Служба солдата в Монголии. "Ужасы" Советской армии.
Вспомнила, как друг рассказывал, как они на танке езлдили за самогонкой в деревню (Забайкальский край, знаменитый ЗабВо, конец 70-х гг.).Но тут - Монголия.
Оригинал взят у taras_enko в Панковый дивизион
[Перемещено с kto-kto.narod.ru]
Страшно подумать, прошла уже четверть века, но, как ни странно, об армии остались самые светлые воспоминания. А вспомнить есть чего. Такой дури и похуизма не было потом уже нигде и никогда. Неволя с одной стороны, и полная свобода - с другой, когда реально нечего терять и на всё насрать. Помните, НАИВ пел: «Танки, танки, танки, танки, в них сидят солдаты-панки»? Так и было. Не все, правда, осознавали, что они панки. Но вели себя именно так.
Я, Гога, Виха и Геха. Улан Батор, Баганур, 1981-1983
Одевались по-моде: всё, вплоть до бушлатов (телогреек), ушивалось до состояния «в обтяжку». Так как за загнутые кокарды и бляхи гоняли, их наоборот распрямляли до дебильно-ровного состояния. Шапки отглаживали утюгом под квадрат. Гармонь на сапогах была уже не актуальна. А вот второй каблук ценился. Набивали его дюбелями. Высекали потом искры об асфальт.
Самое милое дело было - прибить кому-нибудь сапоги к полу, пока тот спит. Причем на сон не жаловались, и то, что рядом стучат молотком, было как-то пофиг. Встаёт утром воин, ноги - в сапоги, и - хуяк на пол!
Мы ремонтировали отделение госпиталя в Улан-Баторе - внутри длинного барака всё снесли и ставили по-новой перегородки. В одной из готовых комнат мы жили. 5 раздолбаев, попавших в госпиталь с желтухой, и оставшихся в нём на ремонтные работы. Такое практиковали в медсанбатах. Ну вот, однажды, когда Гога (самый старший из нас), как всегда, мирно спал после обеда, мы вынесли его вместе с кроватью в соседнюю пустую комнату. Естественно, прибили к полу его тапочки. Спустя час раздался грохот, набор всех существующих матов и дикое ржание (наше). Представляете, как это - проснуться, а в комнате нет ничего? Думаешь: «Где я? Сука, я чё - ибанулся?!» Встаёшь, обуваешь тапки, и тут же падаешь! Гога тогда не на шутку обиделся.
Из развлечений было - сходить на экскурсию в морг. Когда однажды туда попала баба, количество экскурсий резко возросло. Медбрат, работавший в морге, показывал всем потом белую спиральку и спрашивал: «Чё за херня, не знаешь, из чего сделана?» И многие пытались попробовать на зуб. Потом блевали, когда узнавали, откуда спиралька.
По ночам мы пили «шару» - на чайник пачка чаю и банка сгущенки. Если не было чайника, снимали с потолка плафон и кипятили в нём. Кипятильник атомный - 2 лезвия, между ними спички, всё обмотано нитками, 2 провода прикручены к лезвиям. Я таких штук сто точно сделал. Ещё зажигалки были электрические - 2 гвоздя в розетку, на обрывке газеты почеркаешь карандашом, потрёшь газетку об гвозди - короткое замыкание и огонь.
Готовясь к Новому году, мы накупили разных вин и спрятали их в стене. Стена - решётка из брусков, обитая с двух сторон сухой штукатуркой. Внутри - пусто. Снимаешь секретный лист штукатурки, который держится на двух гвоздях, а там - барчик! Украсили комнату, как могли. Где-то нашли нехилый кусок пенопласта, и я вырезал из него… член. Да что там член - огромный хуй! Раскрасил гуашью и повесил на стену. Весело. И тут вдруг нагрянула проверка! Заходит генерал заезжий и весь командный состав госпиталя. А из стены торчит пенопластовый хуй! Немая сцена похлеще, чем в «Ревизоре». Короче, хуй конфисковали, зато других нарушений и не искали даже. Быстро как-то свалили, прихохатывая.
Бухали мы при любом удобном случае. В огнетушителях завсегда стояла брага. Изредка доставали самогон, и начиналось всеобщее братание. Праздники отмечали одеколоном и огуречным лосьоном. Собственно, и закончился-то наш «курорт» так: нас поймал патруль у магазина, у каждого в кармане нашли по бутылочке одеколона «Манон». По дороге из госпиталя в родную часть распили дорогой «Консул», который брали типа на дембель.
Я часто вспоминал потом, как, только попав в госпиталь, я вышел прогуляться на улицу. Все дорожки были завалены желтыми листьями, они шуршали и потрясающе пахли... Никогда ещё я не был так рад деревьям, обычным деревьям и листьям под ногами. А ведь всего-то - год в пустыне, без единого деревца.
Второй год моей службы я провёл в подвале. Полковой художник уходил на дембель и срочно искал замену. И нашёл меня. Теперь единственным моим командиром стал сам замполит полка. Мастерская была в подвале казармы, рядом со штабом полка и секретной частью. Очень скоро она стала «ночным клубом», тусой художников и просто весёлых ребят.
