(no subject)
Вот и обещанный эпилог. Если честно, этому фику он нужен как морской свинке калькулятор, ну да ладно, раз уж я пообещала. Любителям открытых концов этот бред лучше не читать (ой, так я сама ведь любитель открытых концов! значит мне можно это не читать? УРА!)
****
Эпилог Первый. Париж, конец 1870х.
-Oui, - утвердительно кивнула Кристина, исчерпав свой словарный запас примерно на четверть.
Священник церкви Сен-Мадлен подозрительно покосился на девицу в съехавшей набок фате и и платье такого цвета, который бывает если вскарабкаться по трубе после дождя. Тем не менее барышня сияла как начищенный луидор. То же самое относилось к ее спутнику, который тоже светился совершенно негигиеничным счастьем. Только полумаска из фарфора, скрывавшего правую часть его лица, являла пример безукоризненной белизны.
Право, можно было подумать что они только что выбрались из подземелий!
- Дочь моя, вы хотя бы поняли вопрос мой?
- Я все отлично понимать, - сказала невеста, из всех разнообразных временем предпочитавшая настоящее, а их всех форм глагола - инфинитив. Ее спутник отметил, что теперь из Ангела Музыки ему придется переквалифицироваться в Ангела Французской Грамматики. Интересно, получится ли у него написать сюиту для le présent, l’imparfait, le passé и le futur simple?
- Тогда объявляю вас мужем и женой, дети мои! - торжественно провозгласил священник и добавил снисходительно, - Можете поцеловать друг друга.
Минут через пять он пожалел о сказанном.
Минут через десять, робко высунувшись из-за кафедры, он увидел что новобрачные по-прежнему исполняли его наказ, причем с невероятным рвением. Отец залился краской. Даже кончик его носа покраснел от негодования (а вовсе не от того, о чем подумала семья нормандских туристов, забредшая в церковь полюбоваться колоннами).
- Эмм… молодые люди? Может вы того… в другом месте, а? Все ж Дом Божий… ну и сами понимаете. А? - сообразив, что его слова не возымели должного эффекта, служитель Церкви набрал в легкие побольше воздуха и возопил, шмякнув требником о кафедру. - Закрываемся уже!
Как по команде молодые супруги отскочили друг от друга и, покаянно улыбнувшись, проследовали к выходу.
- А мы ничего плохое и не делать! - на прощанье заметила юная жена.
- Вот именно, - согласился супруг. Он подумал что им еще долго и тщательно придется соскабливать с себя калиновские манеры. А с другой стороны… может и не стоит.
Новобрачные спустились по мраморной лестнице, сопровождаемые взглядами туристов: испепеляющий принадлежал дородной даме в темном глухом платье, а парочка любопытных - ее супругу и сыну, черноглазому мальчишке в белом твидовом костюмчике и с кепкой на кудрявых волосах. Когда пара была слишком далеко, чтобы услышать возмущенный шепот, он не преминул раздаться.
- Никогда в жизни не видела ничего более безобразного! - заявила дама тоном кардинала, вынесшего суждение по теологическому вопросу.
- О чем ты, дорогая? - робко поинтересовался ее муж.
- Если ты спросишь мое мнение, то я скажу - таких людей нельзя пускать на публику! Прекрати вертеться, - последняя реплика относилась к сынишке, немедленно ставшем во фрунт.
- О ком ты, дорогая?
- Разве ты не разглядел ту пару, что только что соизволила обвенчаться? И не вздумай ковырять в носу.
- Ну д-да.
- Кошмар во плоти, не правда ли?
Прищурившись, ее супруг внимательно посмотрел на пару, в настоящий момент покупавшую цветы у торговки. Мужчина в маске что-то сказал своей спутнице, та засмеялась, и любой услышавший этот смех невольно сравнил бы его со звоном серебряного колокольчика. Впрочем, нормандец тоже мог сравнить смех своей лучшей половины с колоколом. Более того, он даже знал по кому сей колокол звонит.
- Нуууу, -замялся он. - жених носит полумаску… если ты об этом.
-Да причем тут жених! Вот еще раз плюнешь на мостовую. С ним-то как раз все в порядке! Ты невесту рассмотрел?
- Ну как сказать….
Нормандец стремительно прокрутил в голове все вариант, с поисках наиболее щадящего. Если он ответит утвердительно, то наверняка последует вопрос, как смеет он разглядывать других женщин. Затем последует тирада, которая непременно закончится тем, что супруга отлучит его от стола как минимум на неделю. Поскольку сам мужчина не знал с какой стороны подойти к плите - ведь кухня это исключительно женский удел - то страшнее наказания нельзя и придумать.
- Нет! - быстро ответил он. Тем более что в воскресенье у них свиные ребрышки.
-А зря! Ведь на ней был турнюр образца 71 года!!!
Дама закатила глаза, собираясь упасть в обморок, но вовремя поняла, что две пар рук рук, принадлежавшие таким худосочным созданиям, как ее муж и отпрыск, не обеспечат ей комфорт, и вернулась в вертикальной положение.
Вот что я тебе скажу - они в Париже уже совсем с ума сошли, даром что столица. Ноги нашей не будет в этом капище порока! Немедленно на вокзал и домой, в Нормандию. Там люди хотя бы знают про приличия и не бегают по улицам, злостно нарушая все правила моды. Гастон, хватит глазеть по сторонам, давай пошевеливайся!
Взметая пыль юбками, дама поспешила в направлении вокзала, с воинственностью которой хватило бы на атакующую римскую когорту. За ней поплелся супруг, а мальчик задержался на ступенях, глядя вслед новобрачным. Они улыбались друг другу и держались за руки. Вот это да! А он всегда думал, что улыбаться на улицах запрещено законом. Ну про держание за руки и говорить нечего - наверняка за такое руки просто отрубают! Интересно, кто они такие и откуда здесь взялись? Наверное, про них можно написать интересную историю, подумал мальчик. Вот только стоит намешать туда разных приключений - хитрых пиратов и коварных цыган, зеркальные лабиринты и полночную стрельбу, а так же что-нибудь из Арабских Ночей и хотя бы одно подземелье. Над этим стоит подумать.
Эпилог 2. Калиновка.
С тех пор минули годы. Больше в городке не видели ни грозного Призрака, ни его прекрасную ученицу. Они исчезли без следа, превратились в буквы газетной хроники, стали шепотом в спальне во время сонного часа.
Они канули в забытье. Никто в Калиновке не вспоминал про эту таинственную пару… ну например рано утром первого января. Да, тогда про них точно никто не вспоминал. Потому что в тот момент калиновцы занимались более насущными вопросами:
А) Вспоминали собственное имя
Б) Разрабатывали мускулатуру путем поднятия ложки с салатом
В) Решали, какого из вчерашних поступков следует стыдится в первую очередь.
А вот в остальное время не думать про Призрака Интерната было чрезвычайно сложно в связи с тем, что в школе им. Глюка был открыт музей-квартира Призрака Интерната.
Идея пришла в голову двум отважным молодым людям, которые, придя в себя после приключений, огляделись и поняли, что подземелье таило ценные ресурсы. Когда, покончив с уборкой зала, толпа все же вломилась в потайной дом - в основном, чтобы напроситься переночевать, потому что было уже поздно, а так же выведать рецепт напитка, после которого мерещится целый бестиарий - вместо Призрака Интерната их встретили Радужные Перспективы. Иными словами, Мег и Рауль вкратце обрисовали свой замысел и отправили всю честную компанию рисовать брошюрки. Это предложение вызвало много нареканий, но когда Мег ненавязчиво упомянула, что вон тот гроб находится здесь не просто так, а для вполне конкретных целей, толпу мстителей накрыла волна энтузиазма.
Разумеется, никто не верил что из этой затеи выйдет что-нибудь дельное.
Но младшая Жири могла продать собрание сочинений Гегеля эстрадной певице. Благодаря удачной рекламной кампании - в которой попадались такие выражения как «единственный в своем роде», «бережно хранимый секрет» и «приоткрыть завесу тайны» - в Калиновку потянулись туристы. Теперь в музее ежедневно толпились ценители музыки, туристы, включая и вездесущих японцев с щелкающими фотоаппаратами, а так же парапсихологии всех мастей (ведь для некоторых метафора - это всего лишь заковыристый литературный термин, не вызывающий никаких ассоциаций.). Вскоре подземный музей не только окупил все затраты, но и принес такой доход, что Карлсбадские пещеры заскрежетали сталактитами от зависти. Прибыль не обошла и саму школу-интернат, и через несколько лет директора уже не задавались вопросом «На какие деньги залатать пол в вестибюле?» Теперь этот вопрос касался скорее различных сортов паркета.
И наступил в Калиновке мир, и в калиновцах благоволение...
- Не хочу я ехать на кладбище! - возмутился Рауль Шаньин. - Что я там потерял?
- Поговори мне, - миролюбиво отозвалась его жена.
