Цитаты
Этот инцидент начался, когда некоторые из наиболее возбужденных и нетерпеливых матросов потребовали встречи с министром юстиции П. Н. Переверзевым для объяснений, почему до сих пор не освобожден Анатолий Железняков, один из матросов-анархистов, арестованных во время разгрома правительством дачи Дурново. А когда стало ясно, что Переверзева нигде нет, матросы, призывая к ответу любого другого члена правительства, начали ломать ворота Таврического дворца.
По-видимому, не сомневаясь в даре убеждения Чернова, лидеры Совета дослали его успокоить разгоряченных демонстрантов. В своем официальном заявлении следственной комиссии Временного правительства Чернов позднее сообщил, что, как только он вышел на улицу, кто-то крикнул: «Вот один из тех, кто стреляет в народ». Несколько матросов бросились обыскивать его, со всех сторон слышались требования о его аресте. Тем не менее Чернов взобрался на бочку и пытался, правда безуспешно, разъяснить позицию Совета по вопросу о правительстве. Он начал с критики кадетов, однако в ответ толпа повела себя еще более угрожающе. Ее озлобление было классически сформулировано в выкрике потрясавшего кулаками рабочего: «Принимай власть, сукин сын, коли дают!»
На вопрос одного из членов Петербургского комитета, почему до сих пор ничего не сделано для решения вопроса о земле, министр земледелия ответил, что эта проблема только что обсуждалась. Чернов попытался пройти назад во дворец, но был окружен группой неуемных задир. Позднее один свидетель признал в них матросов из радикально настроенной кронштадтской машинной школы, находившейся под контролем большевиков, а другой показал, что среди них были гражданские лица, многие из которых стояли под черными знаменами анархистов. Как бы то ни было, Чернову объявили, что он арестован, его стащили вниз и бросили в поджидавший автомобиль.
Сообщение о том, что Чернов разорван толпой, превратило в ад кромешный заседание ЦИК, где всего за несколько минут до этого было принято решение продолжать работу, несмотря на смуту за стенами дворца. Чхеидзе поспешно внес предложение, чтобы Каменев, Мартов, Стеклов и Войтинский предприняли шаги для освобождения Чернова. Но первым к автомобилю, в котором находился министр, пробился Троцкий в сопровождении Раскольникова. Задержавшие Чернова матросы предложили передать пленника Раскольникову, однако тот заявил, что арест недопустим. Оказавшийся рядом Н. Суханов описывает дальнейшие события следующим образом: «Троцкого знали, и ему, казалось бы, верил весь Кронштадт. Но Троцкий начал речь, а толпа не унималась. Если бы поблизости сейчас грянул провокационный выстрел, могло бы произойти грандиозное побоище, и всех нас, включая, пожалуй, и Троцкого, могли бы разорвать в клочки. Едва-едва Троцкий, взволнованный и не находивший слов в дикой обстановке, заставил слушать себя ближайшие ряды... Когда он попытался перейти собственно к Чернову, окружавшие автомобиль ряды снова забесновались.- Вы пришли объявить свою волю и показать Совету, что рабочий класс больше не хочет видеть у власти буржуазию. Но зачем мешать своему собственному делу, зачем затемнять и путать свои позиции мелкими насилиями над отдельными случайными людьми?.. Каждый из вас доказал свою преданность революции. Каждый из вас готов сложить за нее голову. Я это знаю... Дай мне руку, товарищ! Дай руку, брат мой!..
Троцкий протягивал руку вниз, к матросу, особенно буйно выражавшему свой протест. Но тот решительно отказывался ответить тем же и отводил в сторону свою руку... Мне казалось, что матрос, не раз слышавший Троцкого в Кронштадте, сейчас действительно испытывает впечатление измены Троцкого: он помнит его прежние речи, и он растерялся, не будучи в состоянии свести концы с концами... Отпустить Чернова? Но что же надо делать? Зачем его звали? Не зная, что делать, кронштадтцы отпустили Чернова».
Униженный и жестоко потрясенный, вероятно, в равной степени непостоянством петроградских масс и пережитым испугом, Чернов вернулся во дворец. Придя в себя, вечером он сочинил восемь уничтожающих редакционных статей против большевиков для газеты «Дело народа», правда, дежурные редакторы в конечном итоге решили, что для одного выпуска вполне достаточно и четырех.
А. Е. Рабинович. "Кровавые дни"