Царевна-лягушка
Чтобы немного разбавить наукообразие описания нарциссов (хотя там все понятно), можно то же описать в аллегорической форме. Как оно выглядит со стороны. Потому вот сказка про Царевну-Лягушку.
Далеко ли, близко ли, но на одном болоте, на одной из кочек сидела как-то раз одна жаба и думала то же, что она всегда и думала - что ей здесь не место.
В это время зашевелились кусты и из них на полянку выбрался красный молодец, на вид похожий на Иванушку и на царевича одновременно.
- Вот он, мой спаситель! - воскликнула мысленно жаба, - Как же долго я тебя ждала, родной мой, ласковый мой, солнышко мое пригожее!.. И поступь-то у него какая, такая вся, и волоса кудрявые, и палка-то какая красивая в руке! Когда он меня спасет, я дам ему сто тысяч поцелуев!..
Иван-царевич, озираясь, стал потихоньку идти в ее сторону.
Вообще-то сто тысяч, если подумать, это многовато, стала рассуждать дальше жаба. Это ведь не работа, это должно быть удовольствие. Где-то пять, четыре тысячи, еще куда ни шло. Опять же, как долго я его ждала? Где шарился, спрашивается?..
Жаба хотела уже это и спросить у Иванушки, но он был еще далековато.
Вообще "тысячи" это какая-то перверзия уже. Скромненько но со вкусом, как у меня всегда, можно дать два или три поцелуя. Ведь качество, качество-то какое!, - думала про себя жаба. Она всегда думала про себя.
В это время Иванушка, невидящим взглядом скользнув по жабе, стал уже и мимо проходить.
- Кх, кх, - сказал жаба.
Иванушка остановился и присмотреля к кочке.
- Вы хотели что-то спросить?, - как бы только сейчас увидев Иванушку, осведомилась жаба.
- Я?, - удивился Иванушка, - Ну, не знаю. Вообще, я стрелу ищу.
- Стрелу? Стрелу... Это такая вся...
Иванушка помог. показав руками размер.
- Длинная такая...
- Перья на конце, - обрисовал Иванушка, - а тут такой навроде как наконечник...
- Белая такая, - кивала головой жаба.
- Не, вообще скорее красная...
- Красная такая..., - продолжала кивать жаба.- Вообще, я справок не даю...
И, выждав некоторую паузу, добавила, - но только ради вас, в виде исключения, в силу какой-то непонятной внутренней симпатии - да, видела, видела. Как раз вот такую.
- Да? Вот жеж хорошо то, а то я уж с утра все ноги избил. А где она?
- Ну как где. Да вот прямо во мне. Прямо в сердце мне и угодила.
- Ой, - присел Иванушка, - это ж больно, поди?
- Как же это больно..., - застонала жаба, - если бы вы только знали, как это больно...
На ее глаза стали наворачиваться слезы, поэтому она не точно рассчитала расстояние и промахнулась мимо пролетавшего комара, только зря языком шлепнула.
- Вот беда так беда, - загрустил и Иванушка. - Она же еще и казенная была. Суженую искать под расписку дали, а я ж стрелять-то не умею. Что, никак теперь?
- Никак, - холодно сказала жаба. - И рада бы, в виде взаимной симпатии, да никак.
- Эхма, голова моя садовая, и в энтот год опять без суженой, - печально сказал Иванушка, и собрался уже уходить обратно в кусты.
- Э, э, э, - обиженно сказала жаба. - Неужели красивый, сильный, веселый, уверенный в себе молодец способен бросить в этой холодной грязи маленькую, беззащитную крошку, сиротку, к тому же ранетую им в самое ее сокровенное?..., - в конце, на словах "самое сокровенное", она перешла на срывающийся шепот.
Иванушка огляделся, и поскольку никого больше вокруг не было, приложил руку к груди:
- В смысле - я? В смысле - вас?
- Мы можем на ты, - развязанно сказала жаба. - Чай, не чужие друг другу.
- Так это что же, вы, то есть ты, и есть суженая? Вот дела-то, - Иванушка озадаченно сел на соседнюю кочку под деревцем, и задумчиво подпер голову рукой, глядя на жабу. Жаба тоже, как могла, изобразила ту же позу. Получалось плохо, локоть срывался с пуза.
- Видать, судьба моя такая...
Жаба сделала философское лицо.
- Стрела, опять же, указала...
Жаба развела лапкой, подразумевая "что сделано, то сделано".