Мег Шаньина придирчиво повертела в руках брошюрку с прилавка и перекинулась парой слов с Карлыгаш Гуидичелевной, подрабатывавшей музейным гидом. На ее лекции туристы записывались за полгода. И не удивительно, ведь ее красочные рассказы открывали новые грани призрачного характера. Согласно Карлыгаш, по сравнению с Призраком Интерната Джек Потрошитель был всего лишь хулиганом, вырезавшим нехорошее слово на новой парте, а Багдадский Вор - мальчишкой, который стянул в магазине леденец и всю ночь промучался от стыда. Слушать завуча было удовольствие, сплошное и неразбавленное. Главное тихо сбежать до того момента, когда она решит порадовать посетителей вокалом…
- Рауль, ты чего нос повесил?
Тот вздохнул, и не безосновательно. Во-первых, провести время на кладбище никоим образом не входило в понятие «веселый выходной день.» А во-вторых, в руках он держал свой обед, упакованный тещей в газету «Калиновка Ньюс.» Обертка начинала дымиться, ведь под ней скрывались знаменитые бутерброды мадам Жири - те самые, которые можно было использовать вместо ночника потому что они светились в темноте. Хотя Рауль заявил самым убедительным тоном, разжалобившим бы и матерого инвестора, что он вполне сыт, непреклонная женщина сказала, что «крошки он может оставить птичкам.» Оставалось лишь надеяться, что кладбищенский птицы знали телефон бюро по утилизации радиоактивных отходов.
Рауль вздохнул вторично, тем самым перевыполнив норматив по вздохам. Адаптация к мадам Жири продвигалась нескорыми темпами. Зато вот с Мег все обстояло наоборот. Несмотря на все опасения молодого супруга, его родители все таки привыкли к новой невестке.
Медленно, но привыкли.
Уже через год они перестали называть ее по имени-отчеству, через три - вскакивать с места и вставать навытяжку когда она входила в комнату, а через пять - краснеть когда она делала им замечание. До явления юной Жири Шаньины были уверены, что неплохо разбирались в жизни, но Мег была с жизнью на ты. Ее жизненные навыки приводили свекров в восторг, а ее умение готовить - в полурелигиозный экстаз. Когда дело доходило до кулинарии, Мег была истинной дочерью своей матушки. Это означает, с самого детства перед ней стоял выбор - или есть ужин, который норовит втихую уползти из тарелки, или же искать обходные пути. Мег умела готовить стейк с помощью плойки для волос, а ее блинчики, испеченные на утюге, стали украшением семейных праздников.
И если Мег Шаньина сказала, что сегодняшний день они проведут в некрополе, то именно там этот день и будет проведен.
Супружеская пара вышла из здания школы - у дверей из мореного дуба на низкой скамеечке дремал старый знакомец Рауля, бывший киллер Петр Угробов. На коленях у старика лежал недовязанный носок. После знаменательного происшествия с люстрой, господин Угробов потерял всякий интерес к огнестрельному оружию, зато заинтересовался более мирными искусствами - например, вязанием. Он даже вел в школе-интернате кружок по макраме, до тех пор пока школьники не устроили дуэль на спицах, причем с необычайным профессионализмом. А поскольку для музея-квартиры требовался сторож, чтобы охранять артефакты, на эту должность и определили Петра Угробова. По началу его назначение было встречено с прохладцей, ибо кто же испугается сторожа без ружья. Впрочем, мнение коллектива изменилось на противоположное после того как в музей забралась начинающий грабитель и, столкнувшись в темном переходе с Угробовым, так проникся его воспитательной беседой о таежной охоте, что добровольно сдался в участок и до конца жизни вскрикивал при слове «куропатка».
Не желая будить сторожа, Мег и Рауль на цыпочках прокрались мимо и подошли к зеленому мерседесу. Школьный двор был антонимом знаменитого конвейера Генри Форда - если рабочие этого достопочтенного фабриканта могли собрать автомобиль за полтора часа и три минуты, то калиновцам требовалось вдвое меньше времени, чтобы оный автомобиль разобрать. А за полтора часа они успевали потратить выручку. Впрочем, сегодня супругам повезло и на автомобиле сохранились все 4 колеса (это было связано с тем, что Ведеркин нашел слезные просьбы Рауля снять хотя бы одну шину очень подозрительными).
- Ну чего мы на том кладбище забыли? - заныл Шаньин, заводя машину с обреченностью осужденного, всходящего на эшафот.
- Сам прекрасно знаешь. Кроме того, нам нужно оставить на могиле вот это, - Мег показала мужу содержимое сумочки.
- Какой бессмысленный ритуал.
-Эээ?
