(no subject)
Еще немного о нѣмецко-румынской оккупаціи Одессы (начало темы здѣсь):
(авторъ воспоминаній - извѣстный совѣтскій спортсменъ-велосипедистъ М. И. Рыбальченко)
Прошел слух, что румынам удалось сбить один из наших самолетов, который упал в море вблизи Одессы. Одного из погибших летчиков оккупанты извлекли из воды. И я был свидетелем того, с какими воинскими почестями румынская администрация хоронила советского воина.
На улице Дерибасовской впереди процессии, по обеим сторонам мостовой, шли румынские солдаты с интервалом в пять - шесть метров. За ними точно так же шли солдаты и гражданские лица, неся штандарты на древках. Позади, посередине улицы двигался запряженный черными лошадьми белоснежный старинный катафалк, на котором был установлен гроб с открытой крышкой. Лицо погибшего советского летчика было отлично видно. За катафалком шествовали мэр города и и его администрация. Замыкали процессию воинские румынские подразделения.
По обеим сторонам улицы останавливались прохожие, образуя людской коридор. Вся эта организованная похоронная процессия крайне удивила местных жителей - оккупанты хоронили боевого советского летчика во время войны!
Вскоре в местной печати появилась статья с описанием этого события.
"Во время оккупации наши враги предприняли даже амнистию для ПОЛИТИЧЕСКИХ заключенных.
Это было 30 августа 1942 года. Шла война, и не верилось, что такое может произойти, К полудню под усиленным конвоем из Центральной тюрьмы на центральный стадион в парке им. Шевченко привели более 200 амнистированных.
Там уже собралось большое количество жителей города. Местные власти во главе с мэром и его супругой много говорили о гуманности румынских оккупационных властей. После продолжительной церемонии был дан приказ конвою удалиться от заключенных, а самим заключенным было объявлено, что они свободны.
Каждому вручили по продовольственному подарку и произнесли доброе напутствие идти домой, к семьям. Тогда же был освобожден и мой сосед по камере старый большевик Барковский."
Самъ авторъ нѣсколько разъ арестовывался, послѣдній разъ даже подвергалсся пыткамъ (въ основномъ - глодомъ, холодомъ и неизвѣстностью), но всё-таки былъ освобожденъ:
Но за восемь дней до моего освобождения снова состоялся разговор со следователем. И тогда он сказал: «Вы коммунист, большевик, знаете подпольщиков, но не хотите нам сказать. Я - следователь, воспитанник английской разведки, и все хорошо понимаю. Ваше счастье, что я люблю спортсменов, поэтому постараюсь сохранить вам жизнь. Вы ждете большевиков. Они будут в Одессе, и вы их дождетесь. Но запомните: вы плохо знаете НКВД! Вас арестуют и сошлют в Сибирь только за то, что остались живы». К сожалению, его пророчество сбылось, а я на всю жизнь запомнил этот разговор с румынским следователем...
В печально известной всем Центральной тюрьме стояла угрюмая тишина. Все камеры закрыты на засовы. Меня втолкнули в одну из них. О, Боже! Камера N 40! Именно в ней я сидел при оккупантах в 1942 году. Там уже находилось 14 человек. Позже нас стало восемнадцать. Все сидели на цементном полу. В туалет выходить не разрешалось. У дверей стояла «параша»,... Днем можно было только сидеть на цементном полу, плотно прижавшись друг к другу, а ночью кое-как лежать, иногда - «валетом». При оккупантах в той же камере нас было четверо. Стояли железные кровати. У нас тогда не было спальных принадлежностей, и мы возмущались, что тесно, что плохо без постели на железных кроватях. А теперь на цементном полу возмущаться никто даже и не думал!
Далѣе слѣдуетъ разсказъ о воркутинскихъ лагеряхъ.
За ссылку спасибо mazyk
(авторъ воспоминаній - извѣстный совѣтскій спортсменъ-велосипедистъ М. И. Рыбальченко)
Прошел слух, что румынам удалось сбить один из наших самолетов, который упал в море вблизи Одессы. Одного из погибших летчиков оккупанты извлекли из воды. И я был свидетелем того, с какими воинскими почестями румынская администрация хоронила советского воина.
На улице Дерибасовской впереди процессии, по обеим сторонам мостовой, шли румынские солдаты с интервалом в пять - шесть метров. За ними точно так же шли солдаты и гражданские лица, неся штандарты на древках. Позади, посередине улицы двигался запряженный черными лошадьми белоснежный старинный катафалк, на котором был установлен гроб с открытой крышкой. Лицо погибшего советского летчика было отлично видно. За катафалком шествовали мэр города и и его администрация. Замыкали процессию воинские румынские подразделения.
По обеим сторонам улицы останавливались прохожие, образуя людской коридор. Вся эта организованная похоронная процессия крайне удивила местных жителей - оккупанты хоронили боевого советского летчика во время войны!
Вскоре в местной печати появилась статья с описанием этого события.
"Во время оккупации наши враги предприняли даже амнистию для ПОЛИТИЧЕСКИХ заключенных.
Это было 30 августа 1942 года. Шла война, и не верилось, что такое может произойти, К полудню под усиленным конвоем из Центральной тюрьмы на центральный стадион в парке им. Шевченко привели более 200 амнистированных.
Там уже собралось большое количество жителей города. Местные власти во главе с мэром и его супругой много говорили о гуманности румынских оккупационных властей. После продолжительной церемонии был дан приказ конвою удалиться от заключенных, а самим заключенным было объявлено, что они свободны.
Каждому вручили по продовольственному подарку и произнесли доброе напутствие идти домой, к семьям. Тогда же был освобожден и мой сосед по камере старый большевик Барковский."
Самъ авторъ нѣсколько разъ арестовывался, послѣдній разъ даже подвергалсся пыткамъ (въ основномъ - глодомъ, холодомъ и неизвѣстностью), но всё-таки былъ освобожденъ:
Но за восемь дней до моего освобождения снова состоялся разговор со следователем. И тогда он сказал: «Вы коммунист, большевик, знаете подпольщиков, но не хотите нам сказать. Я - следователь, воспитанник английской разведки, и все хорошо понимаю. Ваше счастье, что я люблю спортсменов, поэтому постараюсь сохранить вам жизнь. Вы ждете большевиков. Они будут в Одессе, и вы их дождетесь. Но запомните: вы плохо знаете НКВД! Вас арестуют и сошлют в Сибирь только за то, что остались живы». К сожалению, его пророчество сбылось, а я на всю жизнь запомнил этот разговор с румынским следователем...
В печально известной всем Центральной тюрьме стояла угрюмая тишина. Все камеры закрыты на засовы. Меня втолкнули в одну из них. О, Боже! Камера N 40! Именно в ней я сидел при оккупантах в 1942 году. Там уже находилось 14 человек. Позже нас стало восемнадцать. Все сидели на цементном полу. В туалет выходить не разрешалось. У дверей стояла «параша»,... Днем можно было только сидеть на цементном полу, плотно прижавшись друг к другу, а ночью кое-как лежать, иногда - «валетом». При оккупантах в той же камере нас было четверо. Стояли железные кровати. У нас тогда не было спальных принадлежностей, и мы возмущались, что тесно, что плохо без постели на железных кроватях. А теперь на цементном полу возмущаться никто даже и не думал!
Далѣе слѣдуетъ разсказъ о воркутинскихъ лагеряхъ.
За ссылку спасибо mazyk