- К тому же говорящая. Экая редкость. Видать, умная...
Жаба, не отрывая локтя от подбородка, вытащила откуда-то из-под себя грамоту "за выдающиеся успехи на поприще". Вместе с ней рассыпались какие-то медали, ленты и даже один значок парашютиста.
- Помрет она тут, без меня, и так уже по всему видать, нездоровая тут атмосфера...
Жаба скорбно кивнула головой, признавая - "как пить дать помру".
- Если отмыть, высушить, и заново накрасить, то может она и ничего?, - горестно продолжал вслух размышлять Иванушка, чувствуя, что его тащат куда-то ни туда.
Жаба восторженно закатила глаза, показывая, какая она, если ее отмыть и высушить.
- А если в профиль посмотреть, то даже есть что-то римское...
- Не-не-не, - встревожилась жаба, - в профиль не даю.
Пытаясь поймать устремленный сквозь нее взгляд Иванушки, она тут же на всякий случай попятилась, - нет, но если конечно сильно надо, то можно и по-римски...
- Что же делать-то теперь?, - продолжал бормотать Иванушка.
Жаба вытянула губы трубочкой. Иванушка не реагировал.
- Блядь, - сердито сказала жаба, но увидев недоумение Иванушки, сразу поправилась, - пардон, монпансье, сильвупле, оговорилась, я имела в виду "поцеловать".
Иванушка взял жабу на руки, вздохнул, зачем-то вытер рукавом губы, и, как хлопнув рюмку водки, поцеловал. Жаба взрогнула от чувства неземного восторга.
"А я ведь непростая жаба-то!", - вспыхнуло у нее в голове. - "Я же необыкновенная! Я всегда это чувствовала, и это чистая правда оказалась! Люди предо мной преклоняются", и пока она так думала, она потихоньку раздувалась от важности.
- А ну еще целуй!, - сердито потребовала она. - Сам не в состоянии додуматься? Все тебе дураку надо прямо разжевывать?
Иванушка зажмурился и поцеловал еще раз.
"Да я же... да я ж... Принцесса!", - вдруг поняла жаба, содрогаясь от радости. - "Царевичи у ног моих! Красота моя затмевает солнце! Ум мой покрывает континенты! Благородство мое выше крыши!", и она все раздувалась и раздувалась от важности. Открыв глаза и увидев перед собой встревоженное лицо Иванушка, она лениво вскрикнула:
- Куда в губы лезешь, быдляцкая харя? Ноги целуй!
Иванушка покрутил в руках раздувшийся шар, пытаясь понять, есть ли у этого руки и ноги, и, вздохнув, поцеловал в третий раз.
- ААААА! - закричала жаба, - ААААА! Да ведь я - БОГ! Я БОГ!..
Иванушка задумался, пожал плечами и разжал руку. С фырканьем и визгом, как лопнувший шарик, жаба вырвалась и стала носиться в воздухе, выписывая кренделя и петли. Из-за этого было плохо слышно, только какими-то отрывками - "запорю смерд... еще приползешь... кара господняя... дождь из жаб". Судя по всему, она на что-то злилась.
Впрочем, вскоре и этого не стало слышно, так как жабу уносило ветром все дальше и вскоре она окончательно скрылась из виду.
Еще с минуту Иванушка стоял с открытым ртом и поднятой рукой, пытаясь понять, что это было. Но вскоре очнулся, и, для приличия еще немного потоптавшись, с треском скрылся в кустах.
А еще через пять минут на полянку вышла Аленушка. Правой рукой она прижимала к себе спящего у нее на плеча братца, а в левой несла корзинку с грибами.
Дойдя до деревца, она поставила корзинку, устроилась поудобнее на кочке, опершись спиной о деревце, и стала укачивать братца, напевая колыбельную:
Баю баю-шки баю,
не ло-жи-ся на краю,
при-дет се-ренький вол-чок,
и у-кусит за бо-чок.
Казалось бы, такая мрачная перспектива должна побудить ребенка не засыпать, но странным образом она нисколько не тревожила братца, и он только причмокивал во сне. Наверное потому, что пока тебе поют эту песню, ты в любящих руках и точно в безопасности от любых волков на свете.
Было около полудня и солнце припекало. Жарким маревом колыхалось в воздухе стрекотание сверчков, накатит и откатит, накатит и откатит. Была полная тишина. И от собственной колыбельной задремала в тени шелестящей листвы и сама Аленушка.
В ее корзинке, поверх грибов, лежала красная стрела.
Далеко ли, близко ли, но на одном болоте, на одной из кочек сидела как-то раз одна жаба и думала то же, что она всегда и думала - что ей здесь не место.
В это время зашевелились кусты и из них на полянку выбрался красный молодец, на вид похожий на Иванушку и на царевича одновременно.
- Вот он, мой спаситель! - воскликнула мысленно жаба, - Как же долго я тебя ждала, родной мой, ласковый мой, солнышко мое пригожее!.. И поступь-то у него какая, такая вся, и волоса кудрявые, и палка-то какая красивая в руке! Когда он меня спасет, я дам ему сто тысяч поцелуев!..
Иван-царевич, озираясь, стал потихоньку идти в ее сторону.
Вообще-то сто тысяч, если подумать, это многовато, стала рассуждать дальше жаба. Это ведь не работа, это должно быть удовольствие. Где-то пять, четыре тысячи, еще куда ни шло. Опять же, как долго я его ждала? Где шарился, спрашивается?..
Жаба хотела уже это и спросить у Иванушки, но он был еще далековато.
Вообще "тысячи" это какая-то перверзия уже. Скромненько но со вкусом, как у меня всегда, можно дать два или три поцелуя. Ведь качество, качество-то какое!, - думала про себя жаба. Она всегда думала про себя.
В это время Иванушка, невидящим взглядом скользнув по жабе, стал уже и мимо проходить.
- Кх, кх, - сказал жаба.
Иванушка остановился и присмотреля к кочке.
- Вы хотели что-то спросить?, - как бы только сейчас увидев Иванушку, осведомилась жаба.
- Я?, - удивился Иванушка, - Ну, не знаю. Вообще, я стрелу ищу.
- Стрелу? Стрелу... Это такая вся...
Иванушка помог. показав руками размер.
- Длинная такая...
- Перья на конце, - обрисовал Иванушка, - а тут такой навроде как наконечник...
- Белая такая, - кивала головой жаба.
- Не, вообще скорее красная...
- Красная такая..., - продолжала кивать жаба.- Вообще, я справок не даю...
И, выждав некоторую паузу, добавила, - но только ради вас, в виде исключения, в силу какой-то непонятной внутренней симпатии - да, видела, видела. Как раз вот такую.
- Да? Вот жеж хорошо то, а то я уж с утра все ноги избил. А где она?
- Ну как где. Да вот прямо во мне. Прямо в сердце мне и угодила.
- Ой, - присел Иванушка, - это ж больно, поди?
- Как же это больно..., - застонала жаба, - если бы вы только знали, как это больно...
На ее глаза стали наворачиваться слезы, поэтому она не точно рассчитала расстояние и промахнулась мимо пролетавшего комара, только зря языком шлепнула.
- Вот беда так беда, - загрустил и Иванушка. - Она же еще и казенная была. Суженую искать под расписку дали, а я ж стрелять-то не умею. Что, никак теперь?
- Никак, - холодно сказала жаба. - И рада бы, в виде взаимной симпатии, да никак.
- Эхма, голова моя садовая, и в энтот год опять без суженой, - печально сказал Иванушка, и собрался уже уходить обратно в кусты.
- Э, э, э, - обиженно сказала жаба. - Неужели красивый, сильный, веселый, уверенный в себе молодец способен бросить в этой холодной грязи маленькую, беззащитную крошку, сиротку, к тому же ранетую им в самое ее сокровенное?..., - в конце, на словах "самое сокровенное", она перешла на срывающийся шепот.
Иванушка огляделся, и поскольку никого больше вокруг не было, приложил руку к груди:
- В смысле - я? В смысле - вас?
- Мы можем на ты, - развязанно сказала жаба. - Чай, не чужие друг другу.
- Так это что же, вы, то есть ты, и есть суженая? Вот дела-то, - Иванушка озадаченно сел на соседнюю кочку под деревцем, и задумчиво подпер голову рукой, глядя на жабу. Жаба тоже, как могла, изобразила ту же позу. Получалось плохо, локоть срывался с пуза.
- Видать, судьба моя такая...
Жаба сделала философское лицо.
- Стрела, опять же, указала...
Жаба развела лапкой, подразумевая "что сделано, то сделано".
- К тому же говорящая. Экая редкость. Видать, умная...
Жаба, не отрывая локтя от подбородка, вытащила откуда-то из-под себя грамоту "за выдающиеся успехи на поприще". Вместе с ней рассыпались какие-то медали, ленты и даже один значок парашютиста.
- Помрет она тут, без меня, и так уже по всему видать, нездоровая тут атмосфера...
Жаба скорбно кивнула головой, признавая - "как пить дать помру".
- Если отмыть, высушить, и заново накрасить, то может она и ничего?, - горестно продолжал вслух размышлять Иванушка, чувствуя, что его тащат куда-то ни туда.
Жаба восторженно закатила глаза, показывая, какая она, если ее отмыть и высушить.
- А если в профиль посмотреть, то даже есть что-то римское...
- Не-не-не, - встревожилась жаба, - в профиль не даю.
Пытаясь поймать устремленный сквозь нее взгляд Иванушки, она тут же на всякий случай попятилась, - нет, но если конечно сильно надо, то можно и по-римски...
- Что же делать-то теперь?, - продолжал бормотать Иванушка.
Жаба вытянула губы трубочкой. Иванушка не реагировал.
- Блядь, - сердито сказала жаба, но увидев недоумение Иванушки, сразу поправилась, - пардон, монпансье, сильвупле, оговорилась, я имела в виду "поцеловать".
Иванушка взял жабу на руки, вздохнул, зачем-то вытер рукавом губы, и, как хлопнув рюмку водки, поцеловал. Жаба взрогнула от чувства неземного восторга.
"А я ведь непростая жаба-то!", - вспыхнуло у нее в голове. - "Я же необыкновенная! Я всегда это чувствовала, и это чистая правда оказалась! Люди предо мной преклоняются", и пока она так думала, она потихоньку раздувалась от важности.
- А ну еще целуй!, - сердито потребовала она. - Сам не в состоянии додуматься? Все тебе дураку надо прямо разжевывать?
Иванушка зажмурился и поцеловал еще раз.
"Да я же... да я ж... Принцесса!", - вдруг поняла жаба, содрогаясь от радости. - "Царевичи у ног моих! Красота моя затмевает солнце! Ум мой покрывает континенты! Благородство мое выше крыши!", и она все раздувалась и раздувалась от важности. Открыв глаза и увидев перед собой встревоженное лицо Иванушка, она лениво вскрикнула:
- Куда в губы лезешь, быдляцкая харя? Ноги целуй!
Иванушка покрутил в руках раздувшийся шар, пытаясь понять, есть ли у этого руки и ноги, и, вздохнув, поцеловал в третий раз.
- ААААА! - закричала жаба, - ААААА! Да ведь я - БОГ! Я БОГ!..
Иванушка задумался, пожал плечами и разжал руку. С фырканьем и визгом, как лопнувший шарик, жаба вырвалась и стала носиться в воздухе, выписывая кренделя и петли. Из-за этого было плохо слышно, только какими-то отрывками - "запорю смерд... еще приползешь... кара господняя... дождь из жаб". Судя по всему, она на что-то злилась.
Впрочем, вскоре и этого не стало слышно, так как жабу уносило ветром все дальше и вскоре она окончательно скрылась из виду.
Еще с минуту Иванушка стоял с открытым ртом и поднятой рукой, пытаясь понять, что это было. Но вскоре очнулся, и, для приличия еще немного потоптавшись, с треском скрылся в кустах.
А еще через пять минут на полянку вышла Аленушка. Правой рукой она прижимала к себе спящего у нее на плеча братца, а в левой несла корзинку с грибами.
Дойдя до деревца, она поставила корзинку, устроилась поудобнее на кочке, опершись спиной о деревце, и стала укачивать братца, напевая колыбельную:
Баю баю-шки баю,
не ло-жи-ся на краю,
при-дет се-ренький вол-чок,
и у-кусит за бо-чок.
Казалось бы, такая мрачная перспектива должна побудить ребенка не засыпать, но странным образом она нисколько не тревожила братца, и он только причмокивал во сне. Наверное потому, что пока тебе поют эту песню, ты в любящих руках и точно в безопасности от любых волков на свете.
Было около полудня и солнце припекало. Жарким маревом колыхалось в воздухе стрекотание сверчков, накатит и откатит, накатит и откатит. Была полная тишина. И от собственной колыбельной задремала в тени шелестящей листвы и сама Аленушка.
В ее корзинке, поверх грибов, лежала красная стрела.