- Какое лохматое варварство.
- Что ты там пробормотал?
- Какое дремучее язычество.
- Нельзя ли погромче? - улыбка Мег сверкнула, словно луч солнца на лезвии топора.
- Говорю, ты грабли взяла?
- Вроде бы да, и краску тоже.
Припарковавшись у ворот кладбища, мелодично поскрипывающих на ветру, супружеская пара запетляла по аллеям, направляясь к могиле. По своему обыкновению, Мег решительно улыбалась, Рауль же двигался со скоростью каторжника, к ноге которого было привязано ядро. И с тем же выражением лица. То, чем ему придется заняться, не вызывало позитивных эмоций. Тем не менее, в одной руке он держал грабли, а в другой - ведро с краской. Обещание есть обещание.
Наконец перед ними предстал ясень, под ветвями которого и находился обелиск, со словами «Густав Метелкин», выбитыми на граните. Могилу окружала оградка, краска на ней местами вздулась и потрескалась. Мег неодобрительно поцокала языком, потом поглядела по сторонам и обратилась к портрету немолодого мужчины на обелиске.
- Здравствуйте! Ваша Кристина велела кое-что вам передать, чтобы вы были в курсе и все такое. - Мег закатила глаза. - Вы, наверное, думаете что я тронулась умом, раз уж собираюсь оставить на вашей могиле полезную вещь, которой можно найти и другое применение, но ничего не поделаешь - Кристина очень настаивала. Они в 19м веке такие сентиментальные!
Порывшись в сумочке, она извлекла черно-белую фотографию и повертела ее в руках - это была память о прошлом Рождестве, проведенном вместе с семье Кристины. Навещать подругу было любимейшим времяпровождением Мег Шаньиной. Хотя муж и не разделял ее восторги, считая такие визиты небезопасными, она лишь отмахивалась. Ну чего ей боятся, если она знала Золотое Правило путешественника во времени, правило, которое было несложно запомнить, ибо оно состояло из пяти «Н» - «Никогда Не Наступай На Насекомых!» Выходит, если внимательно глядеть себе под ноги, то опасаться в сущности нечего.
Поэтому каждые каникулы они проводили в предместьях Парижа. А это означает Оперу вместо ночных клубов, вечерние чтение вслух вместо интернета, и конные прогулки вместо спортзала. Рауль очень удивлялся, почему у него до сих пор не было седых волос.
Фотография была слегка размытой, потому что у фотографа тряслись руки. Слева стоял Рауль, с выражением унылого ужаса на лице, словно ожидая что обещанная птичка как минимум выклюет ему глаз. Справа Призрак облокотился на колонну и натянуто улыбался - видно было, что улыбаться на фотографии ему внове. Ведь всем известно, что в фотосалоне следует стоять с каменным лицом и выглядеть солидно. Вдобавок, компания Рауля Шаньина никогда не казалась ему особенно желанной. Но разу уж Кристина пригрозила защекотать его до смерти, то Эрику осталось лишь подчиниться. Обнявшись, Кристина и Мег сидели на стульях в центре (и фотограф еще не раз просыпался по ночам, терзаясь догадками, зачем и главное как Мег умудрилась из такого положения поставить мужу заячьи уши). Обе дамы были одеты в платья, изобиловавшие кружевами, их волосы взбиты в сложные прически. А между ними, улыбаясь так широко что ей пришлось зажмурится, стояла Сирена - дочь Кристины и крестница Мег. Шаньина вздохнула - да, в 19м веке очень серьезно относятся... относились... относятся к обязанностям крестных. Одной игрушкой от девочки не отделаешься, нужно заниматься ее воспитанием, прививать ей правильные манеры, учить ее ценностям. От своих обязанностей мадам Шаньина не отлынивала - она даже научила малышку вышить крестиком слово Metallica на черном платье. Правда, Кристина надулась когда в прошлом году девочку чуть не исключили из пансиона - но как потом выяснилось, неприятный инцидент был связан с тем что Сирена прокопала подземный ход в дортуаре, а когда классная дама в наказание оставила девочку без бланманже, та в свою очередь взялась за лассо, свитое из простыни... Это происшествие доказало, что Эрик не уклонялся от родительских обязанностей и тоже исправно прививал малышке ценности. Кристина была довольна. Сирену все же оставили в школе, потому что кроме нее никто не умел настраивать рояль в танцевальном зале. Кроме того, ее умение силой голоса сбивать яблоки с высоких ветвей значительно облегчало сбор фруктов в школьном саду.
