СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД
Оригинал взят у staroverov1 в СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД
Новый год придумал Чехов: что-то уходит, что-то приходит, всё сдвинется, ничего не изменится.
Живут себе в провинции генеральские дочки (а лучше адмиральские, потому что флот круче армии), скучают, мечтают стать хотя бы лошадьми, лишь бы работать. Ничего не знают они о проклятии физического труда, когда в мышцах копится разве что молочная кислота: не очень больно, но радости никакой.
Зовут сестёр Хельга, Ирен и Мари.
-- Ах, этот шестнадцатый год, серый, как рождественский дождь. Сколько людей ушло, - шепчет Хельга и мнёт в руках кружевной платок.
-- И война, бесконечная война -- на западе, на юге, - вторит сестре Ирен. - Николай Александрович человек, возможно, и добрый, но политик бездарный.
-- Ирен, нам впаяют статью 282. Экстремизм, и групповой, к несчастью.
-- Кто сказал, что счастия не будет? - Воскликнула Мари. - Этот всё шестнадцатый год виноват, а семнадцатый… Может, мы уедем скоро в Москву-в Москву и познаем там радость физического труда…
-- Да, - шепчут три сестры, - уедем… познаем… Скорее приди, тысяча девятьсот семнадцатый.
Звучит бравурный марш. За сценой проносят труп барона Тузенбаха, но сёстры этого, конечно, не видят.
Новый год придумал Чехов: что-то уходит, что-то приходит, всё сдвинется, ничего не изменится.
Живут себе в провинции генеральские дочки (а лучше адмиральские, потому что флот круче армии), скучают, мечтают стать хотя бы лошадьми, лишь бы работать. Ничего не знают они о проклятии физического труда, когда в мышцах копится разве что молочная кислота: не очень больно, но радости никакой.
Зовут сестёр Хельга, Ирен и Мари.
-- Ах, этот шестнадцатый год, серый, как рождественский дождь. Сколько людей ушло, - шепчет Хельга и мнёт в руках кружевной платок.
-- И война, бесконечная война -- на западе, на юге, - вторит сестре Ирен. - Николай Александрович человек, возможно, и добрый, но политик бездарный.
-- Ирен, нам впаяют статью 282. Экстремизм, и групповой, к несчастью.
-- Кто сказал, что счастия не будет? - Воскликнула Мари. - Этот всё шестнадцатый год виноват, а семнадцатый… Может, мы уедем скоро в Москву-в Москву и познаем там радость физического труда…
-- Да, - шепчут три сестры, - уедем… познаем… Скорее приди, тысяча девятьсот семнадцатый.
Звучит бравурный марш. За сценой проносят труп барона Тузенбаха, но сёстры этого, конечно, не видят.