Ураган двенадцать баллов
"Пятнадцать лет я отработал в отделе морских экспедиций ДВНИГМИ (Владивосток) в составе экипажей НИСП "Волна" и НИСП "Прилив".
В первом испытании ракет М6 на Дальнем востоке "Прилив" накрыл ураган 30-31 января 1976г. Прилагаю несколько фотографий".
Расскажу историю, в которой мне пришлось участвовать много лет назад. После окончания института в 1971г. у меня было свободное распределение, и я устроился в Дальневосточный научно-исследовательский институт (ДВНИГМИ, переименованный затем в ДВНИИ Владивосток) в отдел морских экспедиций, в штат судов загранплавания. В течение пятнадцати лет ходил старшим инженером и начальником отряда радиотехники сначала на «Волне», а затем на «Приливе».
В зимний рейс (первый пуск ракет М6 на Дальнем востоке) 1975-1976 г., с 30 на 31 января. НИСП «Прилив» в Беринговом море накрыл жесточайший ураган. Средняя скорость ветра достигла 44 - 47 м/сек, высота волны доходила до 18 и более метров: максимальную высоту определить не получилось - предназначенный для этого маркер на баке сломало и смыло волнами. Снаружи стоял рёв (другим словом не опишешь), как от сотни реактивных бомбардировщиков.
Море и небо смешались в одну мутно-серо-белую среду, из которой на лобовую надстройку периодически обваливались гигантские темные глыбы воды. Удар такой волны в лоб трудно описать. Отдаленно можно представить, как если бы автомобиль на полной скорости врезался в бетонную стену, только на его месте- корабль массой в пять тысяч тонн… При таком ударе невозможно было устоять даже цепляясь за леер. Утром, когда шторм еще не достиг максимума, завтрак для всех устроили в столовой команды. В это время произошел первый мощнейший удар.
Судно, словно щепку, резко швырнуло с креном больше 40 градусов на правый борт. Кто успел, вцепились за свой стол, а каждый рассчитан на двадцать человек… Средний стол с треском оторвался от палубы и вместе с людьми полетел на переборку. Я был за третьим и едва удержался- буквально лёг на него, держась за противоположный бортик. Точно также, на боцманском столе лежит наш боцман Коля Носевич, смотрим друг на друга, а оторваться невозможно: кучу-мала из людей, сорванной мебели, битой и целой посуды дважды проносит мимо и с грохотом бьёт об переборки. Всё это сопровождается звоном, треском и воплями с крепким матом.
Мне тогда сильно рассекло правую руку: даже не заметил чем. В течение нескольких следующих часов «Прилив» ложило периодически с креном до 46-48 градусов. С бака и полубака сорвало и смыло все вентиляционные грибки вместе с электромоторами. Восьмитонную гидрометрическую стрелу вырвало с фундамента и смыло за борт. Оторвало обе вьюшки с швартовочными канатами, одну смыло за борт, другая застрял за гидрологической лебедкой. Грузовой кран на полубаке, стальные трапы, леера - всё было жутко разодрано и искорежено, перекручено волнами. В кают-компании разбило два прямоугольных иллюминатора из бронестекла. А каждый такой иллюминатор был размером, как пол двери. Один электромотор вентилятора, пролетев с водой через помещение, насквозь пробил переборку буфета из красного дерева и разнёс шкаф с посудой. От чудовищных ударов деформировались двери выхода на полубак. Скобы замков перестали её удерживать и при очередном накате она открылась… Через эти дыры после каждого удара гигантской волны, вода с рёвом, под огромным напором прорывалась внутрь. Вся носовая часть «Прилива» до середины обесточилась.
В темноте стоял утробный скрежет, грохот и бульканье воды, отчаянные крики людей. Моя каюта была расположена на главной палубе, ближе к корме. По расписанию я и прикомандированный ракетчик из Капустина Яра находились в левом коридоре у кормового выхода. С каждым накатом волны через выбитую дверь вода влетала в коридор. Чтобы не ударило о переборки приходилось изо всех сил цепляться за леер, барахтаясь в ледяной воде. Временами до подволока оставалось воздушное пространство, в котором помещалась только голова. Через несколько секунд вода уходила по вертикальным трапам на нижнюю палубу и дальше. У некоторых членов экипажа сдали нервы: стали переодеваться в чистое и отрешенно ждать решения судьбы, один из вахтенных мотористов бросив вахту, с тупым лицом стоял на коленях в коридоре и молился … Но большинство отчаянно боролись за живучесть судна.
