ОПЕРАЦИЯ НОГА. ЧАСТЬ.2
В понедельник, на третий день моего лежания в ББСП (большая больница скорой помощи) пришел ввечеру доктор - большой коленный специалист. Грустно посмотрел на мой гипс, почесал репу и сказал, что надо делать МРТ, но в ББСП, куда ежедневно свозят до сотни болявых и корявых, такой аппаратуры странным образом не оказалось. Мне пришлось выпрашивать это исследование у моей компании ДМС, причем для этого надо было ехать в какую-то другую клинику, а во всех клиниках, ясно дело, очередь на такие исследования. Отводя глаза в пол, доктор заводил длинные речи о том, что операцию при таких травмах сразу не делают, а лишь после стабилизации через 6 недель, а то и 6 месяцев. Короче, технично меня сливал. Как потом мне нашептали на ухо знающие люди: у этой больницы не было имплантов, которые требовала моя нога и достаточного опыта создания новых связок из донорских тканей пациента.
В итоге, моему новому рабочему начальнегу надоело слушать от меня по телефону про рефлексии лечащего врача, и он прислал за мной рабочий автомобиль, чтобы перевезти в самый пи*датый госпиталь, в котором такие операции поставлены на поток. И уже во вторник я разглядывала картины в приемном покое этой уникальной клиники, в которую, имея государственную квоту на операцию, стекаются редкие больные со всей России.
Мой спаситель договорился обо мне лично с заведующим травматологического отделения, и меня взяли по «хозрасчету» с твердым намерением найти хоть одну завалящую квоту и на мою несчастную ногу.
Встречать меня вышел полуангел-полудоктор такой сногсшибательной свежести и красоты, что я подумала, что я уже на небесах, и это один из архангелов. Я не удивилась бы, узнав, что он в свободное от сломанных ног время снимаются в рекламе жевательных резинок. Когда я стряхнула с себя это наваждение, он уже улыбался мне голливудской улыбкой со словами: «Ваша страховая говорит вам "нет", но я говорю вам - "да!».
Слово «да» провалилось куда-то в район потаенной точки «G», и я тяжело задышала. Он же поманил меня за собой в узкий кабинетик, я откинула костыли и буквально взлетела на указанную им кушетку. Мой спаситель взял ножнички и срезал последние оковы, препятствующие нашему сближению. Гипс пал, но я, вместо того, чтобы обвить освободившимися ногами шею этого полубога, очень некстати вспомнила про кусочек трески, завалившийся третьего дня в гипс. Я опустила глаза долу и стала тревожно обшаривать взглядом пол кабинета. Доктор решил, что я смутилась и отступилась от сердечных притязаний. Перебинтовав мне ногу эластичным бинтом, он вверил мою дальнейшую судьбу в руки доброй медсестры, которая пришла за мной с инвалидным креслом.
Свободных коек в этой больнице не было, и меня положили в 5-местную палату - на место заночевавшей в реанимации тетеньки. Я бодро прокостыляла в палату с ноутбуком наперевес, и 3 унылые бабушки, рядом с которыми стояли 3 не менее унылые утки, проводили меня такими тоскливо-потусторонними взглядами, что я, оставив вещички, тут же уковыляла коротать вечер на диванчик в коридоре. Я сидела там, читала книжку про управление судьбой и по-идиотски улыбалась (видимо, уже управляла вовсю). И тут ко мне подошел мой ангелоподобный доктор и спросил:
- Инна Батьковна, а были ли у вас раньше проблемы с сердцем?
Я поняла, что это мой последний шанс и ответила ему, вложив всю страсть в голос и всех чертей в глаза:
- До того, как встретила вас, доктор, не было!
У него странно вытянулось лицо. Откуда ж мне было знать, что в руках он держит расшифровку кардиограммы, которую мне сделали в приемном покое, и она недвусмысленно сообщала всем разбирающимся в сердечных загогулинах на длинных лентах, что дело - дрянь. А точнее - инфаркт миокарда.
Наутро освободилась платная палата с собственным сортиром и душевой кабиной, телевизором, микроволновкой и холодильником, шкафом-купе и кожаным диваном для гостей, и я туда переехала. А хули - помирать так с музыкой! (Но об этом позже). Первым делом я вымыла голову, сделала прическу, накрасилась, легла в постельку и стала ждать кардиологов. Травматологи со мной распрощались на неделю, за которую кардиологам предстояло привести меня в чувства. Сердечные врачи ходили ко мне постоянно, цокали языками, качали головами, мерили давление и пульс, всякий раз констатировали, что я еще жива и, сочувственно глядя в мои прекрасные очи, твердили что-то типа: «Налицо все признаки, и все сопутствующие факторы, но смущает возраст! Инфаркт в 33 года - это нонсенс». Я их утешала, что мне без одной недели 34, и это, конечно, существенно меняет дело.
