В мастерских. Художественная литература художников. Ян Шплатов
Начало серии: У Юрия Круглова-1, У Юрия Круглова-2, У Юрия Круглова-3,
Готовя публикацию «Художественная литература художников» я писал о литературных увлечениях некоторых моих друзей. Очень коротко упомянул о Ян Ивановиче Шплатове, удивительном человеке и потрясающем воображение таланте: «Ян Иванович Шплатов обычно рассказывал. Очень своеобразно, как мог только он один. Своеобразность эта выражалась в невозмутимости речи, пауз, даже жестикуляций и взгляда, при этом смысл усугублялся до поразительных глубин и высот, мелкие детали обобщали характер эпохи, за которыми вырисовывались образы людей во всех подробностях».
Этих строк мало. Шплатов достоин большого рассказа и не меньшей паузы для осмысления его невозмутимой иронии, преподнесённой на самом серьёзном уровне. У меня сохранились его записи. Один рассказ и пьеса, переписанные, как мне кажется, его супругой, где имеются правки, сделанные Яном Ивановичем.
Набрать их я пытаюсь уже давно, но каждый раз не дочитываю до конца. Мешают воспоминания и неторопливый голос Яна Ивановича. Ведь я слышал (и видел мысленно) его рассказы вживую. Его невозмутимое и бесстрастное повествование могло заменить кино: воображение тут же живописало кадры и звук. Самые простые слова и короткие предложения, скромный объём характеристик и вообще повествования, где каждый штрих был на нужном месте, рождали в головах слушателей живую картину эпохи.
Вот почему я так долго набираю рассказ и пьесу Шплатова. Их должен рассказывать он сам. Но его нет… Как без него читатель и слушатель почувствует даже не иронию, но саму эпоху?
Он такой, каких у нас немало,
Родился, пешком ходил под стол,
А как громче сердце застучало,
Паренёк подался в комсомол…
Неспешно рассказывал он во время застолий, заставляя смеяться и удивляться толпу слушателей.
Он теорий разных не разводит,
И не говорит красивых фраз,
Но посмотрите, как он трактор водит,
За деревней в предвечерний час.
Конечно, в моей жизни много интересных историй связано с Яном Ивановичем и его мастерской. Когда я бываю в Чите, на углу улиц Ленина и Островского, часто кажется, что навстречу мне, со стороны магазина «Весна» неторопливо, будто задумавшись, бредёт Ян Иванович Шплатов. Он приблизится ко мне, и мы отправимся в его мастерскую. Молчать, пить водку и, если нет толпы, читать (по отдельности друг от друга) «Мертвые души» Гоголя. Ведь так было не раз…
Виктор Балдоржиев.
Ян Шплатов
День рождения
(В духе литературы 1960-70-х годов)
Вечерело. Заводские корпуса погружались в задумчивую синеву. Весело поскрипывал снег под сапожками идущих со смены девчат, которые радостно и звонко о чём-то говорили, поскольку говорили они одновременно все, доносились только отдельные обрывки фраз:
- А у нас в цехе…
- А мы сегодня…
- А наша бригада график перекрыла…
Чувствовалось, что девушки всё ещё жили дневными заботами, жизнью завода, жизнью коллектива.
А в это же время в отделе нормирования у окна стоял молодой мужчина и задумчиво смотрел вдаль. Тень лёгкой грусти скользнула по его лицу, когда он увидел в окно проходящих девушек-крановщиц.
Казалось бы, о чём грустить старшему нормировщику цеха Вадиму Ивановичу Зотову. Ведь на работе у него полный порядок. Все учтено, обо всём своевременно доложено. Но в эту минуту Вадим Иванович думал о другом: «Неладно как-то сложилась у меня личная жизнь».
В свои тридцать четыре года не имел он, как говорится, семейного очага, тёплой женской ласки. И невольно припомнились ему слова песни, которую однажды он услышал по радио: «Ну что сказать мой старый друг, мы в этом сами виноваты…»
«Что-то я не учёл, что-то проглядел, а может быть в чём-то ошибся», - вздохнув, подумал Вадим Иванович.
Но вдруг знакомый женский голос прервал нить его невесёлых раздумий. В отдел вошла Мария Степановна, член заводского местного комитета, довольно пожилая и всеми уважаемся женщина.
- А я ругать тебя пришла, крепко ругать, - сказала она, а в глазах её блеснула хитринка.
- За что ругать, Мария Степановна? - потупившись, спросил Вадим Иванович, - Ведь на работе стараюсь.
- Это нам известно, я тебя не за работу, а за другое. Что же это получается? У тебя, оказывается, день рождения сегодня, а ты притих тут в отделе. Думал, что я тебя не найду, или гостей принимать не хочешь?
Больно ранили Вадима эти обидные слова, но Мария Степановна, загадочно улыбнувшись, сказала:
- Ну ладно, ладно, не обижайся. Я ведь это пошутила. Знаю, что ты гулянок этих не любишь, и правильно делаешь. А давай лучше сделаем так: приходи вечером ко мне, чаю попьём да заодно обо всём потолкуем.
