Петербург. Шуваловское кладбище.
Далеко не каждое кладбище может похвастаться тем, что описано в стихотворении. А Шуваловское кладбище, одно из самых живописных кладбищ Петербурга, вошло в историю русской литературы, поскольку именно оно описано в стихотворении А. Блока "Над озером". Предлагаю совершить по нему небольшую виртуальную прогулку:
Кладбище расположено на склонах холма, рядом с берегом Шуваловского озера. Возникновение его относится к 1758-му году, когда здесь был поставлен небольшой деревянный храм, построенный на средства графа Шувалова для его крепостных, переведенных из средней России. Храм простоял недолго и в 1791-м году сгорел от удара молнии. На смену ему был построен в 1792-м году новый деревянный храм.
Однако со временем и этот храм обветшал, поэтому в 1876-1880-м годах был построен новый каменный храм Спаса Нерукотворного по проекту гражданского инженера К. А. Кузьмина.
Стоит отметить, что Спасо-Парголовский храм был одной из редких церквей, не прекращавшей работать и в годы советской власти.
В 1885-м году было решено заменить и обветшавшую деревянную церковь. Она была сломана, а на ее месте в 1886-м году построили новый деревянный храм Святого Александра Невского.
Теперь посмотрим некоторые могилы. У самой ограды похоронен скульптор Всеволод Лишев. Однако, если барельеф с портретом его жены сохранился, то бронзовый бюст, изображавший самого скульптора, увы, отсутствует. Видимо он стал жертвой вандалов.
У алтарной части Спасо-Парголовского храма находятся захоронения священников.
Первый настоятель Спасо-Парголовского храма - отец Александр Налимов:
Его сын - настоятель храма Зимнего дворца Владимир Налимов:
Еще два настоятеля Спасо-Парголовского храма - протоиереи Василий Лесняк:
и Александр Мощинский:
Епископ Лужский Симеон - ректор Ленинградской Духовной Академии:
Донской артиллерийский сотник И. А. Федоров:
А вот Ольга Александровна Пушкина - жена Анатолия Львовича Пушкина, племянника поэта:
На вершине холма стоит часовня:
Рядом с ней похоронен Фадалла Сарруф - выходец из православной арабской семьи Дамаска, преподаватель арабского языка в Санкт-Петербургском университете.
Неподалеку от Спасо-Парголовского храма похоронен архитектор Ипполит Монигетти. Видимо из-за этого в литературе распространена ошибочная версия, что именно Монигетти является автором этого храма:
А вот могила выдающегося китаиста В. М. Алексеева:
На раскрытой книге два иероглифа - "бу юнь", что означает "не ропщет". Это намек на афоризм Конфуция: "Люди его не знают, а он не ропщет: не считать ли такого человека достойнейшим?":
С другой стороны могилы - стихотворные строки:
"Пытливой мыслью сущность постигая
Трудясь учился сам, когда учил других":
Могила языковеда, тюрколога А. К. Боровкова выполнена в виде книги (к сожалению, сейчас она рухнула):
Археолог, один из зачинателей раскопок во Пскове Г. П. Гроздилов:
А вот могила известного конструктора артсистем Михаила Николаевича Кондакова:
При ее создании использовалисьартиллерийские снаряды, а также, вероятно, ствол орудия и подшипник вращения орудийной башни(?):
Известный полярный капитан В. И. Воронин - командовавший такими известными кораблями, как "Челюскин", "Ермак", "Сибиряков", "Иосиф Сталин":
Его сын пошел по стопам отца и тоже стал моряком:
Изобретатель метода ультразвуковой дефектоскопии С. Я. Соколов:
Легендарный футболист Михаил Бутусов:
В 1925 году Бутусов играл за сборную СССР в Турции и в одном из эпизодов нанёс с близкой дистанции мощнейший удар в касание. Кипер хозяев к нему готов не был, стоял расслабленным, и после того как мяч пушечным ядром врезался ему в живот, рухнул за ленточку. Впрочем, ничего страшного с голкипером не случилось: пообщавшись пару минут с врачом, он возвратился в раму.
