О литературе и интеллигенции
Литература - онтологическое зло
но реакционер - родной брат акционера
Ителлигенция вначале была аръегардом уходящей аристократии, закатным сословием, разложение которого породило кислоту под названием "литература", втянувшую в свою кислотность все прочие сословия. Пусть выясняет и доказывает что хочет. пока еще может.
Аристократия уходила в никуда.
Не потому что ее согнали с ее места, а потому что ее место испарилось.
Все места имеют органический и технический аспекты.
Если господствует первый, имеем сословную систему. Как только начинает доминировать второй, места вырождаются вместе с сословиями при сохранении технической функциональности в силу формального технического равенства потенциальных исполнителей ролей (т.е. техничность делает исполнителей ролей тех.приложением к техн.местам с широкой взаимозаменяемостью, и не только в экономике, а практически везде).
Аръегард сначала прикрывал сам себя, уйдя в поместья, где, будучи свободным от служения, начал интенсивно рефлексировать, и от нечего делать занялся писательством, ставшим его профессией и квазифункцией-квазислужением, но уже не государству и через это народу, а абстрактно-идеализированному монстру под тем же именем, дабы снять свой собственный невроз от выпадения из целого после своего "освобождения" от него, и этим неврозом заражает весь социум, который и без этого нервротичен в силу глубокой трансмутации, вызванной все той же модернизаций, подавляющей органичность во славу техничности. Интеллигенция - плод этого всеобщего невроза, смягчающий его остроту и постоянно провоцирующего его.
Олигархия или военные
Интеллигенция не создала ни одного государства.
но развалила многие.
Организовать она может только кружки или
движения против власти, поскольку
сама ее природа - рефлексия, мутное зеркало, -
лишена воли к утверждающему единству, что
делает интеллигенцию квазижречеством,
возникшем из смешения больных остатков
всех трех традиционных сословий, и
которое, будучи склонным к либерализму,
причем часто к тотальному, действует
на социум как кислота.
Все современные новоделы восточной Европы
интеллигентские по происхождению и абсолютно
нежизнеспособны без Запада.
Посему интеллигенцию надо держать в узде,
используя там, где это возможно, но власти
не давать.
Есть только две силы (и типа), способные
к государственному творчеству - олигархия,
неизбежно рано или поздно становящаяся
наднациональной в силу своей сущности,
и военные.
Большевики тоже в общем были особой олигархией,
пока Сталин не очистил ВПК(б) от этого запаха
и превратил партию в аналог ордена.
качели гражданской войны
Служилое сословие, перестав быть служилым, стало литературным барством, породив интеллегентщину с больной рефлексией по поводу своей паразитарности, вовлекая в нее мещанство, и, тем самым, начало гражданскую войну еще 150 лет назад.
шестидесятники-XX лишь карикатурно повторили шестидесятников-XIX с поправкой на то, что их отцы делали ту самую революцию, продолжение которой их же и уничтожило. Это все та же литературшина.
Тут трагедия письменного слова, когда-то возникшего для обслуживания храмовых хозяйств.
Знаки всегда тяготеют к знакам и подготавливают изменения, которых от них вначале не ждут.
Дом бытия и дом престарелых
Филология деформирует "психологию", а та воспроизводит соответствующую себе филологию, переформатирующую первоначальную. В результате происходит масштабная деформация всей психосоциальной структуры вплоть до ее регресса с замещением на симулятивную.
Филология не язык команд, хотя отчасти они в ней тоже есть.
Это язык, формирующий способы (через установки в т.ч.) прежде всего восприятия и оценки у массового читателя. Филология создает обитель человеческого бытия и навыки ориентации в ней. Причем, бытие это транслокально, т.е. не ограничено рамками семьи или племени, где можно (и нужно) обойтись без филологии. А, коли так, то она и влияет на чел.бытие, опосредованно формируя мирочувствие и мироотношение, а через них и миродействие. Сама опосредованность может быть прямой (умение читать и понимать) или косвенной (через жрецов-толкователей).
В примере с Гоголем все просто. Он описал так, что ясно: это есть, но этого не должно быть, т.к. это - патология. А дальше сам собой вывод: раз это типичная патология, которой быть не должно, но которая не просто есть, но систематически (потому как типично) воспроизводится, надо что-то делать. А представление о том что и как зависит уже не только от автора (Гоголя) и общего фона, но и от (психо или социо)типа рецепиентов (Чернышевский, Герцен, Бакунин или Уваров), меняющих-развивающих филологическое поле дальше в разные стороны, подготавливая новый (до серебряного века и далее) урожай с него. Заметь: вначале вроде делать должен герой. Но затем герой, действуя в страдательной среде и не достигая цели, подвергается саморефлексии и сантиментизируетя. Получаем две нисходящих фазы гуманизма. Пока не наступает застой. всеобщий собес и дом престарелых. Который взрывает очередная волна рвущихся на волю и к власти деятелей, воспитанных Трифоновым или уже Марком Захаровым.