Сказано - сделано. С Марией Степановной спорить бесполезно, её слово - закон. И парень до блеска начищает хромовые сапоги, достаёт из чемодана тёмно-синий бостоновый костюм, которые надевает по самым торжественным случаям.
Когда он отправился к Марии Степановне, было уже темно, мороз крепчал. Откуда-то издалека донеслась озорная частушка.
«Девчата из пятого цеха поют, - с теплотой подумал Вадим Иванович, - хорошо поют. Да и как им не петь, отлично идут дела в пятом цехе, который заслуженно считается передовым. На весь завод известно имя знатной крановщицы Зои…»
Вадим Иванович задумался. Перед его мысленным взором как живые встали её искрящиеся глаза, чуть-чуть лукавая улыбка.
Летучая мечта далеко унесла его на своих крыльях. И припомнились Вадиму Ивановичу первые, лучшие, годы на заводе.
А начиналось всё так. Всем понравился приехавший из далека деловитый, не по годам серьёзный, всегда аккуратно одетый, при галстуке, паренёк. Ему оказали высокое доверие.
По просьбе коллектива он был назначен на должность нормировщика пятого цеха. И это доверие он с честью оправдал. Кроме того, он с головой окунулся в общественную работу. Какое бы мероприятие не проводилось в цехе, на заводе, везде он был «запевалой». Всегда в самой гуще народа. Выпускали, например, стенгазету к женскому празднику. Нужны были поздравительные стихи. Обратились к Вадиму Ивановичу. И он написал хорошие, тёплые стихи:
В этот славный день восьмого марта
Поздравляем женщин дорогих,
Пожелаем им доброго здоровья
И больших успехов трудовых.
Стихи всем понравились. И после так и говорили: «Это поэт, это наш поэт». На что Вадим Иванович, всегда скромно потупившись, отвечал: «Куда мне до Пушкина».
А в свободное время по вечерам его стали часто видеть в заводском клубе, где в это время готовились к смотру художественной самодеятельности. Пели, плясали, разучивали пьесы. Сразу Вадиму Ивановичу стало ясно, что это не его. Он нашёл себя в другом.
К смотру тогда готовили пирамиду. И этот номер традиционно считался на заводе коронным. Сам директор завода не раз заходил на сцену к ребятам, живо интересовался здоровьем и самочувствием молодых спортсменов, предлагал всяческую помощь от дирекции завода и, уходя, всегда говорил: «Не подкачайте, братцы! Не подведите меня, старика».
Как известно, вся тяжесть нагрузки в пирамиде ложится на первый ярус, куда отбираются самые сильные и выносливые. Намного легче ребятам второго ряда, которые становятся на плечи предыдущих, но и они, в свою очередь, принимают на свои плечи лёгкого молодого паренька, который, держа в руках красочный транспарант, как бы завершает композицию всей пирамиды.
Рассказываем об этом так подробно, чтобы читатель, узнав о случившемся на смотре, правильно понял и уж, ради бога, не осудил бы Вадима Ивановича. Ведь ему досталось самое трудное и тяжёлое. Он был в первом ярусе пирамиды.
И вот наступил день смотра. В последний раз директор завода «заскочил» за кулисы, чтобы подбодрить артистов, и занавес поднялся.
Не будем подробно рассказывать о случившемся, но то ли сказалось переутомление от многочисленных репетиций, то ли Вадим Иванович не рассчитал своих сил, но когда ему пришлось взять всю тяжесть нагрузки на свои плечи случилось до боли обидное, непроизвольное и непоправимое…
Под грохот смеющегося зала он вышел из клуба и в первый раз пошагал в необозримую ковыльную степь. Вадим Иванович навсегда покинул сцену, ушёл в себя.
Припомнилось Вадиму Ивановичу и другое. Как-то на заводе организовали коммунистический субботник. Повсюду подметали, мыли, выносили мусор.
То ли сказывалась усталость, то ли работа им казалась неинтересной, но девчата работали с прохладцей, не в полную силу. И тогда Вадим Иванович решил подбодрить девушек. Он хорошо знал, что порой метко сказанное слово начальника или просто остроумная шутка вселяет бодрость и силу, как рукой снимает усталость, появляется, как говорят спортсмены, второе дыхание.
Вадим Иванович подошёл к девушкам, откашлялся, и, поборов смущение, громко и бодро сказал:
- А что девчата, может поработаем повеселей? А? Может и вон тот угол расчистим от мусора? Как вы на это смотрите, а?
- А мы смотрим так, - сказала одна черноглазая, бойкая на язык девчонка, - чем без толку шляться по цеху, ты бы снял галстук, да покидал лопатой.
Ничего не ответил ей Вадим Иванович, а только попросив брезентовые рукавицы, молча, не говоря ни слова, приступил к работе. Он работал один, как одержимый, стиснув зубы, потеряв чувство времени.
Но что это? Какое-то пятое чувство подсказало ему, что девушки одна за другой бросают курить и берутся за дело. И вот уже вся бригада работала. О, как прав был начальник цеха, постоянно говоривший о важности личного примера руководителя или командира, если дело происходит на фронте в бою.