Мег осторожно прислонила фотографию к обелиску и подмигнула мужу,
- Ну все, с лирической частью мы покончили. А теперь, Рауль, ты можешь красить оградку.
КОНЕЦ
FIN
THE END!
****
Эпилог Первый. Париж, конец 1870х.
-Oui, - утвердительно кивнула Кристина, исчерпав свой словарный запас примерно на четверть.
Священник церкви Сен-Мадлен подозрительно покосился на девицу в съехавшей набок фате и и платье такого цвета, который бывает если вскарабкаться по трубе после дождя. Тем не менее барышня сияла как начищенный луидор. То же самое относилось к ее спутнику, который тоже светился совершенно негигиеничным счастьем. Только полумаска из фарфора, скрывавшего правую часть его лица, являла пример безукоризненной белизны.
Право, можно было подумать что они только что выбрались из подземелий!
- Дочь моя, вы хотя бы поняли вопрос мой?
- Я все отлично понимать, - сказала невеста, из всех разнообразных временем предпочитавшая настоящее, а их всех форм глагола - инфинитив. Ее спутник отметил, что теперь из Ангела Музыки ему придется переквалифицироваться в Ангела Французской Грамматики. Интересно, получится ли у него написать сюиту для le présent, l’imparfait, le passé и le futur simple?
- Тогда объявляю вас мужем и женой, дети мои! - торжественно провозгласил священник и добавил снисходительно, - Можете поцеловать друг друга.
Минут через пять он пожалел о сказанном.
Минут через десять, робко высунувшись из-за кафедры, он увидел что новобрачные по-прежнему исполняли его наказ, причем с невероятным рвением. Отец залился краской. Даже кончик его носа покраснел от негодования (а вовсе не от того, о чем подумала семья нормандских туристов, забредшая в церковь полюбоваться колоннами).
- Эмм… молодые люди? Может вы того… в другом месте, а? Все ж Дом Божий… ну и сами понимаете. А? - сообразив, что его слова не возымели должного эффекта, служитель Церкви набрал в легкие побольше воздуха и возопил, шмякнув требником о кафедру. - Закрываемся уже!
Как по команде молодые супруги отскочили друг от друга и, покаянно улыбнувшись, проследовали к выходу.
- А мы ничего плохое и не делать! - на прощанье заметила юная жена.
- Вот именно, - согласился супруг. Он подумал что им еще долго и тщательно придется соскабливать с себя калиновские манеры. А с другой стороны… может и не стоит.
Новобрачные спустились по мраморной лестнице, сопровождаемые взглядами туристов: испепеляющий принадлежал дородной даме в темном глухом платье, а парочка любопытных - ее супругу и сыну, черноглазому мальчишке в белом твидовом костюмчике и с кепкой на кудрявых волосах. Когда пара была слишком далеко, чтобы услышать возмущенный шепот, он не преминул раздаться.
- Никогда в жизни не видела ничего более безобразного! - заявила дама тоном кардинала, вынесшего суждение по теологическому вопросу.
- О чем ты, дорогая? - робко поинтересовался ее муж.
- Если ты спросишь мое мнение, то я скажу - таких людей нельзя пускать на публику! Прекрати вертеться, - последняя реплика относилась к сынишке, немедленно ставшем во фрунт.
- О ком ты, дорогая?
- Разве ты не разглядел ту пару, что только что соизволила обвенчаться? И не вздумай ковырять в носу.
- Ну д-да.
- Кошмар во плоти, не правда ли?
Прищурившись, ее супруг внимательно посмотрел на пару, в настоящий момент покупавшую цветы у торговки. Мужчина в маске что-то сказал своей спутнице, та засмеялась, и любой услышавший этот смех невольно сравнил бы его со звоном серебряного колокольчика. Впрочем, нормандец тоже мог сравнить смех своей лучшей половины с колоколом. Более того, он даже знал по кому сей колокол звонит.
- Нуууу, -замялся он. - жених носит полумаску… если ты об этом.
-Да причем тут жених! Вот еще раз плюнешь на мостовую. С ним-то как раз все в порядке! Ты невесту рассмотрел?
- Ну как сказать….
Нормандец стремительно прокрутил в голове все вариант, с поисках наиболее щадящего. Если он ответит утвердительно, то наверняка последует вопрос, как смеет он разглядывать других женщин. Затем последует тирада, которая непременно закончится тем, что супруга отлучит его от стола как минимум на неделю. Поскольку сам мужчина не знал с какой стороны подойти к плите - ведь кухня это исключительно женский удел - то страшнее наказания нельзя и придумать.
- Нет! - быстро ответил он. Тем более что в воскресенье у них свиные ребрышки.