Вскоре сборная СССР отправилась домой и по пути провела товарищеский матч со сборной Одесской губернии. Михаил травмировал колено, поэтому выходить на поле не собирался, однако местные партийные боссы принялись засылать гонцов к руководству команды с просьбой непременно выставить на игру лучшего бомбардира страны. Присутствовавший при одном таком разговоре известный балагур защитник Фёдор Селин не удержался и пошутил: "Да отстаньте вы от человека. Не до футбола ему сейчас. Он вратаря турецкого убил! Нечаянно попал ему в живот, и всё…" Испуганный гонец пулей выскочил из гостиницы, а через несколько дней слух о том, что Бутусов убил вратаря сборной Турции, уже докатился до Москвы и Ленинграда.
Те болельщики, которые воочию видели удары Михаила Павловича, охотно верили в эту вымышленную историю. Когда же на следующий матч форвард вышел с фиксирующей повязкой на побаливающем колене и вынужден был обрабатывать мячи в основном левой ногой, родилась ещё одна легенда о том, что Бутусову запретили бить правой (по другой версии повязка была предупредительным сигналом для соперников: мол, могу и убить, так что лучше отойди в сторону).
А вот захоронение потомков известного врача тибетской медицины Петра Бадмаева:
Где-то на кладбище похоронен и сам Бадмаев, однако я даже при наличии карты так и не смог найти его могилу. Надо отметить, что искать захоронения здесь очень трудно, поскольку могилы на кладбище расположены очень плотно, так что зачастую пройти просто невозможно. Да и крутые склоны весьма затрудняют перемещение.
А вот могила известного тенора Н. К. Печковского:
Когда-то он соперничал по популярности с Иваном Козловским, однако во время войны оказался на оккупированной территории и в 1944-м году получил десять лет лагерей. Реабилитировали его только в 1954-м году.
Режиссер БДТ А. Н. Морозов:
Как и на большинстве кладбищ города, есть здесь и захоронения, связанные с войной. Вот солдатские могилы (вероятно, это погибшие на Карельском перешейке):
А вот лежат рядом генерал-майор А. Б. Самсонов
и его сын, летчик-штурмовик капитан В. А. Самсонов, погибший в 1944-м году:
На кладбище похоронено несколько Героев Советского Союза.
Летчик-истребитель Н. А. Зеленов (на его счету 24 сбитых лично и 9 в группе):
Командир танковой бригады В. В. Хрустицкий:
Летчик-штурмовик А. Н. Сидорович:
И напоследок, закончу этот пост стихотворением Блока, с упоминания о котором я начал свой рассказ:
Над озером
С вечерним озером я разговор веду
Высоким ладом песни. В тонкой чаще
Высоких сосен, с выступов песчаных,
Из-за могил и склепов, где огни
Лампад и сумрак дымно-сизый -
Влюбленные ему я песни шлю.
Оно меня не видит - и не надо.
Как женщина усталая, оно
Раскинулось внизу и смотрит в небо,
Туманится, и даль поит туманом,
И отняло у неба весь закат.
Все исполняют прихоти его:
Та лодка узкая, ласкающая гладь,
И тонкоствольный строй сосновой рощи,
И семафор на дальнем берегу,
В нем отразивший свой огонь зеленый -
Как раз на самой розовой воде.
К нему ползет трехглазая змея
Своим единственным стальным путем,
И, прежде свиста, озеро доносит
Ко мне - ее ползучий, хриплый шум.
Я на уступе. Надо мной - могила
Из темного гранита. Подо мной -
Белеющая в сумерках дорожка.
И кто посмотрит снизу на меня,
Тот испугается: такой я неподвижный,
В широкой шляпе, средь ночных могил,
Скрестивший руки, стройный и влюбленный в мир.
Но некому взглянуть. Внизу идут
Влюбленные друг в друга: нет им дела
До озера, которое внизу,
И до меня, который наверху.
Им нужны человеческие вздохи,
Мне нужны вздохи сосен и воды.
А озеру - красавице - ей нужно,
Чтоб я, никем не видимый, запел
Высокий гимн о том, как ясны зори,
Как стройны сосны, как вольна душа.
Прошли все пары. Сумерки синей,
Белей туман. И девичьего платья
Я вижу складки легкие внизу.
Задумчиво прошла она дорожку
И одиноко села на ступеньки
Могилы, не заметивши меня...
Я вижу легкий профиль. Пусть не знает,
Что знаю я, о чем пришла мечтать
Тоскующая девушка... Светлеют
Все окна дальних дач: там - самовары,
И синий дым сигар, и плоский смех...
Она пришла без спутников сюда...