И только когда всё было закончено, вытерев краем рукавицы крупные капли пота со лба, Вадим Иванович, не говоря ни слова, вышел из цеха. Он пошагал в ковыльную степь. Легкий весенний ветерок теребил русые волосы парня. Приятная усталость разлилась по всему телу.
Но что это? Как вкопанный встал он посреди степи. Вадим Иванович не верил в видения и прочую чепуху, но в этот солнечный весенний день в безлюдной степи перед его мысленным взором, как наяву, возникли лучистые глаза, слегка лукавая, озорная улыбка. «Какая она необыкновенная», - подумал Вадим Иванович. Как ни странно, даже непочтительные слова, сказанные ею на субботнике, уже не казались ему такими обидными.
Часто теперь стали видеть Вадима Ивановича бродящим по вечерам под окнами её дома. Но та же тропинка привела сюда и Гошу Бабарыкина, весёлого кудрявого гармониста, общего любимца всего пятого цеха. А девушке невдомёк, что это два парня ходят около её дома, да заливисто до самой утренней зари о чём-то поёт гармошка.
Однако кудрявый с гармошкой показался ей как-то проще, веселее. И тогда понял Вадим Иванович, что он третий лишний. Ушёл с дороги, не стал мешать чужому счастью.
Так, перелистывая одну за другой страницы своей нескладной жизни, незаметно Вадим Иванович добрёл до дома Марии Степановны.
- Добро пожаловать, - ласково приветствовала его хозяйка. - А мы вас заждались, стол давно накрыт. А это моя соседка Зоя, познакомьтесь.
- Мы уже знакомы, - кое-как поборов волнение, выдавил из себя Вадим Иванович.
И совершенно растерявшись от неожиданной встречи, встал в дверях и не двигался с места. Всё те же лучистые глаза, всё та же загадочная улыбка на лице.
- Да где же ты застрял, прошу к столу, - нетерпеливо сказала Мария Степановна, - и пирог остынет.
Вадиму Ивановичу помогли снять пальто и усадили как раз напротив огромного пирога на блюде.
- Зоя приготовила, - сказала Мария Степановна, указывая на пирог, - она у нас мастерица на все руки.
Вадиму Ивановичу налили чашку душистого чаю, и когда Зоя подавала ему на тарелке кусок слоёного пирога, он до боли остро почувствовал как ему не хватает домашней семейной теплоты.
Понемногу завязался разговор.
Для начала, как это принято у нас, поговорили о погоде. Потом перешли к цеховым делам. Даже Вадим Иванович, несмотря на обычную свою молчаливость, разговорился и сделал несколько веских и правильных замечаний по поводу прогулов и отдельных случаев нарушения трудовой дисциплины в пятом цехе.
А Зоя, тем временем, подперев голову рукой и глядя на него своими лучистыми глазами, внимательно слушала умный разговор.
- Может водочки примете, Вадим Иванович? - наконец спросила она.
Нахмурив брови, он строго сказал:
- Не одобряю этого баловства.
- И хорошо делаешь, - вступилась Мария Степановна, - что толку в этой водке. Правильно её называют «злодейка с наклейкой». Вон что она делает с людьми, посмотрите, - и она указала в окно на пьяную ватагу парней, толпящихся возле женского общежития.
- Не понимаю, почему её не запрещают продавать, - сурово насупившись, сказал Вадим Иванович.
Даже Зоя о чём-то взгрустнула. Ей припомнились бестолково прожитые годы с Гошей Бабарыкиным, отчаянным прогульщиком и разгильдяем. И, глубоко вздохнув, она сказала:
- Счастливая ваша жена.
Вадим Иванович поставил недопитую чашку чаю, встал из-за стола и заторопился надевать пальто.
- За угощение спасибо, приготовлено хорошо, а насчёт жены это вы зря, Зоя Николаевна. Никакой жены у меня нет, - сказал он и почувствовал, как комок подступает к горлу.
- Что ты, куда ты? - всполошилась Мария Степановна. - И пирог весь почти остался на столе. Может мы неправильно что сказали, так это по простоте, по необразованности. Ты уж нас прости.
Кое-как с Вадима Ивановича сняли пальто и снова усадили за стол. Теперь уже сама Мария Степановна, нарезав пирог и угощая Вадима Ивановича, говорила:
- А я и сама всё по-матерински хотела тебя спросить: почему ты не женишься? Ты мужчина видный, а девчат красивых у нас в пятом цехе много.
Прихлёбывая крепкий душистый чай, Вадим Иванович неторопливо начал:
- Я, Мария Степановна, за красотой на гонюсь. Главное в женщине - трудолюбие.
- Верно, верно говоришь. Красота она была и прошла, а с человеком надо жизнь прожить. Ну что ж, у нас в пятом цехе и таких много. Вот, хотя бы наша Зоя. И лицом вышла, и работы не боится, ударница труда. Однако, опять у меня что-то на кухне пригорело, - забеспокоилась Мария Степановна и вышла из комнаты.
Вадим и Зоя остались одни. Как долго ждал он этой минуты. Как много хотелось сказать важного, откровенного.