Главный механик и главный электромеханик спустились в машинное отделение и руководили там аварийными работами на местах. Высота некоторых волн была такой, что иногда их гребни перелетали лобовую надстройку и через кожух выхлопных труб обрушивались сверху в машинное отделение ( это при длине судна 110метров!..). Выше пайол появилась вода, при крене доходила до пояса. Нельзя было допустить, чтобы заглохли дизели. Это был бы конец кораблю и 115 членам экипажа.
«Прилив» еле-еле удерживался носом навстречу гигантским водяным горбам, медленно-медленно поднимался от подошвы очередной волны на её вершину, а затем стремительно падал вниз, словно «кукурузник» - в воздушную яму, дальше- удар невероятной силы с потусторонним скрежетом, хрустом и бульканьем, как за бортом подводной лодки: каждый раз казалось, что этот удар последний и судно больше не всплывёт. Ходовой мостик при этом уходил полностью под воду… Впоследствии, в любом застолье мы всегда подымали стаканы в честь проектировщиков и строителей «Прилива»: молодцы, крепкий корабль сделали. Все помпы судна работали на максимальной мощности.
Главный электромеханик на центральном щите перевел автоматы на ручное удержание и вместе с помощниками вручную держали приводы, чтобы не выключилось электропитание помп и топливных насосов. Некоторое время отсутствовала радиосвязь - волнами сломало и унесло три штыревые антенны коротковолновой связи. На главной палубе, в каютах четвертого и третьего штурманов разбило четыре иллюминатора. На свою беду они закрыли броняшками только по одному иллюминатору. Через оставшиеся вода затопила их каюты и стала заливать левый коридор.
В кают-компании аварийная команда изнутри заводила щиты и доски на разбитые иллюминаторы. Несколько раз их ломало, разбивало и сносило но, в конце концов, пластыри закрепили. К слову, когда выбило первый иллюминатор, его закрыли деревянным пластырем. Оставили дежурить матроса - Юру Когай. Его рассказ. Поставил на входе в кают-компанию кресло, сижу, наблюдаю. Через какое-то время почувствовал, что корабль более круче стал задирать нос. Смотрю снизу вверх через уцелевшие стёкла, мать честная!.. Растет гора серой воды неимоверной высоты - гребня не видно. Дальше, падение вниз, на миг ощущение, как у космонавта в невесомости, подумал, будет что-то ужасное. Успел закрыться креслом. Затем чудовищный удар, треск, звон стекол, шипящий свист воды.
Меня водяной струёй пронесло по десятиметровому коридору и ударило об переборку судового лазарета. На минуту потерял сознание. Растормошили подоспевшие ребята. На этот раз выбило второй иллюминатор и разнесло заведенный пластырь на первом… Вместо выбитой двери выхода на полубак, после нескольких попыток (при этом выбило и декоративную, и пожарную двери) удалось закрыть вторую, аварийную дверь. Поступление воды внутрь остановили. Однако крен судна иногда достигал очень опасной величины. Паспортный угол закатывания корабля равнялся 56 градусам (если крен его превышает, то судно делает «оверкиль»…), а «Прилив» ложило до 46-48 градусов, по показаниям приборов, и чем больше был крен, тем заметно тяжелее судно выходило из него. Здесь выручил опыт капитана Ю. Симонова. Чтобы как-то ослабить силу ударов в лоб он старался держать судно под небольшим углом к волне. После 12 часов дня ураган стал слабеть…
Замечу, что во Владивостоке сначала не поверили сообщениям с «Прилива» даже когда Симонов дал аварийное оповещение: «всем следить за мной», что предшествует сигналу «SOS». По данным Владивосток-метео погода в районе нахождения судна была… нормальная!! В паре десятков миль от нас штормовало грузовое судно, тоннажем 15000т., что в три раза было больше нашего «Прилива». У грузовика ударами волн сдвинуло крышку трюма и он стал подавать сигналы «SOS». Только после этого на берегу поняли, в каком опасном положении оказались корабли. К слову сказать, во Владивостоке существовал «Клуб капитанов», по мнению мореходов с 25 летним стажем, ни одно судно до «Прилива» не попадало в подобную передрягу. Всем нам тогда очень и очень повезло, что ураган стал уходить. Около десятка человек получили различные травмы: в основном порезы и ушибы. У меня серьезно пострадало предплечье, сильно повредил ногу один гидролог (его лицо в очках помню, а фамилию забыл) - залил своей кровью весь коридор и трап до самого лазарета. Юра Когай несколько дней пролежал в судовом госпитале. Из кают-компании пришлось выбросить разбитое пианино и цветной телевизор, который был приобретен перед выходом в рейс. Симонов, по согласованию с берегом, изменил программу рейса. Прилив зашел в Ванкувер. В течение недели выполнили минимально необходимый ремонт, и ушли во Владивосток. После возвращения, на берег списались полтора десятка человек.
