Леонид Чертков. Выпрямление словесности
...И сонные голоса
Прометея просили потушить факел.
Андрей Сергеев. Из стихов 1954 года
Еще с прошлого века в русской литературе начало складываться парадоксальное положение, когда писатели, с первых же шагов изгнанные или вытесненные из печати обстоятельствами литературно-политического момента, с трудом возвращались в нее или спустя многие годы (как Случевский), или уже посмертно (как Кюхельбекер). Что же касается клокочущего борьбой нашего времени, то оно на целую добрую часть и состоит из подобных казусов. Даже возвратившиеся в литературу в период т.н. «оттепели» такие советские поэты, как Пастернак, Заболоцкий, Мартынов, вынуждены были при публикации затушевывать даты написания своих произведений, ибо зазор был подчас попросту неприличен. Одним словом, времена, когда певец свободно и вдохновенно пел перед слушателями на берегу гераклитова потока времени, а на другой день начинал новую песнь, начисто забыв о предыдущей, миновали. Чтобы сохранить себя как индивидуальность, современный автор должен был поистине героически «над рукописями трястись» - причем не только над своими, но и над уцелевшими обрывками текстов безвременно погибших собратьев.
Сейчас мы и присутствуем при моменте, когда запруженный едва ли не наглухо поток вольной русской литературы кое-как начинает опять пробиваться сквозь толщу не только советской официальщины, но и, увы, закамуфлированной под изящную словесность вольной же деловой литературы факта. Но, поскольку эта тема слишком обширна, я ограничусь несколькими словами об авангардной части этой литературы, как-то связанной и с моим личным литературным опытом. Непосредственным же поводом к этим замечаниям послужило издание в прошлом году в СССР первой книги стихов моего сверстника Евгения Рейна, таранившего советские издательства ровно три десятка лет, и сборника «Круг»[1], отчасти состоящего из произведений его коллег, занявшихся тем же на десять лет позже (отметим, что одним из составителей сборника является также всё еще не публикующийся прозаик Борис Иванов). Причем, как легко заметить, в обоих случаях речь идет не об оппозиционной собственно литературе, а о литературе стилистически или тематически не подходившей под шаблоны советской литературной бюрократии. Будем надеяться, что это свидетельствует о начавшемся движении соков в скукожившемся, как красное дерево (хотя пока и без его товарной ценности), стволе новой российской словесности.
Как известно, в эмиграции в этом направлении уже кое-что было сделано, помимо толстых журналов общего характера, и групповыми, частью, увы, прекратившимися изданиями - такими, как «Ковчег», «Гнозис», «Эхо», «Аполлон-77», «Голубая лагуна», а также австрийским альманахом «Neue Russische Literatur». Уже получили, хотя и в разной мере, известность такие авторы, как С.Красовицкий, С.Стратановский, Е.Шварц, М.Ерёмин, Ю.Мамлеев, А.Ровнер, Н.Боков, М.Соковнин, К.Сарнов [2], Всеволод Некрасов, а также Г.Худяков и А.Амальрик (как драматурги). (Я не называю ряда лиц, имевших возможность публиковаться шире, и позволяю себе быть пристрастным.) Так вот - чтобы составить сколько-нибудь полное представление о лице этих авторов, читателю нужно провести самостоятельную исследовательскую работу, на что, разумеется, способны лишь единицы. Что же касается таких писателей, как Андрей Сергеев, Валентин Хромов, Михаил Красильников, Юрий Михайлов, Сергей Кулле (кое-кто из них выступает сейчас на родине как переводчик и популяризатор), то они остаются совершенно неизвестными читателю [3]. Все это вместе взятое и мешает составить адекватную картину подлинного состояния русской литературы - как на территории СССР, так и в эмиграции - 50-80-х годов нашего века.
Итак, огромный срок - более тридцати лет! На Западе за это время отшумели и «сердитые молодые люди», и «битники», и «новый роман». А мы, как в заколдованном сне, еще топчемся на месте, не можем что-то довыяснить, поделить места, установить очередь - на десятилетия уходя от призвания то в более доходные жанры, то в политику, то в быт, то в запой, - разумеется, при активной помощи власть предержащих - там, но не забывающих нас и здесь. А еще психологическое, но и печатное давление (в смысле издательских и журнальных планов) недовысказавшегося, как ему кажется, литературного прошлого. Когда в начале 50-х годов вместе с воздухом свободы через ослабленные заслоны хлынул поток информации и замолчанной литературы, мое поколение как раз находилось на подъеме, шло собственными путями, и вновь открываемые ценности нас не оглушали, а воспринимались как само собой разумеющиеся - или обогащали чем-то, в частности, или оставались просто уважительно признаваемыми. По слову английского поэта: «Учились мы так же естественно, как и потели». Причем движение шло как по официальной линии, так и по неофициальной.