Но он молчал и машинально пил чай с пирогом. Не знал Вадим Иванович с чего начать разговор. Не из тех он был людей, которых в народе презрительно называют краснобаями и пустозвонами. О пустяках говорить он не любил, а самого важного, главного слова не приходило ему в голову.
Давно, по-видимому, ушла спать Мария Степановна, пропели петухи, возвещая о наступлении утра, а Вадим Иванович, выпивал чашку за чашкой, все молчал, лишь изредка украдкой взглядывал на Зою.
Наконец, пришла пора откланяться, горячо поблагодарить эту замечательную девушку, но, видимо, от того, что было съедено много пирога, когда Вадим Иванович встал из-за стола и наклонился, чтобы крепко пожать руку Зое, случилось непредвиденное, непроизвольное, до боли обидное и непоправимое…
Как смутный кошмарный сон вспоминал он дальнейшее: звонкий и весёлый смех Зои, Марию Степановну, выбежавшую из спальни (скорее всего она и не ложилась спать), впопыхах надетое пальто, а при выходе из тёплой квартиры хлестнувшую в лицо пургу.
Где-то недалеко впереди взвизгнула гармошка. Это с очередной попойки возвращался Гоша Бабарыкин в сопровождении двух девушек-крановщиц, которые безобидно пели непристойную частушку.
- Могли бы и посторониться, - строго сказал Вадим Иванович, когда они встретились на узкой тропинке и он, чтобы разойтись, чуть было не упал в сугроб.
Гоша прекратил играть и, обдавая Вадима Ивановича пьяным перегаром, сказал:
- Девчата, постойте, да ведь это же Вадим Иваныч, а я в потёмках его и не узнал. Здравствуйте, Вадим Иваныч. Вы, девчата, должны его знать. Это тот, который, помните тогда, в клубе…
Резкий порыв ветра заглушил последние слова Гоши Бабарыкина. Но судя по тому, как захохотали девчата, Вадим Иванович понял, что это были нехорошие, оскорбительные слова. В другой раз Вадим Иванович достал бы из кармана блокнот и записал фамилии грубиянов, но в эту минуту ему было не до них.
Он только махнул рукой: эх, люди, люди, и, не заходя в своё давно опостылевшее общежитие, пошагал в степь.
(198?)
ШПЛАТОВ Ян Иванович (р. 26.3.1937, с. Усть-Кут Иркутской обл. 2008. Чита), художник-живописец, чл. СХ России (1970), засл. художник РФ (1988). Обучался в художественных уч-щах Ярославля и Палеха, в 1957 окончил Иркутское художественное уч-ще. С 1961 живет в Чите. Участник художественных выставок с 1961 (обл., зональных, респ., всесоюзных, междунар.). Персональные выставки в Чите (1987, 1997). В разные периоды творчества обращался к натюрморту, тематической картине, пейзажу, портрету. Наибольших успехов добился в жанре пейзажа. Произведения хранятся в музеях страны и за рубежом, в частных собраниях. Лауреат премии президиума обл. конфедерации профессиональных творческих союзов «Чита-триумф» (1994), стипендиат президиума СХ РФ (1996). Награжден медалью «За заслуги перед Чит. обл.» (1997).
Лит.: Шплатов Я.: Каталог / Авт. И. Бурдуковская. - Чита, 1987; Календарь знаменательных и памятных дат Чит. обл. на 1997 г. - Чита, 1997.
Иманакова Е.Г. © Энциклопедия Забайкалья
P. S. Дату смерти к информации энциклопедии пришлось добавить. Нигде не указана дата смерти Яна Ивановича Шплатова.
Он писал удивительно лиричные пейзажи. Был непревзойдённым мастером, у Шплатова была выработана, помимо классического, своя, особенная, техника передачи цветов, а следовательно и настроения.
Конечно, о его работах писали и ещё напишут искусствоведы, критики, ценители живописи. В этом ЖЖ набросаны просто эмоциальные наброски о нём. О человеке, с которым можно делиться сокровенными мыслями и стихами, трудно рассказать множеству людей...
Проще рассказать о том, как мы реставрировали Свято-Воскресенскую церковь, там Ян Иванович, конечно, был лучшим. Кто бы в Чите знал Палех, кроме Шплатова?
Можно рассказать о том, как мы устраивали разные застолья. Я говорю - разные потому, что они, действительно, были разными, насыщенными.
Можно рассказать о том, как мы ходили к Владимиру Ивановичу Форову, это рядом, на Островского 28. Подолгу беседовали и, естественно, беседы всегда касались очень интересных тем. На столе всегда были коньяк и водка.
Можно рассказать о том, как я привез ему однажды заказ - портрет, за который ему заплатили деньгами и разным бартером, в числе платы была туша барана. Но почему-то без одной ноги. Но дело даже не в этом, а в том, что случилось более интересное явление, чем трехногий баран: выгрузив тушу, мы пошли в магазин, и Ян Иванович стал покупать там килограммов пять баранины, а когда я заметил, что в мастерской находится туша барана, он очень удивился...
О многом можно рассказать. И многие могут рассказать. У каждого был и есть в душе свой Шплатов. В этом году ему исполнится 80. Мог бы ещё писать и рассказывать...