Работы было дохрена, и чаще - ночью. Типа, к утру надо вывесить очередные задачи партии. Спали там же, на огромных портретах Политбюро. И ели там же. Иногда лень было подняться на этаж, и ссали там же - в пустые фляги из под краски. Нассали две фляги. Нассали бы ещё, но замполит чё-то стал искать белую краску, а нашел ссаку. И понесли мы выливать её в чисто поле.
Как-то от нехуй делать разрисовывал я набор открыток Политбюро - кому причу модную, кому - бороду, кому - щетину. Ржали хором. Незаметно замполит подошёл. «Пиздец», - подумал я. А он просто забрал открытки и ушёл. Показывал потом парторгу, поди. Небось, тоже ржали?
Ещё раз был такой случай: пригласил меня поэт Олег Караваев (да-да, настоящий поэт), служивший писарем в штабе полка, распить с ним бутылочку коньяка. Ночь, штаб полка. Мы пьём коньяк, курим, беседуем беседу. Из закуски, правда, только банка сгущёнки. Вдруг стук в дверь - начальник штаба припёрся! Я прячусь под стол, закрываюсь большим тревожным чемоданом начальника штаба. Караваев заплетающимся языком втирает чё-то начальнику штаба про «много работы». Начальник штаба заплетающимся языком прогоняет чё-то в ответ Караваеву. А у меня, блин, подкатила тошнота! Сгущёнка с коньяком не совместились! Держался из последних сил. Думал: «Ну всё, теперь точно пиздец!» Глупее ситуации не придумаешь. Но, пронесло.
Последним монгольским летом сбаламутил друзей-художников сходить на речку, километров за 15 от части. Замполит в отпуске. Никакого начальства! Вышли за пределы дивизии, смотрим - что-то блестит. Подошли - ёпт! Горы пустых консервных банок! Свалка. Ничего, кроме банок. Вот откуда поговорка «Монголия - страна консервных банок»! Куча диких собак. Один пёс увязался с нами. Я его погладил, он теперь не отстаёт. Любят меня зверьки. В медсамбате была кошка, спала строго со мной. Ночью приносила мне на кровать дохлых мышек - делилась добычей.
Керулен оказался глубиной по колено и шириной метров 5. Мы нашли там песчаный островок с деревьями и провели чудесный пляжный день - трое художников и собака. Разделили на четверых булку хлеба и банку сгухи. Вернулись в часть вечером. Собака ещё долго сидела на плацу, а потом убежала.
У меня так и стоит перед глазами эта картинка (почему-то вид сверху): бескрайняя монгольская степь, три свободных художника и бродячий пёс. Я в чёрном танкаче и фуражке.
Оригинал взят у taras_enko в Панковый дивизион
[Перемещено с kto-kto.narod.ru]
Страшно подумать, прошла уже четверть века, но, как ни странно, об армии остались самые светлые воспоминания. А вспомнить есть чего. Такой дури и похуизма не было потом уже нигде и никогда. Неволя с одной стороны, и полная свобода - с другой, когда реально нечего терять и на всё насрать. Помните, НАИВ пел: «Танки, танки, танки, танки, в них сидят солдаты-панки»? Так и было. Не все, правда, осознавали, что они панки. Но вели себя именно так.
Я, Гога, Виха и Геха. Улан Батор, Баганур, 1981-1983
Одевались по-моде: всё, вплоть до бушлатов (телогреек), ушивалось до состояния «в обтяжку». Так как за загнутые кокарды и бляхи гоняли, их наоборот распрямляли до дебильно-ровного состояния. Шапки отглаживали утюгом под квадрат. Гармонь на сапогах была уже не актуальна. А вот второй каблук ценился. Набивали его дюбелями. Высекали потом искры об асфальт.
Самое милое дело было - прибить кому-нибудь сапоги к полу, пока тот спит. Причем на сон не жаловались, и то, что рядом стучат молотком, было как-то пофиг. Встаёт утром воин, ноги - в сапоги, и - хуяк на пол!
Мы ремонтировали отделение госпиталя в Улан-Баторе - внутри длинного барака всё снесли и ставили по-новой перегородки. В одной из готовых комнат мы жили. 5 раздолбаев, попавших в госпиталь с желтухой, и оставшихся в нём на ремонтные работы. Такое практиковали в медсанбатах. Ну вот, однажды, когда Гога (самый старший из нас), как всегда, мирно спал после обеда, мы вынесли его вместе с кроватью в соседнюю пустую комнату. Естественно, прибили к полу его тапочки. Спустя час раздался грохот, набор всех существующих матов и дикое ржание (наше). Представляете, как это - проснуться, а в комнате нет ничего? Думаешь: «Где я? Сука, я чё - ибанулся?!» Встаёшь, обуваешь тапки, и тут же падаешь! Гога тогда не на шутку обиделся.
Из развлечений было - сходить на экскурсию в морг. Когда однажды туда попала баба, количество экскурсий резко возросло. Медбрат, работавший в морге, показывал всем потом белую спиральку и спрашивал: «Чё за херня, не знаешь, из чего сделана?» И многие пытались попробовать на зуб. Потом блевали, когда узнавали, откуда спиралька.