Но если в официальной сфере к концу 50-х годов появились альманахи «День поэзии», «Литературная Москва», «Тарусские страницы», то в неофициальной пошли в лучших традициях - аресты, выкидывание из институтов и с работы, затыкание рта. И уже в 60-е годы молодая литература (за исключением небольшой в сущности когорты приспособившихся) ушла из литобъединений и кружков в подполье, Самиздат и в письменный стол (или в лагерную тумбочку). Проникавшие же на Запад - даже и без ведома авторов - редкие альманахи типа «Феникса» и «Синтаксиса», как и отдельные произведения, влекли обычно за собой новые преследования. Одновременно молодые (но постепенно начинавшие входить в возраст) авторы были буквально блокированы до сих пор не иссякшими воспоминаниями о золотых днях начала века, трех революций, большевистского террора и голодной эмиграции.
Так как я сам принял активное участие в раскапывании (вполне правомерном, конечно) литературного прошлого (отчасти ввиду невозможности публиковаться иначе), я должен теперь сказать, что оно, по жесткому слову П.Филонова, «дало меньше, чем обещало». Наверное, и в самом деле, всё созданное, но пропавшее как-то парит и носится в эфире и входит в сокровищницу литературы и языка, незримо питая развивающееся. И поэтому можно сказать, что прочитанные и открытые нами на ура - Анненский, Белый, Гумилев, Хлебников, Крученых, Ремизов, Замятин, Волошин, Мандельштам, Цветаева, Пастернак, Платонов, Ходасевич, Заболоцкий, Нарбут, Хармс, Вагинов, Набоков, Поплавский (чтобы говорить о наиболее ударном) - не подавляли, а именно окрыляли. И обнаруженное впоследствии уже мало что изменило.
И вот - московская и ленинградская школы (говорить о других - мало данных). Вторая - более оптимистично настроенная в смысле возможностей публикования «законным путем» - и, как видим, добившаяся известного успеха, хотя поистине сизифовым образом... Хотел было я высказаться более подробно о разных авторах, вспомнить неопубликованное, растолковать опубликованное - но решил не спугивать робкую синюю птицу надежды и удачи, а подождать дальнейшего движения воды - как там, так и здесь. Обобщать же тем более рано (вопреки уверениям «Нового журнала», что всё уже - представьте! - оценено. Кем? Где?). Возвращаясь же к сборнику «Круг», скажу, что о большинстве представленных авторов пока судить тоже рано. Можно, конечно, выделить уже «апробированных» Сергея Стратановского и Елену Шварц, а из частных удач - «Медногубую музыку осени» Елены Игнатовой и «Утро петербургской барыни» Виктора Кривулина. Но во всяком случае следует сказать, что опыт предшествующего авангарда ими изучается достаточно пристально.
Кёльн
мои примечания (И.А.):
1 статье Л.Ч. предшествует статья Юрия Колкера "Прошлое, никогда не бывшее настоящим" (с.7-8) со сноской:
«Круг». Литературно-художественный сборник. Составители Б.И.Иванов и Ю.В.Новиков. Ленинград, «Советский писатель», 1985, 312 с.
так что статья Л.Ч. является частью блока материалов, посвященного этому сборнику.
2 К.Сарнов - Владимир Галкин: "...в Париже в 197[8] году журнал «Ковчег» (Н. Боков) напечатал мой рассказ восьмилетней давности «Вечера Паши Мосина». Я был счастлив, но испуган, хотя и подписался «Кирилл Сарнов», да ещё Би-Би-Си его зачитало по радио.
3 Что же касается таких писателей, как Андрей Сергеев, Валентин Хромов, Михаил Красильников, Юрий Михайлов, Сергей Кулле (кое-кто из них выступает сейчас на родине как переводчик и популяризатор), то они остаются совершенно неизвестными читателю: как переводчик - Андрей Сергеев, как популяризатор - Валентин Хромов (статьи в "Науке и жизни").
«Русская мысль», июнь 1986. Литературное приложение № 3, с.8.
целиком во «Второй литературе».
спустя год вышла:
«Русская мысль», № 3676. Литературное приложение № 3-4. 5 июня 1987 с сообщением на первой странице:
"Настоящий выпуск был отпечатан в июне 1986 года ограниченным тиражом и в сокращенном объеме для участников Парижского симпозиума по русской постсимволистской поэзии. Сейчас издается полным тиражом «Русской мысли», в исправленном и переработанном виде, с добавлением ряда новых материалов".
но не сказано, что один материал ограниченного тиража № 3 отсутствует, а именно - статья Черткова.
см. там же.
5 апр 2024:
С.В. Дедюлин сообщил, что статья Л.Ч. была перепечатана в одном из основных выпусков газеты Р.М. того же периода.