Готовя публикацию «Художественная литература художников» я писал о литературных увлечениях некоторых моих друзей. Очень коротко упомянул о Ян Ивановиче Шплатове, удивительном человеке и потрясающем воображение таланте: «Ян Иванович Шплатов обычно рассказывал. Очень своеобразно, как мог только он один. Своеобразность эта выражалась в невозмутимости речи, пауз, даже жестикуляций и взгляда, при этом смысл усугублялся до поразительных глубин и высот, мелкие детали обобщали характер эпохи, за которыми вырисовывались образы людей во всех подробностях».
Этих строк мало. Шплатов достоин большого рассказа и не меньшей паузы для осмысления его невозмутимой иронии, преподнесённой на самом серьёзном уровне. У меня сохранились его записи. Один рассказ и пьеса, переписанные, как мне кажется, его супругой, где имеются правки, сделанные Яном Ивановичем.
Набрать их я пытаюсь уже давно, но каждый раз не дочитываю до конца. Мешают воспоминания и неторопливый голос Яна Ивановича. Ведь я слышал (и видел мысленно) его рассказы вживую. Его невозмутимое и бесстрастное повествование могло заменить кино: воображение тут же живописало кадры и звук. Самые простые слова и короткие предложения, скромный объём характеристик и вообще повествования, где каждый штрих был на нужном месте, рождали в головах слушателей живую картину эпохи.
Вот почему я так долго набираю рассказ и пьесу Шплатова. Их должен рассказывать он сам. Но его нет… Как без него читатель и слушатель почувствует даже не иронию, но саму эпоху?
Он такой, каких у нас немало,
Родился, пешком ходил под стол,
А как громче сердце застучало,
Паренёк подался в комсомол…
Неспешно рассказывал он во время застолий, заставляя смеяться и удивляться толпу слушателей.
Он теорий разных не разводит,
И не говорит красивых фраз,
Но посмотрите, как он трактор водит,
За деревней в предвечерний час.
Конечно, в моей жизни много интересных историй связано с Яном Ивановичем и его мастерской. Когда я бываю в Чите, на углу улиц Ленина и Островского, часто кажется, что навстречу мне, со стороны магазина «Весна» неторопливо, будто задумавшись, бредёт Ян Иванович Шплатов. Он приблизится ко мне, и мы отправимся в его мастерскую. Молчать, пить водку и, если нет толпы, читать (по отдельности друг от друга) «Мертвые души» Гоголя. Ведь так было не раз…
Виктор Балдоржиев.
Ян Шплатов
День рождения
(В духе литературы 1960-70-х годов)
Вечерело. Заводские корпуса погружались в задумчивую синеву. Весело поскрипывал снег под сапожками идущих со смены девчат, которые радостно и звонко о чём-то говорили, поскольку говорили они одновременно все, доносились только отдельные обрывки фраз:
- А у нас в цехе…
- А мы сегодня…
- А наша бригада график перекрыла…
Чувствовалось, что девушки всё ещё жили дневными заботами, жизнью завода, жизнью коллектива.
А в это же время в отделе нормирования у окна стоял молодой мужчина и задумчиво смотрел вдаль. Тень лёгкой грусти скользнула по его лицу, когда он увидел в окно проходящих девушек-крановщиц.
Казалось бы, о чём грустить старшему нормировщику цеха Вадиму Ивановичу Зотову. Ведь на работе у него полный порядок. Все учтено, обо всём своевременно доложено. Но в эту минуту Вадим Иванович думал о другом: «Неладно как-то сложилась у меня личная жизнь».
В свои тридцать четыре года не имел он, как говорится, семейного очага, тёплой женской ласки. И невольно припомнились ему слова песни, которую однажды он услышал по радио: «Ну что сказать мой старый друг, мы в этом сами виноваты…»
«Что-то я не учёл, что-то проглядел, а может быть в чём-то ошибся», - вздохнув, подумал Вадим Иванович.
Но вдруг знакомый женский голос прервал нить его невесёлых раздумий. В отдел вошла Мария Степановна, член заводского местного комитета, довольно пожилая и всеми уважаемся женщина.
- А я ругать тебя пришла, крепко ругать, - сказала она, а в глазах её блеснула хитринка.
- За что ругать, Мария Степановна? - потупившись, спросил Вадим Иванович, - Ведь на работе стараюсь.
- Это нам известно, я тебя не за работу, а за другое. Что же это получается? У тебя, оказывается, день рождения сегодня, а ты притих тут в отделе. Думал, что я тебя не найду, или гостей принимать не хочешь?
Больно ранили Вадима эти обидные слова, но Мария Степановна, загадочно улыбнувшись, сказала:
- Ну ладно, ладно, не обижайся. Я ведь это пошутила. Знаю, что ты гулянок этих не любишь, и правильно делаешь. А давай лучше сделаем так: приходи вечером ко мне, чаю попьём да заодно обо всём потолкуем.