Э. И. Линевич
via http://forums.airbase.ru/2017/11/t34782_77--nauchno-issledovatelskie-suda.8684.html
В первом испытании ракет М6 на Дальнем востоке "Прилив" накрыл ураган 30-31 января 1976г. Прилагаю несколько фотографий".
Расскажу историю, в которой мне пришлось участвовать много лет назад. После окончания института в 1971г. у меня было свободное распределение, и я устроился в Дальневосточный научно-исследовательский институт (ДВНИГМИ, переименованный затем в ДВНИИ Владивосток) в отдел морских экспедиций, в штат судов загранплавания. В течение пятнадцати лет ходил старшим инженером и начальником отряда радиотехники сначала на «Волне», а затем на «Приливе».
В зимний рейс (первый пуск ракет М6 на Дальнем востоке) 1975-1976 г., с 30 на 31 января. НИСП «Прилив» в Беринговом море накрыл жесточайший ураган. Средняя скорость ветра достигла 44 - 47 м/сек, высота волны доходила до 18 и более метров: максимальную высоту определить не получилось - предназначенный для этого маркер на баке сломало и смыло волнами. Снаружи стоял рёв (другим словом не опишешь), как от сотни реактивных бомбардировщиков.
Море и небо смешались в одну мутно-серо-белую среду, из которой на лобовую надстройку периодически обваливались гигантские темные глыбы воды. Удар такой волны в лоб трудно описать. Отдаленно можно представить, как если бы автомобиль на полной скорости врезался в бетонную стену, только на его месте- корабль массой в пять тысяч тонн… При таком ударе невозможно было устоять даже цепляясь за леер. Утром, когда шторм еще не достиг максимума, завтрак для всех устроили в столовой команды. В это время произошел первый мощнейший удар.
Судно, словно щепку, резко швырнуло с креном больше 40 градусов на правый борт. Кто успел, вцепились за свой стол, а каждый рассчитан на двадцать человек… Средний стол с треском оторвался от палубы и вместе с людьми полетел на переборку. Я был за третьим и едва удержался- буквально лёг на него, держась за противоположный бортик. Точно также, на боцманском столе лежит наш боцман Коля Носевич, смотрим друг на друга, а оторваться невозможно: кучу-мала из людей, сорванной мебели, битой и целой посуды дважды проносит мимо и с грохотом бьёт об переборки. Всё это сопровождается звоном, треском и воплями с крепким матом.
Мне тогда сильно рассекло правую руку: даже не заметил чем. В течение нескольких следующих часов «Прилив» ложило периодически с креном до 46-48 градусов. С бака и полубака сорвало и смыло все вентиляционные грибки вместе с электромоторами. Восьмитонную гидрометрическую стрелу вырвало с фундамента и смыло за борт. Оторвало обе вьюшки с швартовочными канатами, одну смыло за борт, другая застрял за гидрологической лебедкой. Грузовой кран на полубаке, стальные трапы, леера - всё было жутко разодрано и искорежено, перекручено волнами. В кают-компании разбило два прямоугольных иллюминатора из бронестекла. А каждый такой иллюминатор был размером, как пол двери. Один электромотор вентилятора, пролетев с водой через помещение, насквозь пробил переборку буфета из красного дерева и разнёс шкаф с посудой. От чудовищных ударов деформировались двери выхода на полубак. Скобы замков перестали её удерживать и при очередном накате она открылась… Через эти дыры после каждого удара гигантской волны, вода с рёвом, под огромным напором прорывалась внутрь. Вся носовая часть «Прилива» до середины обесточилась.
В темноте стоял утробный скрежет, грохот и бульканье воды, отчаянные крики людей. Моя каюта была расположена на главной палубе, ближе к корме. По расписанию я и прикомандированный ракетчик из Капустина Яра находились в левом коридоре у кормового выхода. С каждым накатом волны через выбитую дверь вода влетала в коридор. Чтобы не ударило о переборки приходилось изо всех сил цепляться за леер, барахтаясь в ледяной воде. Временами до подволока оставалось воздушное пространство, в котором помещалась только голова. Через несколько секунд вода уходила по вертикальным трапам на нижнюю палубу и дальше. У некоторых членов экипажа сдали нервы: стали переодеваться в чистое и отрешенно ждать решения судьбы, один из вахтенных мотористов бросив вахту, с тупым лицом стоял на коленях в коридоре и молился … Но большинство отчаянно боролись за живучесть судна.
Главный механик и главный электромеханик спустились в машинное отделение и руководили там аварийными работами на местах. Высота некоторых волн была такой, что иногда их гребни перелетали лобовую надстройку и через кожух выхлопных труб обрушивались сверху в машинное отделение ( это при длине судна 110метров!..). Выше пайол появилась вода, при крене доходила до пояса. Нельзя было допустить, чтобы заглохли дизели. Это был бы конец кораблю и 115 членам экипажа.