По ночам мы пили «шару» - на чайник пачка чаю и банка сгущенки. Если не было чайника, снимали с потолка плафон и кипятили в нём. Кипятильник атомный - 2 лезвия, между ними спички, всё обмотано нитками, 2 провода прикручены к лезвиям. Я таких штук сто точно сделал. Ещё зажигалки были электрические - 2 гвоздя в розетку, на обрывке газеты почеркаешь карандашом, потрёшь газетку об гвозди - короткое замыкание и огонь.
Готовясь к Новому году, мы накупили разных вин и спрятали их в стене. Стена - решётка из брусков, обитая с двух сторон сухой штукатуркой. Внутри - пусто. Снимаешь секретный лист штукатурки, который держится на двух гвоздях, а там - барчик! Украсили комнату, как могли. Где-то нашли нехилый кусок пенопласта, и я вырезал из него… член. Да что там член - огромный хуй! Раскрасил гуашью и повесил на стену. Весело. И тут вдруг нагрянула проверка! Заходит генерал заезжий и весь командный состав госпиталя. А из стены торчит пенопластовый хуй! Немая сцена похлеще, чем в «Ревизоре». Короче, хуй конфисковали, зато других нарушений и не искали даже. Быстро как-то свалили, прихохатывая.
Бухали мы при любом удобном случае. В огнетушителях завсегда стояла брага. Изредка доставали самогон, и начиналось всеобщее братание. Праздники отмечали одеколоном и огуречным лосьоном. Собственно, и закончился-то наш «курорт» так: нас поймал патруль у магазина, у каждого в кармане нашли по бутылочке одеколона «Манон». По дороге из госпиталя в родную часть распили дорогой «Консул», который брали типа на дембель.
Я часто вспоминал потом, как, только попав в госпиталь, я вышел прогуляться на улицу. Все дорожки были завалены желтыми листьями, они шуршали и потрясающе пахли... Никогда ещё я не был так рад деревьям, обычным деревьям и листьям под ногами. А ведь всего-то - год в пустыне, без единого деревца.
Второй год моей службы я провёл в подвале. Полковой художник уходил на дембель и срочно искал замену. И нашёл меня. Теперь единственным моим командиром стал сам замполит полка. Мастерская была в подвале казармы, рядом со штабом полка и секретной частью. Очень скоро она стала «ночным клубом», тусой художников и просто весёлых ребят.
Работы было дохрена, и чаще - ночью. Типа, к утру надо вывесить очередные задачи партии. Спали там же, на огромных портретах Политбюро. И ели там же. Иногда лень было подняться на этаж, и ссали там же - в пустые фляги из под краски. Нассали две фляги. Нассали бы ещё, но замполит чё-то стал искать белую краску, а нашел ссаку. И понесли мы выливать её в чисто поле.
Как-то от нехуй делать разрисовывал я набор открыток Политбюро - кому причу модную, кому - бороду, кому - щетину. Ржали хором. Незаметно замполит подошёл. «Пиздец», - подумал я. А он просто забрал открытки и ушёл. Показывал потом парторгу, поди. Небось, тоже ржали?
Ещё раз был такой случай: пригласил меня поэт Олег Караваев (да-да, настоящий поэт), служивший писарем в штабе полка, распить с ним бутылочку коньяка. Ночь, штаб полка. Мы пьём коньяк, курим, беседуем беседу. Из закуски, правда, только банка сгущёнки. Вдруг стук в дверь - начальник штаба припёрся! Я прячусь под стол, закрываюсь большим тревожным чемоданом начальника штаба. Караваев заплетающимся языком втирает чё-то начальнику штаба про «много работы». Начальник штаба заплетающимся языком прогоняет чё-то в ответ Караваеву. А у меня, блин, подкатила тошнота! Сгущёнка с коньяком не совместились! Держался из последних сил. Думал: «Ну всё, теперь точно пиздец!» Глупее ситуации не придумаешь. Но, пронесло.
Последним монгольским летом сбаламутил друзей-художников сходить на речку, километров за 15 от части. Замполит в отпуске. Никакого начальства! Вышли за пределы дивизии, смотрим - что-то блестит. Подошли - ёпт! Горы пустых консервных банок! Свалка. Ничего, кроме банок. Вот откуда поговорка «Монголия - страна консервных банок»! Куча диких собак. Один пёс увязался с нами. Я его погладил, он теперь не отстаёт. Любят меня зверьки. В медсамбате была кошка, спала строго со мной. Ночью приносила мне на кровать дохлых мышек - делилась добычей.
Керулен оказался глубиной по колено и шириной метров 5. Мы нашли там песчаный островок с деревьями и провели чудесный пляжный день - трое художников и собака. Разделили на четверых булку хлеба и банку сгухи. Вернулись в часть вечером. Собака ещё долго сидела на плацу, а потом убежала.
У меня так и стоит перед глазами эта картинка (почему-то вид сверху): бескрайняя монгольская степь, три свободных художника и бродячий пёс. Я в чёрном танкаче и фуражке.