Сказано - сделано. С Марией Степановной спорить бесполезно, её слово - закон. И парень до блеска начищает хромовые сапоги, достаёт из чемодана тёмно-синий бостоновый костюм, которые надевает по самым торжественным случаям.
Когда он отправился к Марии Степановне, было уже темно, мороз крепчал. Откуда-то издалека донеслась озорная частушка.
«Девчата из пятого цеха поют, - с теплотой подумал Вадим Иванович, - хорошо поют. Да и как им не петь, отлично идут дела в пятом цехе, который заслуженно считается передовым. На весь завод известно имя знатной крановщицы Зои…»
Вадим Иванович задумался. Перед его мысленным взором как живые встали её искрящиеся глаза, чуть-чуть лукавая улыбка.
Летучая мечта далеко унесла его на своих крыльях. И припомнились Вадиму Ивановичу первые, лучшие, годы на заводе.
А начиналось всё так. Всем понравился приехавший из далека деловитый, не по годам серьёзный, всегда аккуратно одетый, при галстуке, паренёк. Ему оказали высокое доверие.
По просьбе коллектива он был назначен на должность нормировщика пятого цеха. И это доверие он с честью оправдал. Кроме того, он с головой окунулся в общественную работу. Какое бы мероприятие не проводилось в цехе, на заводе, везде он был «запевалой». Всегда в самой гуще народа. Выпускали, например, стенгазету к женскому празднику. Нужны были поздравительные стихи. Обратились к Вадиму Ивановичу. И он написал хорошие, тёплые стихи:
В этот славный день восьмого марта
Поздравляем женщин дорогих,
Пожелаем им доброго здоровья
И больших успехов трудовых.
Стихи всем понравились. И после так и говорили: «Это поэт, это наш поэт». На что Вадим Иванович, всегда скромно потупившись, отвечал: «Куда мне до Пушкина».
А в свободное время по вечерам его стали часто видеть в заводском клубе, где в это время готовились к смотру художественной самодеятельности. Пели, плясали, разучивали пьесы. Сразу Вадиму Ивановичу стало ясно, что это не его. Он нашёл себя в другом.
К смотру тогда готовили пирамиду. И этот номер традиционно считался на заводе коронным. Сам директор завода не раз заходил на сцену к ребятам, живо интересовался здоровьем и самочувствием молодых спортсменов, предлагал всяческую помощь от дирекции завода и, уходя, всегда говорил: «Не подкачайте, братцы! Не подведите меня, старика».
Как известно, вся тяжесть нагрузки в пирамиде ложится на первый ярус, куда отбираются самые сильные и выносливые. Намного легче ребятам второго ряда, которые становятся на плечи предыдущих, но и они, в свою очередь, принимают на свои плечи лёгкого молодого паренька, который, держа в руках красочный транспарант, как бы завершает композицию всей пирамиды.
Рассказываем об этом так подробно, чтобы читатель, узнав о случившемся на смотре, правильно понял и уж, ради бога, не осудил бы Вадима Ивановича. Ведь ему досталось самое трудное и тяжёлое. Он был в первом ярусе пирамиды.
И вот наступил день смотра. В последний раз директор завода «заскочил» за кулисы, чтобы подбодрить артистов, и занавес поднялся.
Не будем подробно рассказывать о случившемся, но то ли сказалось переутомление от многочисленных репетиций, то ли Вадим Иванович не рассчитал своих сил, но когда ему пришлось взять всю тяжесть нагрузки на свои плечи случилось до боли обидное, непроизвольное и непоправимое…
Под грохот смеющегося зала он вышел из клуба и в первый раз пошагал в необозримую ковыльную степь. Вадим Иванович навсегда покинул сцену, ушёл в себя.
Припомнилось Вадиму Ивановичу и другое. Как-то на заводе организовали коммунистический субботник. Повсюду подметали, мыли, выносили мусор.
То ли сказывалась усталость, то ли работа им казалась неинтересной, но девчата работали с прохладцей, не в полную силу. И тогда Вадим Иванович решил подбодрить девушек. Он хорошо знал, что порой метко сказанное слово начальника или просто остроумная шутка вселяет бодрость и силу, как рукой снимает усталость, появляется, как говорят спортсмены, второе дыхание.
Вадим Иванович подошёл к девушкам, откашлялся, и, поборов смущение, громко и бодро сказал:
- А что девчата, может поработаем повеселей? А? Может и вон тот угол расчистим от мусора? Как вы на это смотрите, а?
- А мы смотрим так, - сказала одна черноглазая, бойкая на язык девчонка, - чем без толку шляться по цеху, ты бы снял галстук, да покидал лопатой.
Ничего не ответил ей Вадим Иванович, а только попросив брезентовые рукавицы, молча, не говоря ни слова, приступил к работе. Он работал один, как одержимый, стиснув зубы, потеряв чувство времени.
Но что это? Какое-то пятое чувство подсказало ему, что девушки одна за другой бросают курить и берутся за дело. И вот уже вся бригада работала. О, как прав был начальник цеха, постоянно говоривший о важности личного примера руководителя или командира, если дело происходит на фронте в бою.
