Внесезонное обострение… или по лезвию бритвы
Как говаривал в свое время досточтимый партайгеноссе Вилли Оккам,
жизнь отличается от лезвия бритвы только тем,
что лезвие - короткое и прямое
- Да ни хочу я ничего, отстань, - он с силой захлопнул облупившуюся дверь и с ненавистью взглянул в помутневшее от старости зеркало, висевшее на обратной стороне. Оттуда на него смотрело что-то крупное, розовое, и как ему казалось, потрясающе неуклюжее.
Кулак непроизвольно сжался и со всей силы врезался в зеркальную гладь, которая пошла трещинами, и из середины вывалился острый и длинный кусок.
На компе гремел «Полет валькирий».
И сжав в ладони кусок зеркального стекла, он не почувствовал боли. Тогда он начал медленно полосовать руки, но стекло было тонким, а полоски выступающей крови очень узкими. Его движения становились все быстрее, стекло впивалось все глубже. У запястья его рука внезапно остановилась.
И в этот момент дверь распахнулась и он хотел опять крикнуть:
- Уходи!!!!!!!!!!!!!!
Но не успел.
Она падала навзничь, медленно, со смертельно белым лицом и широко открытыми глазами.
- Мамааааааааааааа!
Он пытался поднять ее с пола, оставляя везде кровавые следы.
Ее губы синели на глазах, и это было так страшно. Его всегда улыбающаяся, добрая, светлая мама превращалась в Панночку из старого советского фильма, который любила смотреть перед своей смертью бабушка.
А потом была Скорая, дико недоуменный взгляд врача, невнятные попытки что-то объяснить, наспех перебинтованные руки, глухая черная футболка с длинными рукавами и веселым Че Геварой. Пробег по длинным серо-зеленым больничным коридорам, звяканье капельницы, бессильно свесившаяся рука.
И долгие часы ожидания. Он забывался, и мама подходила к нему, гладила по волосам и смеялась, щекоча за ухом:
- Деня, Денечка, пора, проснись, мама тебя так любит.
Она говорила ему это каждое утро сколько он себя помнил, только в последнее время он не разрешал ей прикасаться к себе. Она всегда была рядом, как воздух, как солнце, он привык и уже не ощущал, насколько она нужна ему. Если...
Стукнула стеклянная дверь, врач устало сказал:
- Сердце у нее слабое. Состояние стабильное. Стабильно тяжелое.
И ушел.
Подошла медсестра:
- Мальчик, иди домой, ты ей здесь сейчас ничем не поможешь.
Он не верил ни во что, никогда, но сейчас он молился:
- Господи, пусть она живет, пусть живет, я больше никогда…
***
жизнь отличается от лезвия бритвы только тем,
что лезвие - короткое и прямое
- Да ни хочу я ничего, отстань, - он с силой захлопнул облупившуюся дверь и с ненавистью взглянул в помутневшее от старости зеркало, висевшее на обратной стороне. Оттуда на него смотрело что-то крупное, розовое, и как ему казалось, потрясающе неуклюжее.
Кулак непроизвольно сжался и со всей силы врезался в зеркальную гладь, которая пошла трещинами, и из середины вывалился острый и длинный кусок.
На компе гремел «Полет валькирий».
И сжав в ладони кусок зеркального стекла, он не почувствовал боли. Тогда он начал медленно полосовать руки, но стекло было тонким, а полоски выступающей крови очень узкими. Его движения становились все быстрее, стекло впивалось все глубже. У запястья его рука внезапно остановилась.
И в этот момент дверь распахнулась и он хотел опять крикнуть:
- Уходи!!!!!!!!!!!!!!
Но не успел.
Она падала навзничь, медленно, со смертельно белым лицом и широко открытыми глазами.
- Мамааааааааааааа!
Он пытался поднять ее с пола, оставляя везде кровавые следы.
Ее губы синели на глазах, и это было так страшно. Его всегда улыбающаяся, добрая, светлая мама превращалась в Панночку из старого советского фильма, который любила смотреть перед своей смертью бабушка.
А потом была Скорая, дико недоуменный взгляд врача, невнятные попытки что-то объяснить, наспех перебинтованные руки, глухая черная футболка с длинными рукавами и веселым Че Геварой. Пробег по длинным серо-зеленым больничным коридорам, звяканье капельницы, бессильно свесившаяся рука.
И долгие часы ожидания. Он забывался, и мама подходила к нему, гладила по волосам и смеялась, щекоча за ухом:
- Деня, Денечка, пора, проснись, мама тебя так любит.
Она говорила ему это каждое утро сколько он себя помнил, только в последнее время он не разрешал ей прикасаться к себе. Она всегда была рядом, как воздух, как солнце, он привык и уже не ощущал, насколько она нужна ему. Если...
Стукнула стеклянная дверь, врач устало сказал:
- Сердце у нее слабое. Состояние стабильное. Стабильно тяжелое.
И ушел.
Подошла медсестра:
- Мальчик, иди домой, ты ей здесь сейчас ничем не поможешь.
Он не верил ни во что, никогда, но сейчас он молился:
- Господи, пусть она живет, пусть живет, я больше никогда…
***