-А зря! Ведь на ней был турнюр образца 71 года!!!
Дама закатила глаза, собираясь упасть в обморок, но вовремя поняла, что две пар рук рук, принадлежавшие таким худосочным созданиям, как ее муж и отпрыск, не обеспечат ей комфорт, и вернулась в вертикальной положение.
Вот что я тебе скажу - они в Париже уже совсем с ума сошли, даром что столица. Ноги нашей не будет в этом капище порока! Немедленно на вокзал и домой, в Нормандию. Там люди хотя бы знают про приличия и не бегают по улицам, злостно нарушая все правила моды. Гастон, хватит глазеть по сторонам, давай пошевеливайся!
Взметая пыль юбками, дама поспешила в направлении вокзала, с воинственностью которой хватило бы на атакующую римскую когорту. За ней поплелся супруг, а мальчик задержался на ступенях, глядя вслед новобрачным. Они улыбались друг другу и держались за руки. Вот это да! А он всегда думал, что улыбаться на улицах запрещено законом. Ну про держание за руки и говорить нечего - наверняка за такое руки просто отрубают! Интересно, кто они такие и откуда здесь взялись? Наверное, про них можно написать интересную историю, подумал мальчик. Вот только стоит намешать туда разных приключений - хитрых пиратов и коварных цыган, зеркальные лабиринты и полночную стрельбу, а так же что-нибудь из Арабских Ночей и хотя бы одно подземелье. Над этим стоит подумать.
Эпилог 2. Калиновка.
С тех пор минули годы. Больше в городке не видели ни грозного Призрака, ни его прекрасную ученицу. Они исчезли без следа, превратились в буквы газетной хроники, стали шепотом в спальне во время сонного часа.
Они канули в забытье. Никто в Калиновке не вспоминал про эту таинственную пару… ну например рано утром первого января. Да, тогда про них точно никто не вспоминал. Потому что в тот момент калиновцы занимались более насущными вопросами:
А) Вспоминали собственное имя
Б) Разрабатывали мускулатуру путем поднятия ложки с салатом
В) Решали, какого из вчерашних поступков следует стыдится в первую очередь.
А вот в остальное время не думать про Призрака Интерната было чрезвычайно сложно в связи с тем, что в школе им. Глюка был открыт музей-квартира Призрака Интерната.
Идея пришла в голову двум отважным молодым людям, которые, придя в себя после приключений, огляделись и поняли, что подземелье таило ценные ресурсы. Когда, покончив с уборкой зала, толпа все же вломилась в потайной дом - в основном, чтобы напроситься переночевать, потому что было уже поздно, а так же выведать рецепт напитка, после которого мерещится целый бестиарий - вместо Призрака Интерната их встретили Радужные Перспективы. Иными словами, Мег и Рауль вкратце обрисовали свой замысел и отправили всю честную компанию рисовать брошюрки. Это предложение вызвало много нареканий, но когда Мег ненавязчиво упомянула, что вон тот гроб находится здесь не просто так, а для вполне конкретных целей, толпу мстителей накрыла волна энтузиазма.
Разумеется, никто не верил что из этой затеи выйдет что-нибудь дельное.
Но младшая Жири могла продать собрание сочинений Гегеля эстрадной певице. Благодаря удачной рекламной кампании - в которой попадались такие выражения как «единственный в своем роде», «бережно хранимый секрет» и «приоткрыть завесу тайны» - в Калиновку потянулись туристы. Теперь в музее ежедневно толпились ценители музыки, туристы, включая и вездесущих японцев с щелкающими фотоаппаратами, а так же парапсихологии всех мастей (ведь для некоторых метафора - это всего лишь заковыристый литературный термин, не вызывающий никаких ассоциаций.). Вскоре подземный музей не только окупил все затраты, но и принес такой доход, что Карлсбадские пещеры заскрежетали сталактитами от зависти. Прибыль не обошла и саму школу-интернат, и через несколько лет директора уже не задавались вопросом «На какие деньги залатать пол в вестибюле?» Теперь этот вопрос касался скорее различных сортов паркета.
И наступил в Калиновке мир, и в калиновцах благоволение...
- Не хочу я ехать на кладбище! - возмутился Рауль Шаньин. - Что я там потерял?
- Поговори мне, - миролюбиво отозвалась его жена.