И только когда всё было закончено, вытерев краем рукавицы крупные капли пота со лба, Вадим Иванович, не говоря ни слова, вышел из цеха. Он пошагал в ковыльную степь. Легкий весенний ветерок теребил русые волосы парня. Приятная усталость разлилась по всему телу.
Но что это? Как вкопанный встал он посреди степи. Вадим Иванович не верил в видения и прочую чепуху, но в этот солнечный весенний день в безлюдной степи перед его мысленным взором, как наяву, возникли лучистые глаза, слегка лукавая, озорная улыбка. «Какая она необыкновенная», - подумал Вадим Иванович. Как ни странно, даже непочтительные слова, сказанные ею на субботнике, уже не казались ему такими обидными.
Часто теперь стали видеть Вадима Ивановича бродящим по вечерам под окнами её дома. Но та же тропинка привела сюда и Гошу Бабарыкина, весёлого кудрявого гармониста, общего любимца всего пятого цеха. А девушке невдомёк, что это два парня ходят около её дома, да заливисто до самой утренней зари о чём-то поёт гармошка.
Однако кудрявый с гармошкой показался ей как-то проще, веселее. И тогда понял Вадим Иванович, что он третий лишний. Ушёл с дороги, не стал мешать чужому счастью.
Так, перелистывая одну за другой страницы своей нескладной жизни, незаметно Вадим Иванович добрёл до дома Марии Степановны.
- Добро пожаловать, - ласково приветствовала его хозяйка. - А мы вас заждались, стол давно накрыт. А это моя соседка Зоя, познакомьтесь.
- Мы уже знакомы, - кое-как поборов волнение, выдавил из себя Вадим Иванович.
И совершенно растерявшись от неожиданной встречи, встал в дверях и не двигался с места. Всё те же лучистые глаза, всё та же загадочная улыбка на лице.
- Да где же ты застрял, прошу к столу, - нетерпеливо сказала Мария Степановна, - и пирог остынет.
Вадиму Ивановичу помогли снять пальто и усадили как раз напротив огромного пирога на блюде.
- Зоя приготовила, - сказала Мария Степановна, указывая на пирог, - она у нас мастерица на все руки.
Вадиму Ивановичу налили чашку душистого чаю, и когда Зоя подавала ему на тарелке кусок слоёного пирога, он до боли остро почувствовал как ему не хватает домашней семейной теплоты.
Понемногу завязался разговор.
Для начала, как это принято у нас, поговорили о погоде. Потом перешли к цеховым делам. Даже Вадим Иванович, несмотря на обычную свою молчаливость, разговорился и сделал несколько веских и правильных замечаний по поводу прогулов и отдельных случаев нарушения трудовой дисциплины в пятом цехе.
А Зоя, тем временем, подперев голову рукой и глядя на него своими лучистыми глазами, внимательно слушала умный разговор.
- Может водочки примете, Вадим Иванович? - наконец спросила она.
Нахмурив брови, он строго сказал:
- Не одобряю этого баловства.
- И хорошо делаешь, - вступилась Мария Степановна, - что толку в этой водке. Правильно её называют «злодейка с наклейкой». Вон что она делает с людьми, посмотрите, - и она указала в окно на пьяную ватагу парней, толпящихся возле женского общежития.
- Не понимаю, почему её не запрещают продавать, - сурово насупившись, сказал Вадим Иванович.
Даже Зоя о чём-то взгрустнула. Ей припомнились бестолково прожитые годы с Гошей Бабарыкиным, отчаянным прогульщиком и разгильдяем. И, глубоко вздохнув, она сказала:
- Счастливая ваша жена.
Вадим Иванович поставил недопитую чашку чаю, встал из-за стола и заторопился надевать пальто.
- За угощение спасибо, приготовлено хорошо, а насчёт жены это вы зря, Зоя Николаевна. Никакой жены у меня нет, - сказал он и почувствовал, как комок подступает к горлу.
- Что ты, куда ты? - всполошилась Мария Степановна. - И пирог весь почти остался на столе. Может мы неправильно что сказали, так это по простоте, по необразованности. Ты уж нас прости.
Кое-как с Вадима Ивановича сняли пальто и снова усадили за стол. Теперь уже сама Мария Степановна, нарезав пирог и угощая Вадима Ивановича, говорила:
- А я и сама всё по-матерински хотела тебя спросить: почему ты не женишься? Ты мужчина видный, а девчат красивых у нас в пятом цехе много.
Прихлёбывая крепкий душистый чай, Вадим Иванович неторопливо начал:
- Я, Мария Степановна, за красотой на гонюсь. Главное в женщине - трудолюбие.
- Верно, верно говоришь. Красота она была и прошла, а с человеком надо жизнь прожить. Ну что ж, у нас в пятом цехе и таких много. Вот, хотя бы наша Зоя. И лицом вышла, и работы не боится, ударница труда. Однако, опять у меня что-то на кухне пригорело, - забеспокоилась Мария Степановна и вышла из комнаты.
Вадим и Зоя остались одни. Как долго ждал он этой минуты. Как много хотелось сказать важного, откровенного.
