"Германский пролетариат на нашей стороне..."
По наводке felbert наткнулся на шикарный опрос на "Эхо Москвы":
http://echo.msk.ru/polls/759168-echo/result.html
Сразу вспоминается незабвенный Шпанов с его книгой "Первый удар. Повесть о будущей войне":
"Шепотом, от рабочего к рабочему, от склоненной головы к согнутой спине, обгоняя движущиеся по конвейеру скелеты самолетов, бежала необыкновенная весть: "Колонна большевиков движется на Нюрнберг".
Откуда, каким образом могла проникнуть сюда эта новость, тщательно скрываемая даже от вольнонаемных служащих? Но ее уже знали, ее обсуждали приглушенным шепотом по всему стеклянному городу завода.
-- Говорят, большевики прорвались к нам...
-- Дай-то бог!
-- Бог здесь ни при, чем.
-- Не придирайся, я радуюсь, если только это правда.
-- Правда? Этого мало. На наше проклятое гнездо летят четыреста машин.
-- Говорят -- шестьсот!
-- Может быть, тысяча?!
-- Во всяком случае, достаточно для того, чтобы пробить башку наци...
-- Рвать их в клочья!
Шепот бежит, бежит от головы к голове, такой тихий, что его не улавливают уши охранников. И вдруг -- с другого конца зала, где шепоту уже некуда двигаться, он возвращается едва уловимым тихим пением. Песн потекла вдоль конвейера. Пение сквозь стиснутые зубы, как жужжание шмелиного роя,
разливалось по цеху. Слов не было, но жужжанье приобретало мотив, оно взлетало к стеклянной крыше боевым напевом "Интернационала".
<...>
Самолеты шли уже совсем низко. Можно было видеть отдельные кварталы, дома. Косых с удивлением увидел на многих крышах людей. Это не были ищущие спасения от воды. Здесь, в жилых районах, вода заливала только подвалы.
Значит, люди взобрались на крыши, чтобы смотреть на них, на самолеты советской эскадры. Они не укрывались в убежища. Они уже поверили в казавшееся им невероятным: большевики не бомбят мирных жителей."
http://echo.msk.ru/polls/759168-echo/result.html
Сразу вспоминается незабвенный Шпанов с его книгой "Первый удар. Повесть о будущей войне":
"Шепотом, от рабочего к рабочему, от склоненной головы к согнутой спине, обгоняя движущиеся по конвейеру скелеты самолетов, бежала необыкновенная весть: "Колонна большевиков движется на Нюрнберг".
Откуда, каким образом могла проникнуть сюда эта новость, тщательно скрываемая даже от вольнонаемных служащих? Но ее уже знали, ее обсуждали приглушенным шепотом по всему стеклянному городу завода.
-- Говорят, большевики прорвались к нам...
-- Дай-то бог!
-- Бог здесь ни при, чем.
-- Не придирайся, я радуюсь, если только это правда.
-- Правда? Этого мало. На наше проклятое гнездо летят четыреста машин.
-- Говорят -- шестьсот!
-- Может быть, тысяча?!
-- Во всяком случае, достаточно для того, чтобы пробить башку наци...
-- Рвать их в клочья!
Шепот бежит, бежит от головы к голове, такой тихий, что его не улавливают уши охранников. И вдруг -- с другого конца зала, где шепоту уже некуда двигаться, он возвращается едва уловимым тихим пением. Песн потекла вдоль конвейера. Пение сквозь стиснутые зубы, как жужжание шмелиного роя,
разливалось по цеху. Слов не было, но жужжанье приобретало мотив, оно взлетало к стеклянной крыше боевым напевом "Интернационала".
<...>
Самолеты шли уже совсем низко. Можно было видеть отдельные кварталы, дома. Косых с удивлением увидел на многих крышах людей. Это не были ищущие спасения от воды. Здесь, в жилых районах, вода заливала только подвалы.
Значит, люди взобрались на крыши, чтобы смотреть на них, на самолеты советской эскадры. Они не укрывались в убежища. Они уже поверили в казавшееся им невероятным: большевики не бомбят мирных жителей."