Мег Шаньина придирчиво повертела в руках брошюрку с прилавка и перекинулась парой слов с Карлыгаш Гуидичелевной, подрабатывавшей музейным гидом. На ее лекции туристы записывались за полгода. И не удивительно, ведь ее красочные рассказы открывали новые грани призрачного характера. Согласно Карлыгаш, по сравнению с Призраком Интерната Джек Потрошитель был всего лишь хулиганом, вырезавшим нехорошее слово на новой парте, а Багдадский Вор - мальчишкой, который стянул в магазине леденец и всю ночь промучался от стыда. Слушать завуча было удовольствие, сплошное и неразбавленное. Главное тихо сбежать до того момента, когда она решит порадовать посетителей вокалом…
- Рауль, ты чего нос повесил?
Тот вздохнул, и не безосновательно. Во-первых, провести время на кладбище никоим образом не входило в понятие «веселый выходной день.» А во-вторых, в руках он держал свой обед, упакованный тещей в газету «Калиновка Ньюс.» Обертка начинала дымиться, ведь под ней скрывались знаменитые бутерброды мадам Жири - те самые, которые можно было использовать вместо ночника потому что они светились в темноте. Хотя Рауль заявил самым убедительным тоном, разжалобившим бы и матерого инвестора, что он вполне сыт, непреклонная женщина сказала, что «крошки он может оставить птичкам.» Оставалось лишь надеяться, что кладбищенский птицы знали телефон бюро по утилизации радиоактивных отходов.
Рауль вздохнул вторично, тем самым перевыполнив норматив по вздохам. Адаптация к мадам Жири продвигалась нескорыми темпами. Зато вот с Мег все обстояло наоборот. Несмотря на все опасения молодого супруга, его родители все таки привыкли к новой невестке.
Медленно, но привыкли.
Уже через год они перестали называть ее по имени-отчеству, через три - вскакивать с места и вставать навытяжку когда она входила в комнату, а через пять - краснеть когда она делала им замечание. До явления юной Жири Шаньины были уверены, что неплохо разбирались в жизни, но Мег была с жизнью на ты. Ее жизненные навыки приводили свекров в восторг, а ее умение готовить - в полурелигиозный экстаз. Когда дело доходило до кулинарии, Мег была истинной дочерью своей матушки. Это означает, с самого детства перед ней стоял выбор - или есть ужин, который норовит втихую уползти из тарелки, или же искать обходные пути. Мег умела готовить стейк с помощью плойки для волос, а ее блинчики, испеченные на утюге, стали украшением семейных праздников.
И если Мег Шаньина сказала, что сегодняшний день они проведут в некрополе, то именно там этот день и будет проведен.
Супружеская пара вышла из здания школы - у дверей из мореного дуба на низкой скамеечке дремал старый знакомец Рауля, бывший киллер Петр Угробов. На коленях у старика лежал недовязанный носок. После знаменательного происшествия с люстрой, господин Угробов потерял всякий интерес к огнестрельному оружию, зато заинтересовался более мирными искусствами - например, вязанием. Он даже вел в школе-интернате кружок по макраме, до тех пор пока школьники не устроили дуэль на спицах, причем с необычайным профессионализмом. А поскольку для музея-квартиры требовался сторож, чтобы охранять артефакты, на эту должность и определили Петра Угробова. По началу его назначение было встречено с прохладцей, ибо кто же испугается сторожа без ружья. Впрочем, мнение коллектива изменилось на противоположное после того как в музей забралась начинающий грабитель и, столкнувшись в темном переходе с Угробовым, так проникся его воспитательной беседой о таежной охоте, что добровольно сдался в участок и до конца жизни вскрикивал при слове «куропатка».
Не желая будить сторожа, Мег и Рауль на цыпочках прокрались мимо и подошли к зеленому мерседесу. Школьный двор был антонимом знаменитого конвейера Генри Форда - если рабочие этого достопочтенного фабриканта могли собрать автомобиль за полтора часа и три минуты, то калиновцам требовалось вдвое меньше времени, чтобы оный автомобиль разобрать. А за полтора часа они успевали потратить выручку. Впрочем, сегодня супругам повезло и на автомобиле сохранились все 4 колеса (это было связано с тем, что Ведеркин нашел слезные просьбы Рауля снять хотя бы одну шину очень подозрительными).
- Ну чего мы на том кладбище забыли? - заныл Шаньин, заводя машину с обреченностью осужденного, всходящего на эшафот.
- Сам прекрасно знаешь. Кроме того, нам нужно оставить на могиле вот это, - Мег показала мужу содержимое сумочки.
- Какой бессмысленный ритуал.
-Эээ?
- Какое лохматое варварство.
- Что ты там пробормотал?
- Какое дремучее язычество.
- Нельзя ли погромче? - улыбка Мег сверкнула, словно луч солнца на лезвии топора.