Но он молчал и машинально пил чай с пирогом. Не знал Вадим Иванович с чего начать разговор. Не из тех он был людей, которых в народе презрительно называют краснобаями и пустозвонами. О пустяках говорить он не любил, а самого важного, главного слова не приходило ему в голову.
Давно, по-видимому, ушла спать Мария Степановна, пропели петухи, возвещая о наступлении утра, а Вадим Иванович, выпивал чашку за чашкой, все молчал, лишь изредка украдкой взглядывал на Зою.
Наконец, пришла пора откланяться, горячо поблагодарить эту замечательную девушку, но, видимо, от того, что было съедено много пирога, когда Вадим Иванович встал из-за стола и наклонился, чтобы крепко пожать руку Зое, случилось непредвиденное, непроизвольное, до боли обидное и непоправимое…
Как смутный кошмарный сон вспоминал он дальнейшее: звонкий и весёлый смех Зои, Марию Степановну, выбежавшую из спальни (скорее всего она и не ложилась спать), впопыхах надетое пальто, а при выходе из тёплой квартиры хлестнувшую в лицо пургу.
Где-то недалеко впереди взвизгнула гармошка. Это с очередной попойки возвращался Гоша Бабарыкин в сопровождении двух девушек-крановщиц, которые безобидно пели непристойную частушку.
- Могли бы и посторониться, - строго сказал Вадим Иванович, когда они встретились на узкой тропинке и он, чтобы разойтись, чуть было не упал в сугроб.
Гоша прекратил играть и, обдавая Вадима Ивановича пьяным перегаром, сказал:
- Девчата, постойте, да ведь это же Вадим Иваныч, а я в потёмках его и не узнал. Здравствуйте, Вадим Иваныч. Вы, девчата, должны его знать. Это тот, который, помните тогда, в клубе…
Резкий порыв ветра заглушил последние слова Гоши Бабарыкина. Но судя по тому, как захохотали девчата, Вадим Иванович понял, что это были нехорошие, оскорбительные слова. В другой раз Вадим Иванович достал бы из кармана блокнот и записал фамилии грубиянов, но в эту минуту ему было не до них.
Он только махнул рукой: эх, люди, люди, и, не заходя в своё давно опостылевшее общежитие, пошагал в степь.
(198?)
ШПЛАТОВ Ян Иванович (р. 26.3.1937, с. Усть-Кут Иркутской обл. 2008. Чита), художник-живописец, чл. СХ России (1970), засл. художник РФ (1988). Обучался в художественных уч-щах Ярославля и Палеха, в 1957 окончил Иркутское художественное уч-ще. С 1961 живет в Чите. Участник художественных выставок с 1961 (обл., зональных, респ., всесоюзных, междунар.). Персональные выставки в Чите (1987, 1997). В разные периоды творчества обращался к натюрморту, тематической картине, пейзажу, портрету. Наибольших успехов добился в жанре пейзажа. Произведения хранятся в музеях страны и за рубежом, в частных собраниях. Лауреат премии президиума обл. конфедерации профессиональных творческих союзов «Чита-триумф» (1994), стипендиат президиума СХ РФ (1996). Награжден медалью «За заслуги перед Чит. обл.» (1997).
Лит.: Шплатов Я.: Каталог / Авт. И. Бурдуковская. - Чита, 1987; Календарь знаменательных и памятных дат Чит. обл. на 1997 г. - Чита, 1997.
Иманакова Е.Г. © Энциклопедия Забайкалья
P. S. Дату смерти к информации энциклопедии пришлось добавить. Нигде не указана дата смерти Яна Ивановича Шплатова.
Он писал удивительно лиричные пейзажи. Был непревзойдённым мастером, у Шплатова была выработана, помимо классического, своя, особенная, техника передачи цветов, а следовательно и настроения.
Конечно, о его работах писали и ещё напишут искусствоведы, критики, ценители живописи. В этом ЖЖ набросаны просто эмоциальные наброски о нём. О человеке, с которым можно делиться сокровенными мыслями и стихами, трудно рассказать множеству людей...
Проще рассказать о том, как мы реставрировали Свято-Воскресенскую церковь, там Ян Иванович, конечно, был лучшим. Кто бы в Чите знал Палех, кроме Шплатова?
Можно рассказать о том, как мы устраивали разные застолья. Я говорю - разные потому, что они, действительно, были разными, насыщенными.
Можно рассказать о том, как мы ходили к Владимиру Ивановичу Форову, это рядом, на Островского 28. Подолгу беседовали и, естественно, беседы всегда касались очень интересных тем. На столе всегда были коньяк и водка.
Можно рассказать о том, как я привез ему однажды заказ - портрет, за который ему заплатили деньгами и разным бартером, в числе платы была туша барана. Но почему-то без одной ноги. Но дело даже не в этом, а в том, что случилось более интересное явление, чем трехногий баран: выгрузив тушу, мы пошли в магазин, и Ян Иванович стал покупать там килограммов пять баранины, а когда я заметил, что в мастерской находится туша барана, он очень удивился...
О многом можно рассказать. И многие могут рассказать. У каждого был и есть в душе свой Шплатов. В этом году ему исполнится 80. Мог бы ещё писать и рассказывать...