не стало АЗЛК, а от того, что его не будет. Было так понятно, что делать сейчас и потом, модели расписаны до 2015 года, и все было завод, и все давал завод, целый район - завод, город в городе, расписанный под его нужды, и вот предприятия не стало, а люди остались, они продолжают здесь жить, но их уже не объединяет дело и - то самое будущее. Завод - семья ведь не на одно поколение, твои дети тоже могут включиться в эту систему. А теперь - нет.Тоска не по тому, что было, а по тому, что могло бы быть.
В самом интерьере чувствовалось, с какой любовью здесь все сохраняется и прибирается, вот эти казенные советские предметы быта - они окружены облаком любви и радости встречи. Конечно, частично это ностальгическая привязанность, но частично и - всегдашнее преображение неуютного пространства в уютное благодаря "человеческому фактору". Недружелюбное, но обжитое и "свое" пространство. И пространство при этом коллективное.
И даже жертвы, которые члены семьи отдают Молоху, принимаются как должные. Трагедийные, но должные. (просто прессовый цех - самый жестокий).
Любовь к одному месту, одному пути, одному делу. Потребность жить коллективным делом и чувствовать себя членом большой семьи. И проживать "не зря". Это кажется сейчас таким странным. А для них это было так естественно.
Помню, как бабушка говорила как само собой разумеющееся, что должна быть какая-то общественная нагрузка, именно про такое коллективное существование. И как мне стыдно было всегда, что во мне такого стержня, как в них-комсомольцах, не было. И что впереди нас ждет за будущее - я не представляла, мало задумывалась и мало ощущала свою за него ответственность. А бабушка ощущала - и за меня, и за всех родственников, и за всех работников своей аптеки.
Не уверена, что надо к этому стремиться, но помнить, что так можно и так было - надо.
(ну вот, даже написать складно и с единой мыслью не получается, бабушка бы меня сейчас как следует пожурила!)