Наверное, наверное прогонит
Затянутого в китель офицера
С вихляющимся задом и ногами,
Завернутыми в трубочки штанов!
Она глядит как будто за туманы,
За озеро, за сосны, за холмы,
Куда-то так далёко, так далёко,
Куда и я не в силах заглянуть...
О, нежная! О, тонкая! - И быстро
Ей мысленно приискиваю имя:
Будь Аделиной! Будь Марией! Теклой!
Да, Теклой!.. - И задумчиво глядит
В клубящийся туман... Ах, как прогонит!..
А офицер уж близко: белый китель,
Над ним усы и пуговица-нос,
И плоский блин, приплюснутый фуражкой...
Он подошел... он жмет ей руку!.. смотрят
Его гляделки в ясные глаза!..
Я даже выдвинулся из-за склепа...
И вдруг... протяжно чмокает ее,
Дает ей руку и ведет на дачу!
Я хохочу! Взбегаю вверх. Бросаю
В них шишками, песком, визжу, пляшу
Среди могил - незримый и высокий...
Кричу: "Эй, Фёкла! Фёкла!" - И они
Испуганы, сконфужены, не знают,
Откуда шишки, хохот и песок...
Он ускоряет шаг, не забывая
Вихлять проворно задом, и она,
Прижавшись крепко к кителю, почти
Бегом бежит за ним...
Эй, доброй ночи!
И, выбегая на крутой обрыв,
Я отражаюсь в озере... Мы видим
Друг друга: "Здравствуй!" - я кричу...
И голосом красавицы - леса
Прибрежные ответствуют мне: "Здравствуй!"
Кричу: "Прощай!" - они кричат: "Прощай!"
Лишь озеро молчит, влача туманы,
Но явственно на нем отражены
И я, и все союзники мои:
Ночь белая, и бог, и твердь, и сосны...
И белая задумчивая ночь
Несет меня домой. И ветер свищет
В горячее лицо. Вагон летит...
И в комнате моей белеет утро.
Оно на всем: на книгах и столах,
И на постели, и на мягком кресле:
И на письме трагической актрисы:
"Я вся усталая. Я вся больная.
Цветы меня не радуют. Пишите...
Простите и сожгите этот бред..."
И томные слова... И длинный почерк,
Усталый, как ее усталый шлейф...
И томностью пылающие буквы,
Как яркий камень в черных волосах.
Кладбище расположено на склонах холма, рядом с берегом Шуваловского озера. Возникновение его относится к 1758-му году, когда здесь был поставлен небольшой деревянный храм, построенный на средства графа Шувалова для его крепостных, переведенных из средней России. Храм простоял недолго и в 1791-м году сгорел от удара молнии. На смену ему был построен в 1792-м году новый деревянный храм.
Однако со временем и этот храм обветшал, поэтому в 1876-1880-м годах был построен новый каменный храм Спаса Нерукотворного по проекту гражданского инженера К. А. Кузьмина.
Стоит отметить, что Спасо-Парголовский храм был одной из редких церквей, не прекращавшей работать и в годы советской власти.
В 1885-м году было решено заменить и обветшавшую деревянную церковь. Она была сломана, а на ее месте в 1886-м году построили новый деревянный храм Святого Александра Невского.
Теперь посмотрим некоторые могилы. У самой ограды похоронен скульптор Всеволод Лишев. Однако, если барельеф с портретом его жены сохранился, то бронзовый бюст, изображавший самого скульптора, увы, отсутствует. Видимо он стал жертвой вандалов.
У алтарной части Спасо-Парголовского храма находятся захоронения священников.
Первый настоятель Спасо-Парголовского храма - отец Александр Налимов:
Его сын - настоятель храма Зимнего дворца Владимир Налимов:
Еще два настоятеля Спасо-Парголовского храма - протоиереи Василий Лесняк:
и Александр Мощинский:
Епископ Лужский Симеон - ректор Ленинградской Духовной Академии:
Донской артиллерийский сотник И. А. Федоров:
А вот Ольга Александровна Пушкина - жена Анатолия Львовича Пушкина, племянника поэта:
На вершине холма стоит часовня:
Рядом с ней похоронен Фадалла Сарруф - выходец из православной арабской семьи Дамаска, преподаватель арабского языка в Санкт-Петербургском университете.