Так в моей палате поселилась капельница с живительным желтым раствором и свободные уши самых разных специалистов, которым было искренне интересно слушать про то, что мои родители умерли очень рано и оба от сердца…
(продолжение следует)
В итоге, моему новому рабочему начальнегу надоело слушать от меня по телефону про рефлексии лечащего врача, и он прислал за мной рабочий автомобиль, чтобы перевезти в самый пи*датый госпиталь, в котором такие операции поставлены на поток. И уже во вторник я разглядывала картины в приемном покое этой уникальной клиники, в которую, имея государственную квоту на операцию, стекаются редкие больные со всей России.
Мой спаситель договорился обо мне лично с заведующим травматологического отделения, и меня взяли по «хозрасчету» с твердым намерением найти хоть одну завалящую квоту и на мою несчастную ногу.
Встречать меня вышел полуангел-полудоктор такой сногсшибательной свежести и красоты, что я подумала, что я уже на небесах, и это один из архангелов. Я не удивилась бы, узнав, что он в свободное от сломанных ног время снимаются в рекламе жевательных резинок. Когда я стряхнула с себя это наваждение, он уже улыбался мне голливудской улыбкой со словами: «Ваша страховая говорит вам "нет", но я говорю вам - "да!».
Слово «да» провалилось куда-то в район потаенной точки «G», и я тяжело задышала. Он же поманил меня за собой в узкий кабинетик, я откинула костыли и буквально взлетела на указанную им кушетку. Мой спаситель взял ножнички и срезал последние оковы, препятствующие нашему сближению. Гипс пал, но я, вместо того, чтобы обвить освободившимися ногами шею этого полубога, очень некстати вспомнила про кусочек трески, завалившийся третьего дня в гипс. Я опустила глаза долу и стала тревожно обшаривать взглядом пол кабинета. Доктор решил, что я смутилась и отступилась от сердечных притязаний. Перебинтовав мне ногу эластичным бинтом, он вверил мою дальнейшую судьбу в руки доброй медсестры, которая пришла за мной с инвалидным креслом.
Свободных коек в этой больнице не было, и меня положили в 5-местную палату - на место заночевавшей в реанимации тетеньки. Я бодро прокостыляла в палату с ноутбуком наперевес, и 3 унылые бабушки, рядом с которыми стояли 3 не менее унылые утки, проводили меня такими тоскливо-потусторонними взглядами, что я, оставив вещички, тут же уковыляла коротать вечер на диванчик в коридоре. Я сидела там, читала книжку про управление судьбой и по-идиотски улыбалась (видимо, уже управляла вовсю). И тут ко мне подошел мой ангелоподобный доктор и спросил:
- Инна Батьковна, а были ли у вас раньше проблемы с сердцем?
Я поняла, что это мой последний шанс и ответила ему, вложив всю страсть в голос и всех чертей в глаза:
- До того, как встретила вас, доктор, не было!
У него странно вытянулось лицо. Откуда ж мне было знать, что в руках он держит расшифровку кардиограммы, которую мне сделали в приемном покое, и она недвусмысленно сообщала всем разбирающимся в сердечных загогулинах на длинных лентах, что дело - дрянь. А точнее - инфаркт миокарда.
Наутро освободилась платная палата с собственным сортиром и душевой кабиной, телевизором, микроволновкой и холодильником, шкафом-купе и кожаным диваном для гостей, и я туда переехала. А хули - помирать так с музыкой! (Но об этом позже). Первым делом я вымыла голову, сделала прическу, накрасилась, легла в постельку и стала ждать кардиологов. Травматологи со мной распрощались на неделю, за которую кардиологам предстояло привести меня в чувства. Сердечные врачи ходили ко мне постоянно, цокали языками, качали головами, мерили давление и пульс, всякий раз констатировали, что я еще жива и, сочувственно глядя в мои прекрасные очи, твердили что-то типа: «Налицо все признаки, и все сопутствующие факторы, но смущает возраст! Инфаркт в 33 года - это нонсенс». Я их утешала, что мне без одной недели 34, и это, конечно, существенно меняет дело.
Так в моей палате поселилась капельница с живительным желтым раствором и свободные уши самых разных специалистов, которым было искренне интересно слушать про то, что мои родители умерли очень рано и оба от сердца…
(продолжение следует)