- Говорю, ты грабли взяла?
- Вроде бы да, и краску тоже.
Припарковавшись у ворот кладбища, мелодично поскрипывающих на ветру, супружеская пара запетляла по аллеям, направляясь к могиле. По своему обыкновению, Мег решительно улыбалась, Рауль же двигался со скоростью каторжника, к ноге которого было привязано ядро. И с тем же выражением лица. То, чем ему придется заняться, не вызывало позитивных эмоций. Тем не менее, в одной руке он держал грабли, а в другой - ведро с краской. Обещание есть обещание.
Наконец перед ними предстал ясень, под ветвями которого и находился обелиск, со словами «Густав Метелкин», выбитыми на граните. Могилу окружала оградка, краска на ней местами вздулась и потрескалась. Мег неодобрительно поцокала языком, потом поглядела по сторонам и обратилась к портрету немолодого мужчины на обелиске.
- Здравствуйте! Ваша Кристина велела кое-что вам передать, чтобы вы были в курсе и все такое. - Мег закатила глаза. - Вы, наверное, думаете что я тронулась умом, раз уж собираюсь оставить на вашей могиле полезную вещь, которой можно найти и другое применение, но ничего не поделаешь - Кристина очень настаивала. Они в 19м веке такие сентиментальные!
Порывшись в сумочке, она извлекла черно-белую фотографию и повертела ее в руках - это была память о прошлом Рождестве, проведенном вместе с семье Кристины. Навещать подругу было любимейшим времяпровождением Мег Шаньиной. Хотя муж и не разделял ее восторги, считая такие визиты небезопасными, она лишь отмахивалась. Ну чего ей боятся, если она знала Золотое Правило путешественника во времени, правило, которое было несложно запомнить, ибо оно состояло из пяти «Н» - «Никогда Не Наступай На Насекомых!» Выходит, если внимательно глядеть себе под ноги, то опасаться в сущности нечего.
Поэтому каждые каникулы они проводили в предместьях Парижа. А это означает Оперу вместо ночных клубов, вечерние чтение вслух вместо интернета, и конные прогулки вместо спортзала. Рауль очень удивлялся, почему у него до сих пор не было седых волос.
Фотография была слегка размытой, потому что у фотографа тряслись руки. Слева стоял Рауль, с выражением унылого ужаса на лице, словно ожидая что обещанная птичка как минимум выклюет ему глаз. Справа Призрак облокотился на колонну и натянуто улыбался - видно было, что улыбаться на фотографии ему внове. Ведь всем известно, что в фотосалоне следует стоять с каменным лицом и выглядеть солидно. Вдобавок, компания Рауля Шаньина никогда не казалась ему особенно желанной. Но разу уж Кристина пригрозила защекотать его до смерти, то Эрику осталось лишь подчиниться. Обнявшись, Кристина и Мег сидели на стульях в центре (и фотограф еще не раз просыпался по ночам, терзаясь догадками, зачем и главное как Мег умудрилась из такого положения поставить мужу заячьи уши). Обе дамы были одеты в платья, изобиловавшие кружевами, их волосы взбиты в сложные прически. А между ними, улыбаясь так широко что ей пришлось зажмурится, стояла Сирена - дочь Кристины и крестница Мег. Шаньина вздохнула - да, в 19м веке очень серьезно относятся... относились... относятся к обязанностям крестных. Одной игрушкой от девочки не отделаешься, нужно заниматься ее воспитанием, прививать ей правильные манеры, учить ее ценностям. От своих обязанностей мадам Шаньина не отлынивала - она даже научила малышку вышить крестиком слово Metallica на черном платье. Правда, Кристина надулась когда в прошлом году девочку чуть не исключили из пансиона - но как потом выяснилось, неприятный инцидент был связан с тем что Сирена прокопала подземный ход в дортуаре, а когда классная дама в наказание оставила девочку без бланманже, та в свою очередь взялась за лассо, свитое из простыни... Это происшествие доказало, что Эрик не уклонялся от родительских обязанностей и тоже исправно прививал малышке ценности. Кристина была довольна. Сирену все же оставили в школе, потому что кроме нее никто не умел настраивать рояль в танцевальном зале. Кроме того, ее умение силой голоса сбивать яблоки с высоких ветвей значительно облегчало сбор фруктов в школьном саду.
Мег осторожно прислонила фотографию к обелиску и подмигнула мужу,
- Ну все, с лирической частью мы покончили. А теперь, Рауль, ты можешь красить оградку.
КОНЕЦ
FIN
THE END!