Неподалеку от Спасо-Парголовского храма похоронен архитектор Ипполит Монигетти. Видимо из-за этого в литературе распространена ошибочная версия, что именно Монигетти является автором этого храма:
А вот могила выдающегося китаиста В. М. Алексеева:
На раскрытой книге два иероглифа - "бу юнь", что означает "не ропщет". Это намек на афоризм Конфуция: "Люди его не знают, а он не ропщет: не считать ли такого человека достойнейшим?":
С другой стороны могилы - стихотворные строки:
"Пытливой мыслью сущность постигая
Трудясь учился сам, когда учил других":
Могила языковеда, тюрколога А. К. Боровкова выполнена в виде книги (к сожалению, сейчас она рухнула):
Археолог, один из зачинателей раскопок во Пскове Г. П. Гроздилов:
А вот могила известного конструктора артсистем Михаила Николаевича Кондакова:
При ее создании использовалисьартиллерийские снаряды, а также, вероятно, ствол орудия и подшипник вращения орудийной башни(?):
Известный полярный капитан В. И. Воронин - командовавший такими известными кораблями, как "Челюскин", "Ермак", "Сибиряков", "Иосиф Сталин":
Его сын пошел по стопам отца и тоже стал моряком:
Изобретатель метода ультразвуковой дефектоскопии С. Я. Соколов:
Легендарный футболист Михаил Бутусов:
В 1925 году Бутусов играл за сборную СССР в Турции и в одном из эпизодов нанёс с близкой дистанции мощнейший удар в касание. Кипер хозяев к нему готов не был, стоял расслабленным, и после того как мяч пушечным ядром врезался ему в живот, рухнул за ленточку. Впрочем, ничего страшного с голкипером не случилось: пообщавшись пару минут с врачом, он возвратился в раму.
Вскоре сборная СССР отправилась домой и по пути провела товарищеский матч со сборной Одесской губернии. Михаил травмировал колено, поэтому выходить на поле не собирался, однако местные партийные боссы принялись засылать гонцов к руководству команды с просьбой непременно выставить на игру лучшего бомбардира страны. Присутствовавший при одном таком разговоре известный балагур защитник Фёдор Селин не удержался и пошутил: "Да отстаньте вы от человека. Не до футбола ему сейчас. Он вратаря турецкого убил! Нечаянно попал ему в живот, и всё…" Испуганный гонец пулей выскочил из гостиницы, а через несколько дней слух о том, что Бутусов убил вратаря сборной Турции, уже докатился до Москвы и Ленинграда.
Те болельщики, которые воочию видели удары Михаила Павловича, охотно верили в эту вымышленную историю. Когда же на следующий матч форвард вышел с фиксирующей повязкой на побаливающем колене и вынужден был обрабатывать мячи в основном левой ногой, родилась ещё одна легенда о том, что Бутусову запретили бить правой (по другой версии повязка была предупредительным сигналом для соперников: мол, могу и убить, так что лучше отойди в сторону).
А вот захоронение потомков известного врача тибетской медицины Петра Бадмаева:
Где-то на кладбище похоронен и сам Бадмаев, однако я даже при наличии карты так и не смог найти его могилу. Надо отметить, что искать захоронения здесь очень трудно, поскольку могилы на кладбище расположены очень плотно, так что зачастую пройти просто невозможно. Да и крутые склоны весьма затрудняют перемещение.
А вот могила известного тенора Н. К. Печковского:
Когда-то он соперничал по популярности с Иваном Козловским, однако во время войны оказался на оккупированной территории и в 1944-м году получил десять лет лагерей. Реабилитировали его только в 1954-м году.
Режиссер БДТ А. Н. Морозов:
Как и на большинстве кладбищ города, есть здесь и захоронения, связанные с войной. Вот солдатские могилы (вероятно, это погибшие на Карельском перешейке):
А вот лежат рядом генерал-майор А. Б. Самсонов
и его сын, летчик-штурмовик капитан В. А. Самсонов, погибший в 1944-м году:
На кладбище похоронено несколько Героев Советского Союза.
Летчик-истребитель Н. А. Зеленов (на его счету 24 сбитых лично и 9 в группе):
Командир танковой бригады В. В. Хрустицкий:
Летчик-штурмовик А. Н. Сидорович:
И напоследок, закончу этот пост стихотворением Блока, с упоминания о котором я начал свой рассказ:
Над озером
С вечерним озером я разговор веду
Высоким ладом песни. В тонкой чаще
Высоких сосен, с выступов песчаных,
Из-за могил и склепов, где огни
Лампад и сумрак дымно-сизый -
Влюбленные ему я песни шлю.