«Прилив» еле-еле удерживался носом навстречу гигантским водяным горбам, медленно-медленно поднимался от подошвы очередной волны на её вершину, а затем стремительно падал вниз, словно «кукурузник» - в воздушную яму, дальше- удар невероятной силы с потусторонним скрежетом, хрустом и бульканьем, как за бортом подводной лодки: каждый раз казалось, что этот удар последний и судно больше не всплывёт. Ходовой мостик при этом уходил полностью под воду… Впоследствии, в любом застолье мы всегда подымали стаканы в честь проектировщиков и строителей «Прилива»: молодцы, крепкий корабль сделали. Все помпы судна работали на максимальной мощности.
Главный электромеханик на центральном щите перевел автоматы на ручное удержание и вместе с помощниками вручную держали приводы, чтобы не выключилось электропитание помп и топливных насосов. Некоторое время отсутствовала радиосвязь - волнами сломало и унесло три штыревые антенны коротковолновой связи. На главной палубе, в каютах четвертого и третьего штурманов разбило четыре иллюминатора. На свою беду они закрыли броняшками только по одному иллюминатору. Через оставшиеся вода затопила их каюты и стала заливать левый коридор.
В кают-компании аварийная команда изнутри заводила щиты и доски на разбитые иллюминаторы. Несколько раз их ломало, разбивало и сносило но, в конце концов, пластыри закрепили. К слову, когда выбило первый иллюминатор, его закрыли деревянным пластырем. Оставили дежурить матроса - Юру Когай. Его рассказ. Поставил на входе в кают-компанию кресло, сижу, наблюдаю. Через какое-то время почувствовал, что корабль более круче стал задирать нос. Смотрю снизу вверх через уцелевшие стёкла, мать честная!.. Растет гора серой воды неимоверной высоты - гребня не видно. Дальше, падение вниз, на миг ощущение, как у космонавта в невесомости, подумал, будет что-то ужасное. Успел закрыться креслом. Затем чудовищный удар, треск, звон стекол, шипящий свист воды.
Меня водяной струёй пронесло по десятиметровому коридору и ударило об переборку судового лазарета. На минуту потерял сознание. Растормошили подоспевшие ребята. На этот раз выбило второй иллюминатор и разнесло заведенный пластырь на первом… Вместо выбитой двери выхода на полубак, после нескольких попыток (при этом выбило и декоративную, и пожарную двери) удалось закрыть вторую, аварийную дверь. Поступление воды внутрь остановили. Однако крен судна иногда достигал очень опасной величины. Паспортный угол закатывания корабля равнялся 56 градусам (если крен его превышает, то судно делает «оверкиль»…), а «Прилив» ложило до 46-48 градусов, по показаниям приборов, и чем больше был крен, тем заметно тяжелее судно выходило из него. Здесь выручил опыт капитана Ю. Симонова. Чтобы как-то ослабить силу ударов в лоб он старался держать судно под небольшим углом к волне. После 12 часов дня ураган стал слабеть…
Замечу, что во Владивостоке сначала не поверили сообщениям с «Прилива» даже когда Симонов дал аварийное оповещение: «всем следить за мной», что предшествует сигналу «SOS». По данным Владивосток-метео погода в районе нахождения судна была… нормальная!! В паре десятков миль от нас штормовало грузовое судно, тоннажем 15000т., что в три раза было больше нашего «Прилива». У грузовика ударами волн сдвинуло крышку трюма и он стал подавать сигналы «SOS». Только после этого на берегу поняли, в каком опасном положении оказались корабли. К слову сказать, во Владивостоке существовал «Клуб капитанов», по мнению мореходов с 25 летним стажем, ни одно судно до «Прилива» не попадало в подобную передрягу. Всем нам тогда очень и очень повезло, что ураган стал уходить. Около десятка человек получили различные травмы: в основном порезы и ушибы. У меня серьезно пострадало предплечье, сильно повредил ногу один гидролог (его лицо в очках помню, а фамилию забыл) - залил своей кровью весь коридор и трап до самого лазарета. Юра Когай несколько дней пролежал в судовом госпитале. Из кают-компании пришлось выбросить разбитое пианино и цветной телевизор, который был приобретен перед выходом в рейс. Симонов, по согласованию с берегом, изменил программу рейса. Прилив зашел в Ванкувер. В течение недели выполнили минимально необходимый ремонт, и ушли во Владивосток. После возвращения, на берег списались полтора десятка человек.
Э. И. Линевич
via http://forums.airbase.ru/2017/11/t34782_77--nauchno-issledovatelskie-suda.8684.html