Преображение
Вот и закончился день Преображения Господня -- одного из любимейших моих праздников. С Праздником вас, дорогие друзья, которых так давно я тут не посещал!
Так случилось, что удалось сегодня -- после стыдно сказать какого перерыва -- побывать на могиле моей любимой няни Татеньки -- дивеевской инокини Евдокии Ивановны Фроловой, которая умерла в 93 года, когда мне было 13, и была моей живой связью с той, старой Россией. Вот здесь моя статья о ней, написанная в 2003 году.
А еще каждый год в этот праздник я вспоминаю 19 августа 1991 года. Тогда мы с мамой первый раз поехали во Францию, к нашим родственникам. Мой двоюродный дедушка Кирилл Васильевич Махров провез нас по всей стране, познакомил с теми родственниками, которых мы никогда не знали (Кирилла Васильевича знали с 60х годов, когда он приехал в Москву как французский дипломат). Вечером 18 августа мы приехали в Ментону -- город на Лазурном берегу, между Ниццей и итальянской границей. Утром, за завтраком, позвонила дочь Кирилла Васильевича и сказала, что "Горбачева сняли". В тревожном состоянии неясности от происходящего пошли на службу в русскую церковь при старческом доме. Служил священник-серб, на службы было несколько человек русских старушек, было, как и положено, освящение плодов -- и сквозь все это ощущение, что мы вот так, подобно многим нашим соотечественникам когда-то -- приехали на Лазурный берег, вот пошли в церковь, а дома -- революция происходит.
Потом, гуляя по набережной, нашли оставленный кем-то из отдыхающих радоприемник, и с ним гуляли, слушая новости из Москвы. Вопроса, возвращаться или не возвращаться, не стояло перед нами. Но мысли о том, что вот уедем домой и никогда больше не придется увидеть никого из этих наших родственников, и моих друзей в Америке, из которой я вернулся с учебы за год до этого, в том числе и девушку, в которую я был тогда влюблен, -- вот эти мысли одолевали, конечно.
На следующий день мы уехали в Париж, и там был еще один тревожный день. Потом ходили по Лувру в шизофреническом состоянии -- смотрели на одно, а думали про другое. В каких-то залах обменивались новостями с какими-то встреченными соотечественниками и прибалтами, с которыми вдруг возникла невероятная взаимная симпатия -- общая беда. На этом нервном напряжении даже поругались с мамой по дороге домой - в квартиру К.В., в которой мы жили тогда одни. И вот, поругавшись, пришли домой, включили радио BBC World Service -- и услышали фразу "The coup d'etat in the Soviet Union is falling apart." Это была одна из самых радостных фраз, которую пришлось услышать и которая запомнилась дословно.
На радостях мы пошли с мамой гулять -- не куда-нибудь, а на Pigalle, где грызли орахис в сахаре, глазея на разные там "эротические театры" и прочую окружающую экзотику.
Такая вот была история.
А церковь в Ментоне, которую я вспоминаю каждое Преображение, -- вот она:
Так случилось, что удалось сегодня -- после стыдно сказать какого перерыва -- побывать на могиле моей любимой няни Татеньки -- дивеевской инокини Евдокии Ивановны Фроловой, которая умерла в 93 года, когда мне было 13, и была моей живой связью с той, старой Россией. Вот здесь моя статья о ней, написанная в 2003 году.
А еще каждый год в этот праздник я вспоминаю 19 августа 1991 года. Тогда мы с мамой первый раз поехали во Францию, к нашим родственникам. Мой двоюродный дедушка Кирилл Васильевич Махров провез нас по всей стране, познакомил с теми родственниками, которых мы никогда не знали (Кирилла Васильевича знали с 60х годов, когда он приехал в Москву как французский дипломат). Вечером 18 августа мы приехали в Ментону -- город на Лазурном берегу, между Ниццей и итальянской границей. Утром, за завтраком, позвонила дочь Кирилла Васильевича и сказала, что "Горбачева сняли". В тревожном состоянии неясности от происходящего пошли на службу в русскую церковь при старческом доме. Служил священник-серб, на службы было несколько человек русских старушек, было, как и положено, освящение плодов -- и сквозь все это ощущение, что мы вот так, подобно многим нашим соотечественникам когда-то -- приехали на Лазурный берег, вот пошли в церковь, а дома -- революция происходит.
Потом, гуляя по набережной, нашли оставленный кем-то из отдыхающих радоприемник, и с ним гуляли, слушая новости из Москвы. Вопроса, возвращаться или не возвращаться, не стояло перед нами. Но мысли о том, что вот уедем домой и никогда больше не придется увидеть никого из этих наших родственников, и моих друзей в Америке, из которой я вернулся с учебы за год до этого, в том числе и девушку, в которую я был тогда влюблен, -- вот эти мысли одолевали, конечно.
На следующий день мы уехали в Париж, и там был еще один тревожный день. Потом ходили по Лувру в шизофреническом состоянии -- смотрели на одно, а думали про другое. В каких-то залах обменивались новостями с какими-то встреченными соотечественниками и прибалтами, с которыми вдруг возникла невероятная взаимная симпатия -- общая беда. На этом нервном напряжении даже поругались с мамой по дороге домой - в квартиру К.В., в которой мы жили тогда одни. И вот, поругавшись, пришли домой, включили радио BBC World Service -- и услышали фразу "The coup d'etat in the Soviet Union is falling apart." Это была одна из самых радостных фраз, которую пришлось услышать и которая запомнилась дословно.
На радостях мы пошли с мамой гулять -- не куда-нибудь, а на Pigalle, где грызли орахис в сахаре, глазея на разные там "эротические театры" и прочую окружающую экзотику.
Такая вот была история.
А церковь в Ментоне, которую я вспоминаю каждое Преображение, -- вот она: