Вечер Рузиматова
Умом знаю, сколько Рузиматову лет, а в реальности, глядя на него, не вижу ни возраста, ни внешности, ни даже танца -- один завораживающий сгусток энергии.
Уж сколько было на моей памяти "Паван мавра", и каждая словно внове. Вчера Мавр был рожден для полета. Он не стоял твердо ногами на земле, как остальные, а непроизвольно поднимался на носки все выше и выше. Даже руки его, стоило забыться, постепенно взмывали вверх. Но не тут-то было -- на них тяжелым грузом висла Дездемона, да еще прицеплялся Яго. Совместными усилиями им удалось поломать Отелло крылья, однако оказалось, что без них он теряет рассудок и саму жизнь. Убив Деземону и себя, в последний миг он вспоминает утраченный полет.
Во втором акте Рузиматов станцевал современный дуэт, где женщине тоже от его героя не поздоровилось, следом -- любимую "Адажиетту", где страдает от одиночества (с чего бы это?). Причем и тут он показался иным, чем всегда. Обычно его поэт яростно борется до последнего, а тут был словно в полусне-полбреду, покорно подчиняясь судьбе, и лишь в финале, выстрелив в себя, увидел жизнь яркой и настоящей.
По окончании мы, девочки разных возрастов, с букетами цветов благодарно встали в очередь (блондинку и брюнетку Фарух на наних глазах довел, а вот я, в примеру, рыжая. Рыжих не было -- что за дискриминация!). А он после поклонов вдруг взял и открутил фуэте -- вихрем, на точке. "Вы, нынешние -- ну-тка!"
Уж сколько было на моей памяти "Паван мавра", и каждая словно внове. Вчера Мавр был рожден для полета. Он не стоял твердо ногами на земле, как остальные, а непроизвольно поднимался на носки все выше и выше. Даже руки его, стоило забыться, постепенно взмывали вверх. Но не тут-то было -- на них тяжелым грузом висла Дездемона, да еще прицеплялся Яго. Совместными усилиями им удалось поломать Отелло крылья, однако оказалось, что без них он теряет рассудок и саму жизнь. Убив Деземону и себя, в последний миг он вспоминает утраченный полет.
Во втором акте Рузиматов станцевал современный дуэт, где женщине тоже от его героя не поздоровилось, следом -- любимую "Адажиетту", где страдает от одиночества (с чего бы это?). Причем и тут он показался иным, чем всегда. Обычно его поэт яростно борется до последнего, а тут был словно в полусне-полбреду, покорно подчиняясь судьбе, и лишь в финале, выстрелив в себя, увидел жизнь яркой и настоящей.
По окончании мы, девочки разных возрастов, с букетами цветов благодарно встали в очередь (блондинку и брюнетку Фарух на наних глазах довел, а вот я, в примеру, рыжая. Рыжих не было -- что за дискриминация!). А он после поклонов вдруг взял и открутил фуэте -- вихрем, на точке. "Вы, нынешние -- ну-тка!"