Оно меня не видит - и не надо.
Как женщина усталая, оно
Раскинулось внизу и смотрит в небо,
Туманится, и даль поит туманом,
И отняло у неба весь закат.
Все исполняют прихоти его:
Та лодка узкая, ласкающая гладь,
И тонкоствольный строй сосновой рощи,
И семафор на дальнем берегу,
В нем отразивший свой огонь зеленый -
Как раз на самой розовой воде.
К нему ползет трехглазая змея
Своим единственным стальным путем,
И, прежде свиста, озеро доносит
Ко мне - ее ползучий, хриплый шум.
Я на уступе. Надо мной - могила
Из темного гранита. Подо мной -
Белеющая в сумерках дорожка.
И кто посмотрит снизу на меня,
Тот испугается: такой я неподвижный,
В широкой шляпе, средь ночных могил,
Скрестивший руки, стройный и влюбленный в мир.
Но некому взглянуть. Внизу идут
Влюбленные друг в друга: нет им дела
До озера, которое внизу,
И до меня, который наверху.
Им нужны человеческие вздохи,
Мне нужны вздохи сосен и воды.
А озеру - красавице - ей нужно,
Чтоб я, никем не видимый, запел
Высокий гимн о том, как ясны зори,
Как стройны сосны, как вольна душа.
Прошли все пары. Сумерки синей,
Белей туман. И девичьего платья
Я вижу складки легкие внизу.
Задумчиво прошла она дорожку
И одиноко села на ступеньки
Могилы, не заметивши меня...
Я вижу легкий профиль. Пусть не знает,
Что знаю я, о чем пришла мечтать
Тоскующая девушка... Светлеют
Все окна дальних дач: там - самовары,
И синий дым сигар, и плоский смех...
Она пришла без спутников сюда...
Наверное, наверное прогонит
Затянутого в китель офицера
С вихляющимся задом и ногами,
Завернутыми в трубочки штанов!
Она глядит как будто за туманы,
За озеро, за сосны, за холмы,
Куда-то так далёко, так далёко,
Куда и я не в силах заглянуть...
О, нежная! О, тонкая! - И быстро
Ей мысленно приискиваю имя:
Будь Аделиной! Будь Марией! Теклой!
Да, Теклой!.. - И задумчиво глядит
В клубящийся туман... Ах, как прогонит!..
А офицер уж близко: белый китель,
Над ним усы и пуговица-нос,
И плоский блин, приплюснутый фуражкой...
Он подошел... он жмет ей руку!.. смотрят
Его гляделки в ясные глаза!..
Я даже выдвинулся из-за склепа...
И вдруг... протяжно чмокает ее,
Дает ей руку и ведет на дачу!
Я хохочу! Взбегаю вверх. Бросаю
В них шишками, песком, визжу, пляшу
Среди могил - незримый и высокий...
Кричу: "Эй, Фёкла! Фёкла!" - И они
Испуганы, сконфужены, не знают,
Откуда шишки, хохот и песок...
Он ускоряет шаг, не забывая
Вихлять проворно задом, и она,
Прижавшись крепко к кителю, почти
Бегом бежит за ним...
Эй, доброй ночи!
И, выбегая на крутой обрыв,
Я отражаюсь в озере... Мы видим
Друг друга: "Здравствуй!" - я кричу...
И голосом красавицы - леса
Прибрежные ответствуют мне: "Здравствуй!"
Кричу: "Прощай!" - они кричат: "Прощай!"
Лишь озеро молчит, влача туманы,
Но явственно на нем отражены
И я, и все союзники мои:
Ночь белая, и бог, и твердь, и сосны...
И белая задумчивая ночь
Несет меня домой. И ветер свищет
В горячее лицо. Вагон летит...
И в комнате моей белеет утро.
Оно на всем: на книгах и столах,
И на постели, и на мягком кресле:
И на письме трагической актрисы:
"Я вся усталая. Я вся больная.
Цветы меня не радуют. Пишите...
Простите и сожгите этот бред..."
И томные слова... И длинный почерк,
Усталый, как ее усталый шлейф...
И томностью пылающие буквы,
Как яркий камень в черных волосах.