Мои преступные наклонности
Иногда мне кажется, что рано или поздно я совершу убийство. Причем произойдет это не в переполненном транспорте, где густо пахнущий смесью чеснока и перегара мужчина навалится мне прямо на больное плечо, и даже не на работе, когда двадцать первый из присутствующих двадцати двух студентов, находясь прямо под написанным на доске расписанием, испуганно спросит: «А как мне узнать расписание?» Нет, в этих сложных условиях выдержка меня не покинет. Боюсь, я убью человека в святых стенах Мариинки, прямо во время спектакля.
Возможно, это будет моя соседка слева, при каждом появлении Терешкиной громко кричащая в ухо мужу: «Ну, смотри же, бестолочь, это Лопаткина! Неужели она тебе не нравится? Мы же с тобой обожаем Лопаткину! Запомни, тебе безумно, ну просто безумно понравилась Лопаткина! А почему ты не слушаешь, какая красивая музыка? Тебе что, не нравится музыка?»
Впрочем, не исключено, что я предпочту соседа сзади, во время наилюбимейшей моей вариации бодро беседующего по мобильному телефону. «Да, ты представляешь, где я? На опере! Блин, правда на опере. Вот смотрю. Ага, и на сцене в натуре опера». Он очень вежлив, и на мое сообщение, что во время действия надо молчать, согласно кивает и извещает собеседника: «Ты представляешь, тут во время действия надо молчать. В натуре надо. Так что долго с тобой разговаривать не могу. Давай сворачиваем по-быстрому. Да, ты резину на авто сменил? А где? А почем?»
Хотя кто знает, не выберу ли я юную соседку справа. Сперва она долго шуршала пакетом, потом разворачивала пачку жевательной резинки, а теперь с упоением чавкает, явно не собираясь прекращать сие занятие ближайшие полчаса. Есть еще ее подружка, держащая на вытянутых руках мобильный телефон со светящимся экраном - так, что я тут же слепну на один глаз. Однако барышне этого мало, и она почти непрерывно делает снимки со вспышкой, каждая из которых сопровождается громким писком аппарата. Трудно сказать, догадывается ли простодушное существо, что вспышка освещает меня, а вовсе не сцену, так что толку от нее ни малейшего.
Выбор велик, и жажда убийства разгорается во мне с каждым мигом. И, наверное, рано или поздно оно свершится.
Так может быть, кто-нибудь из френдов не откажется пойти в присяжные?
Возможно, это будет моя соседка слева, при каждом появлении Терешкиной громко кричащая в ухо мужу: «Ну, смотри же, бестолочь, это Лопаткина! Неужели она тебе не нравится? Мы же с тобой обожаем Лопаткину! Запомни, тебе безумно, ну просто безумно понравилась Лопаткина! А почему ты не слушаешь, какая красивая музыка? Тебе что, не нравится музыка?»
Впрочем, не исключено, что я предпочту соседа сзади, во время наилюбимейшей моей вариации бодро беседующего по мобильному телефону. «Да, ты представляешь, где я? На опере! Блин, правда на опере. Вот смотрю. Ага, и на сцене в натуре опера». Он очень вежлив, и на мое сообщение, что во время действия надо молчать, согласно кивает и извещает собеседника: «Ты представляешь, тут во время действия надо молчать. В натуре надо. Так что долго с тобой разговаривать не могу. Давай сворачиваем по-быстрому. Да, ты резину на авто сменил? А где? А почем?»
Хотя кто знает, не выберу ли я юную соседку справа. Сперва она долго шуршала пакетом, потом разворачивала пачку жевательной резинки, а теперь с упоением чавкает, явно не собираясь прекращать сие занятие ближайшие полчаса. Есть еще ее подружка, держащая на вытянутых руках мобильный телефон со светящимся экраном - так, что я тут же слепну на один глаз. Однако барышне этого мало, и она почти непрерывно делает снимки со вспышкой, каждая из которых сопровождается громким писком аппарата. Трудно сказать, догадывается ли простодушное существо, что вспышка освещает меня, а вовсе не сцену, так что толку от нее ни малейшего.
Выбор велик, и жажда убийства разгорается во мне с каждым мигом. И, наверное, рано или поздно оно свершится.
Так может быть, кто-нибудь из френдов не откажется пойти в присяжные?